Когда Жан Дютур, член престижной Французской академии, услышал о планах строительства пирамиды Лувра, он отреагировал словами: «Бедная Франция». Но 4 марта 1989 года главный вход авторства китайско-американского архитектора Юй Мин Пэя (кит. Бэй Юймин) все же был торжественно открыт президентом Франсуа Миттераном — после нескольких лет споров, яростнее которых Париж не слышал, пожалуй, со времен появления «бесполезной и чудовищной» Эйфелевой башни — ее ведь тоже поначалу не принимали. Замысел архитектора вызвал бурную дискуссию, вдохнув в Лувр новую жизнь и спровоцировав перемены в музейной архитектуре по всему миру.
В своих мемуарах глава кураторской команды проекта Мишель Лаклотт подчеркивает, что ключом к успеху стали политические рычаги. «Дизайн Пэя выбрал лично Миттеран. Он отказался от международных конкурсов и проигнорировал протесты архитекторов королевского дворца», — подтверждает Жан-Рене Габорит, глава отдела скульптуры Лувра с 1980 по 2004 год. «Любое сопротивление и все возражения были отринуты», — вспоминает Франсуаза Мардрус, глава исследовательского центра по изучению истории Лувра, тогда работавшая под началом Лаклотта.
А сопротивление было ожесточенным. Дютур в печати «призывал к восстанию». Газета Figaro окрестила пирамиду «новой безделушкой». На прилавках магазинов появилась книжка, принадлежавшая перу трех анонимных искусствоведов, где страстно разоблачался «великий обман Великого Лувра». Архитектор признавался, что никогда прежде не подвергался таким жестоким нападкам. Габорит вспоминает, что, когда тот представлял проект французской Национальной комиссии по историческим памятникам, его переводчик специально пропускал некоторые комментарии, а потом и вовсе разрыдался. Впрочем, сам Юй Мин Пэй отнесся к прохладному приему с пониманием: «Здесь не Даллас!»
Журнал L’Amateur d’art ехидно интересовался, «почему Миттерану пришлось выбрать японо-американского архитектора (sic!) — ведь французский никогда бы не испортил пейзажную перспективу к западу от Парижа». А критик Le Monde Андре Фермижье и вовсе назвал постройку «инородным телом, демонстрирующим пренебрежение к нашей истории». И даже в знак протеста уволился из газеты, когда она выпустила специальное приложение, посвященное будущей пирамиде.
Один из самых невероятных слухов, циркулировавших в то время, приводился в статье, где утверждалось, что для мытья 70 треугольных и 603 ромбовидных стеклянных панелей понадобятся «акробатические навыки индейского племени, специально выписанного из Канады». Еще поговаривали, что пирамида — масонская и президент-социалист все рассчитал: в ней ровно 666 частей, чтобы отдать дань почитания дьяволу.
На самом деле стеклянное сооружение высотой 22 м моют и чистят промышленные альпинисты. Пирамида, стоящая на квадратном основании площадью 35 кв. м и поддерживаемая 200-тонной стальной и алюминиевой конструкцией, окружена треугольными бассейнами и еще тремя небольшими пирамидами. Архитектор был одержим светом, поэтому его главной целью было найти стекло, которое бы взаимодействовало с небом и окружающей средой, не искажая вид на внутренний двор музея.
«Мы были сильно впечатлены новыми пространствами и толпой, хлынувшей к галереям, и сразу поняли, что выиграли это сражение», — вспоминает день официального открытия нового входа Мардрус. «Теперь, когда пирамида закончена, — отмечала газета New York Times, — кажется, замолчали даже самые непримиримые критики проекта, и во французской столице стало модным не только милостиво принимать новое строение, но и выражать на его счет искренний энтузиазм». Успешная реализация этого проекта привела к рождению популярной сегодня концепции, предполагающей, что первым произведением искусства в любом музее должна быть его архитектура.
Нынешний директор Лувра Жан-Люк Мартинес по-прежнему уверен, что творение Юй Мин Пэя стало толчком к росту и успеху музея. Более 10 млн человек (по сравнению с 3,5 млн в 1989-м) миновали эти стеклянные двери в прошлом году. «Пирамида — узнаваемый символ, сразу перемещающий посетителя в самое сердце музея», — говорит Мартинес. Реновация обеспечила 230 тыс. кв. м новых площадей, позволив удвоить выставочное пространство до 50 тыс. кв. м. Средства были частично выбиты у Министерства финансов Франции с целью сделать Лувр «самым большим в мире музеем». Общая стоимость проекта в итоге выросла до 7 млрд франков, в сегодняшнем пересчете — €1,5 млрд. «Президент решил, что на первом месте должна стоять культура, а не финансы», — говорит Мардрус.
Лувр обзавелся галереей для временных выставок, концертным залом, экспертной лабораторией, библиотекой, парковкой для экскурсионных автобусов, гардеробом и ресторанами. «Это строительство в Париже также привело к важным археологическим раскопкам, положившим начало новому национальному археологическому институту», — добавляет Мартинес. По его словам, архитектурная трансформация открыла путь к «профессионализации» музея: «Мы были как семья, но внезапно пришлось научиться управлять целым маленьким городом». Прежде в Лувре не было ни отдела обслуживания посетителей, ни департамента по связям с общественностью, ни даже собственной пожарной службы. Система охраны и безопасности также оставляла желать лучшего, ее серьезно обновили лишь после дерзкой кражи полотна кисти Камиля Коро в 1998 году. Штат сотрудников сегодня увеличен с 1 тыс. до 2,1 тыс. человек, из которых 1,2 тыс. — охранники.
Единый вход, полагает Мардрус, «сыграл ключевую роль» в судьбе музея. Однако еще больше десяти лет после открытия входа-пирамиды у Лувра не было директора, музей не контролировал ни свой бюджет, ни персонал и все его семь департаментов считались независимыми. Чтобы внести изменения, потребовались крупные реформы, завершившиеся лишь к 2003 году. «Мы подготовили музей к бремени массового туризма, — полагает Габорит, — а еще поняли, что с этого момента нам придется самим находить деньги».