18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Главная евроинтеграционная биеннале современного искусства Manifesta отмечает свое 20-летие в Санкт-Петербурге — выставкой уважаемого немецкого куратора Каспара Кенига в Государственном Эрмитаже (где, в свою очередь, отмечают собственное 250-летие) и городским фестивалем, который, стартовав в конце июня, продлится до осени. Первая Manifesta в Восточной Европе, пожалуй, самое значительное событие в календаре российского современного искусства в этом году.
Получив предложение стать куратором Manifesta в Петербурге, долго раздумывали, прежде чем ответить согласием? Вы уже были знакомы с Пиотровским?
Нет, мы не были знакомы, хотя я слышал, конечно, о нем, о его отце, большом советском ученом. Я был одним из трех, к кому обратились с предложением по Manifesta, и, когда предложение поступило, ответил согласием немедленно. Притом не могу сказать, будто захватывала идея сделать выставку для Manifesta, но предложение от Эрмитажа — вот это было интересно. Я прежде никогда не бывал в Петербурге, но много знаю о революции, об истории города: я родился в 1943 году, в разгар войны, которая многое значит в этой истории. Я типичный интеллигент из послевоенной Западной Германии, который застал в конце 1960-х полное освобождение от призрака нацизма и прощание с уходящей эпохой, — так что в истории моих отношений с искусством всегда можно усмотреть какой-то политический аспект, однако интересует меня все же искусство, а не политика. Вот Пиотровский — настоящий политик, блестящий дипломат; наверное, потому что востоковед, а не просто историк искусства.
Еще Михаил Борисович — скептик и прагматик. Во многих интервью у него повторяется: «Музей — это нечто между храмом и Диснейлендом» — и еще: «В современном искусстве 50% жульничества и 50% искусства». А из вашего опыта работы директором музея — чем можете поделиться?
Ну, я не совсем тот случай. Я не вырос при музее, мне не надо было проходить все эти ступени музейной иерархии. Я даже не изучал историю искусства. Так что, если бы на должность куратора Manifesta проводился открытый конкурс, мою заявку, наверное, не стали бы и рассматривать: нет ученых степеней и так далее. Я, скорее, дилетант, любитель в хорошем смысле слова, мне нравится наблюдать, как люди смотрят на что-нибудь, это смешение приватного и публичного, есть в этом что-то вуайеристское.
Часто приходится сталкиваться с необходимостью разъяснять, зачем современное искусство нужно и что оно вообще значит. Как с этим было в Петербурге? Вас легко понимали?
К сожалению, мы часто воспринимаем друг друга посредством неких клише, даже не отдавая себе в том отчета; что-то такое и со мной случилось, когда я только сюда приехал. Чужой в новой среде всегда более чувствителен и уязвим: тебя задевают люди, ты задеваешь людей… Но выставка, я надеюсь, покажется вполне доступной большинству людей, хоть я и не задумывал ее как доступную.
Полагаю, нашу работу если и будут критиковать, то во многом по той же причине, почему в России литература всегда играла более важную роль, чем изобразительное искусство. Даже Пиотровский, когда мы ходили по будущей выставке, требовал: «Вы должны объяснить то и это». Хотя вообщето нормально, чтобы искусство говорило само за себя. Поэтому будет у нас и каталог, и экскурсии, и аудиогид, и к выставке полно образовательных программ, но сама выставка — нет, она не поучающая, не дидактическая.
Как вам знаменитая российская бюрократия? Научились подходам?
И даже наладил кое-какие контакты. Но предложи бы мне сейчас начать сначала, я бы поступил по-другому. Потрачена уйма времени на объяснения — и на разговоры, разговоры…
Каждая из существующих в мире биеннале современного искусства (а их уже не менее 120) несет в себе «родовую травму»: время и место создания отражается и в концепции, и в мировоззренческой позиции. Причиной и мотивацией появления европейской биеннале современного искусства Manifesta cтало долгое и мучительное движение европейских стран к единому союзу. Весть о ее создании пришла сразу же вслед за падением Берлинской стены и подписанием в 1992 году Маастрихтского договора о создании Европейского Cоюза. Название предложил знаменитый куратор Рене Блок, который, в свою очередь, почерпнул его в одном из текстов движения Fluxus. Оригинальной же «фишкой» стала также флюксусовская идея постоянной мобильности и смены места — на этом все сравнения заканчиваются, поскольку к флюксусовской анархичности быстро прикрутили прагматику. В заявленной концепции предполагалось, что, в отличие от других биеннале, Manifesta каждый раз будет проходить в новом месте, и для этого на карте Европы выбирается наиболее важная или проблемная точка. Понятие «Европа», впрочем, не рассматривалось строго географически, поскольку всем было ясно, что интересы и прочные связи Европы выходят за ее нынешние пределы. Организаторы видели пользу от кочевничества еще и в дополнительной страховке от коррумпированности. При рождении вообще было сделано достаточно радикальных жестов и заявлений о намерениях: и про ориентацию преимущественно на молодое искусство, и про новые формы кураторской работы, и про левый критический дискурс. «Роды», однако, проходили не так уж и гладко, сроки биеннале два раза переносили, но наконец в 1996 году она все же открылась в Роттердаме. Для российского искусства большой удачей было приглашение в кураторский пул Manifesta российского куратора Виктора Мизиано, который не только отвечал за общую драматургию и идеологию, но и занимался отбором художников — так в роттердамский проект оказались вовлечены Олег Кулик, Дмитрий Гутов, Вадим Фишкин, Юрий Лейдерман, Арсен Савадов и Юрий Сенченко. Важно, что проекты художников не были собраны в одном месте, а создавали целую сеть в городской среде: Олега Кулика приютила знаменитая голландская организация новых медиа V2 (будучи там с выставкой буквально через полгода, я слышал передаваемые из уст в уста легенды о радикальном русском художнике), а Дмитрию Гутову вообще повезло поработать внутри старейшего Музея Бойманса — ван Бенингена, который открыл свои двери современному искусству.
За 20 лет существования Manifesta проводилась в Нидерландах, Люксембурге, Словении, Германии, Испании, Италии, снова в Испании, в Бельгии. Заявленные темы согласовывались с проблематикой места, и далеко не всегда местом проведения становились столицы или крупные мегаполисы. В Люксембурге в 1998 году уже громко звучала тактика site specific work (работа художника, сделанная специально для конкретного места), там же была запущена «Информационная лаборатория», собирающая материалы о художественных тенденциях в европейских странах, ставшая основой растущего архива. Manifesta 3 в Любляне в 2000 году под названием Синдром границы разбиралась в сложных балканских проблемах.
Но на этом пути были и неудачи. Так, в 2006 году Manifesta 6 была заявлена непосредственногорячей точке Европы — на острове Кипр, где уже много лет длится противостояние между турками и греками. Идея была в том, чтобы организовать экспериментальную художественную школу, двухобщинную и международную по составу участников, а также создать новые художественные работы в общественном пространстве. Однако за три месяца до открытия проект был отменен. В 2008 году Manifesta 7 заняла даже и не город, а целую область в Италии, где было необходимо поддержать историческое наследие и привлечь к нему внимание. И это получилось, так как по количеству зрителей ту биеннале считают самой успешной.Вообще опыт Manifesta показывает, что современное искусство можно выставлять везде, от Люксембурга до Урюпинска.
В канун юбилейной, десятой по счету, Manifesta ее местом был объявлен Санкт-Петербург и один из крупнейших музеев мира — Эрмитаж, что довольно необычно. Как это получилось? По версии директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, идею подсказал ему Рем Колхас. Именитый голландский архитектор несколько лет работал с Эрмитажем над проектом реконструкции Главного штаба и, хотя в конкурсном проекте проиграл местной архитек-турной «Студии 44» братьев Явейнов, остается другом и консультантом музея. Такого рода международная экспертиза вообще входит в тактику Пиотровского. У Эрмитажа уже несколько филиалов-спутников в Амстердаме, Венеции, Выборге, Казани; раз в год собирается консультативный совет Эрмитажа, куда входят директора крупнейших музеев мира; а в 2007 году в музее был создан новый отдел «Эрмитаж 20/21», целью которого было заявлено «последовательное представление наиболее актуальных тенденций в современном российском и западном искусстве». То есть все было сделано для того, чтобы подчеркнуть, что Эрмитаж — это не только российское, но и общемировое достояние.
Для постоянных наблюдателей история Manifesta в Петербурге начинается со знаменитой фразы Пиотровского «Только музей может решать, оскорбляет произведение чьи-то чувства или нет», которую он сказал в ответ на известные события (события касались экстремизма, рядящегося в одежды «народного мнения» и поощряемого нелепыми законами: сначала поступило подметное письмо с угрозами на моноспектакль Лолита Леонида Мозгового, затем была брошена бутылка с запиской в окно музея Набокова и, наконец, на сам Эрмитаж написали жалобу во время выставки Джейк и Динос Чепмены. Конец веселья, где сообщалось, что работы британских художников «оскорбляют чувства верующих и являются экстремистскими»).
Реакция ощутимо наступала на культуру и пыталась диктовать свои законы. Именно к ней и была обращена отповедь Пиотровского. В российской ситуации это был очень решительный и смелый жест. Все поняли, что директор Эрмитажа начал войну. И как грамотный политик эту войну он ведет через обращение к миру. Бюрократическая сложность выбора Петербурга касалась и прописанногорегламента Manifesta, согласно которому принимающая страна финансово участвует в расходах, — то, что Санкт-Петербург выделил 142 млн руб. из городского бюджета на проведение биеннале современного искусства, является удивительным прецедентом и вершиной дипломатии.
Но не прошло и десяти дней после оглашения намерения провести Manifesta в Петербурге, как посыпались протесты. Первая волна касалась дремучих законов одиозного депутата Милонова о «запрете пропаганды гомосексуализма в Петербурге» — и, как можно было ехать в такой Петербург фестивалю с его принципами, многим казалось непонятным. Имя куратора еще не было известно, и все претензии адресовались директору Manifesta Хедвиуг Фейен, но она мягко парировала удар.
Наконец 15 августа был официально объявлен куратор, им стал Каспер Кениг. Он подоспел как раз ко второй волне протестов, связанных с событиями на Украине, и, попав в довольно сложную ситуацию, включил весь арсенал своих связей и возможностей, пойдя практически ва-банк. Проработав 12 лет директором крупного Музея Людвига в Кельне, он прекрасно понимает проблемы Эрмитажа, поэтому его версия Manifesta целиком посвящена настоящему и будущему этого учреждения, его сложным внутренним задачам по соединению классической коллекции, самого музейного духа и современного искусства, а также необходимости воспитания зрителя и непростым взаимоотношениям с законодательной властью, которая пытается навязать культуре свои правила.
А изменения в Эрмитаже происходят действительно эпохальные: Матисс уже переехал с привычного третьего этажа Зимнего дворца в Главный штаб, а на его месте монтируется живопись американки Николь Айзенман, как будто собравшей всю историю модернизма. Кениг вникает в каждую деталь и даже сам таскает холсты с места на место, продумывая экспозицию.
В Главном штабе он проводит меня через все залы, показывая, как огромная инсталляция Томаса Хиршхорна вламывается в безжизненную «неоклассику» архитектуры братьев Явейнов, затем ведет через «кошачий» тоннель, выстроенный видеоартистом Эриком ван Лисхаутом, и подчеркивает, что видео везде будет идти на двух разнесенных экранах на русском и английском языках одновременно. Останавливается у только что привезенной отливки Венеры и поясняет, что она будет ярко раскрашена по рисунку Ханса-Питера Фельдманна. Обходя зал за залом еще не смонтированную экспозицию и пытаясь увидеть ее с ним вместе, понимаешь, что результат, в общем, уже есть. И он получился довольно интересным.
Все новые законы о «нравственности», казалось, сделают невозможным проведение практически любой выставки современного искусства теперь. Однако «закон суров, но это закон», это бюрократия, и юридическому отделу Эрмитажа нужно просто внимательно следить за соблюдением формальностей. На время Manifesta музей будет работать в штатном режиме и с единым билетом — как на обычную свою экспозицию, так и на проект биеннале; цена билета останется прежней, но на нем появится предупреждение «16+», а у залов с объектами Manifesta (где это необходимо) будут установлены соответствующие таблички. Таким образом, зритель предупрежден и сам принимает решение.
