Барбара Крюгер: «Слава богу, я художник, а не какой-нибудь блогер, тиктокерша или кинозвезда»

Вероятно, Барбару Крюгер (р. 1945) на сегодняшний день можно назвать одним из самых влиятельных живущих и работающих художников. Ее стремление уничтожить клише так же узнаваемо, как само клише, и буквально пронизывает всю массовую визуальную культуру. Она стала известна уже благодаря ранним произведениям, таким как «Без названия» («Я покупаю, следовательно существую») (1987) и «Без названия» («Tвое тело — поле битвы») (1989), которые породили множество подражаний и вариаций.

Однако, прекрасно понимая, что влияние работает в обоих направлениях, Крюгер в ее произведениях часто признается, что она не только творец, но и потребитель, и обращается к другим потребителям, причем даже к плагиаторам, которые, в свою очередь, выстраивают диалог с ней. Она, как никто, знает, что художники постоянно переделывают и дорабатывают свои работы. Ее будущая ретроспектива в Чикагском институте искусств «Думая о тебе, то есть о себе, то есть о тебе» — прекрасная иллюстрация этой мысли: на пяти больших светодиодных дисплеях появляются ее фразы, ставшие афоризмами, вместе они заменяют статичное изображение чем-то подвижным и живым, больше похожим на мем.

Вашу новую выставку вы называете «антиретроспективой». Какой смысл вы вкладываете в это определение?

На самом деле я не помню, чтобы такое говорила, имея в виду именно ее бинарность. Дело, скорее, в том, что эта выставка представляет собой не просто собрание всех моих работ. Работ, которые можно просто повесить на стену, забив гвоздь, не так уж и много. В основном это плакаты и постеры, архитектурно определенные пространством. Выставка в Чикаго будет выглядеть совершенно иначе, чем та, что поедет в LACMA, а потом в атриум MoMA. (В 2022 году выставка отправится в тур в Художественный музей округа Лос-Анджелес и Музей современного искусства в Нью-Йорке. — TANR.) Композиция задается архитектурой, и это то, что я люблю делать.

Экспозиция также включает мурал, где показаны разные реакции людей на ваши произведения. Вас не удивляет, что ваши работы зажили собственной жизнью?

Некоторые из моих ранних работ появились благодаря скорости, которой я научилась, работая редакционным дизайнером, еще в 1960-х годах, в доцифровую эпоху, в журнале Mademoiselle. Я понимала: люди пролистывают журнал, и, если можешь заставить их задержаться взглядом на какой-то странице, это хорошо. Вот почему многие мои произведения зажили по-новому в цифровой вселенной, где можно присваивать идеи.

Вы когда-нибудь подавали в суд на кого-нибудь за нарушение ваших авторских прав?

Я сижу на сайте Redbubble, где люди создают плакаты и футболки, и иногда моя галерея просит их убрать какие-то вещи, и они подчиняются. Так что я не против авторских прав. Но у меня нет собственного шрифта. Я не подаю в суд. Я позволяю всем этим корпорациям, ворующим магнатам-капиталистам делать это. Я считаю, что авторские права — это эвфемизм для обозначения контроля на определенном уровне. Помните, когда первый файлообменник Napster проиграл первый большой судебный процесс, звукозаписывающая индустрия подумала, что одержала победу? И что в итоге? (Сервис позволял легко обмениваться музыкальными файлами, что привело к обвинениям со стороны музыкальной отрасли в нарушении авторских прав. Однако в ответ родились децентрализованные peer-to-peer-сети, контролировать которые гораздо сложнее. — TANR.) Мы живем в цифровой вселенной. Жизнь в Сети еще недавно была глотком свободы, раскрепощением, а теперь это сплошные преследования, разрушения, наказания за посты и репосты. Она задействует как лучшее, так и худшее в нас.

Вы создали «Без названия» («Твое тело — поле битвы») в 1989 году накануне демонстрации в Вашингтоне против запрета абортов. Можете рассказать, как возникла идея этой работы?

Насколько я помню, в 1989 году я была на двух предыдущих огромных демонстрациях в Вашингтоне в поддержку репродуктивных прав женщин. Мы думали, что точку поставили в 1973 году (речь об историческом деле Роу против Уэйда, когда суд постановил, что женщина может прерывать беременность. — TANR), но случился 1989 год, и, по сути, битва продолжается до сих пор. Я тогда обратилась к Planned Parenthood и NARAL, организациям, выступающим за выбор, и предложила им мои услуги, но в одной из них мне сказали, что у них уже есть рекламное агентство. Они не знали, кто я такая; да и я почти не знала, кто я такая. Так что я сама распечатала эту работу, ходила с моими студентами по программе независимого обучения в Музее Уитни и вешала ее по всему Манхэттену.

И конечно же, эта работа актуальна и сегодня. Она все еще используется.

Да, вот буквально в этом году — в индийском проекте Sanitation First о менструации. В Индии сейчас кризис — не только из-за ковида, но и из-за дискриминации по признаку бедности, класса, касты и пола, поэтому они обратились ко мне с просьбой использовать постер «Tвое тело — поле битвы» в качестве шаблона. Это была кампания, направленная на то, чтобы начать открыто говорить о женском теле и предметах гигиены.

Вас, наверное, заваливают такими просьбами — постоянно просят работы?

Я получаю десятки писем каждый месяц, но я не в состоянии выполнить все эти заказы. У меня нет помощников. Все сама.

Прямо перед президентскими выборами 2016 года вы сделали обложку журнала New York, где влепили красную полосу со словом «лузер», одно из любимых ругательств Трампа, прямо на лицо будущего президента, снятое крупным планом.

В том-то и дело, я хотела придумать слово, которого он боится больше всего в жизни. Я ни в коем случае не пыталась предсказать результат выборов. Я лишь знала наверняка, что он не проиграет. Я наблюдаю за этим парнем уже 35 лет: на шоу Говарда Стерна, в реалити «Ученик». Я знаю, на что он способен, и то, что он делает, у него очень хорошо получается. Республиканцы полны огня и серы — они знают, как выразить свою ярость. Не так много демократов обладают таким ораторским даром.

Политики когда-нибудь просили вас им помочь?

Не совсем. Да я бы и не стала делать плакат для какой-то конкретной политической кампании. Это сильно сужает смысл работы, да и у меня проблемы с выбором кандидатов. В 2016 году я вместе с другими художниками выпустила альбом, чтобы помочь собрать деньги для кандидата от демократов Хиллари Клинтон. Мы использовали цитату Карла Крауса: «Секрет демагога в том, чтобы выставить себя таким же глупым, как его аудитория, и тогда они поверят, что они такие же умные, как он». Но это был не плакат для Клинтон, речь шла о победе над Дональдом Трампом.

Раз уж мы заговорили о злоупотреблении властью… Вас часто сравнивают с Дженни Хольцер, потому что вы обе интересуетесь этой темой, а также вас объединяют феномен языка и стремление сделать произведение искусства доступным массам, используя плакаты или наклейки. Но чем вы друг от друга кардинально отличаетесь?

Мы с Хольцер разделяем понимание того, как власть циркулирует в культуре, как она даруется одним и отнимается у других. Я терпеть не могу все эти навешанные ярлыки типа «поколение картинок» или «искусство присвоения». Я никогда не была частью Pictures Generation, пока меня к нему не причислили после одноименной выставки в Met в 2009 году. На определенном уровне я чувствую себя ближе к методам Дженни. Визуальные различия возникают от работы к работе и заключаются в моем внимании к воспроизведению изображений.

Вы выступили куратором небольшой выставки «Изображая „величие“» в МоМА в 1988 году, где были собраны фотографии художников, и почти все они — белые мужчины вроде Родена и Пикассо. Я так понимаю, вы делаете ее ремейк в Чикагском институте искусств?

Фотоархив МоМА я изучала в то время, когда там еще работал куратор Джон Шарковски и женщин почти не было. В архивах Чикагского института искусств больше цветных мужчин и женщин, поэтому я немного изменила вступительный текст, чтобы упомянуть об этом постепенном изменении. Но концепт выставки остается тем же: это по-прежнему критика понятия величия. В ее названии слово «величие» всегда заключено в кавычки. Как я уже говорила, я не верю в то, что какая-либо работа, будь то произведение визуального искусства, роман или здание, является настолько блестящей, большой и экстраординарной или настолько ущербной, жалкой и незначительной, как это принято считать.

Вы просили, чтобы мы не публиковали ваш портрет, что мне кажется актом феминистского сопротивления. Но я хочу спросить вас прямо: почему?

Тексты, которые я написала для выставки «Изображая „величие“», расскажут вам об этом. Если мое изображение или портрет нужен в статье, то я вообще не хочу, чтобы там были мои слова. В Сети есть мои изображения, и это меня бесит. Я хочу, чтобы мои работы говорили за меня. Слава богу, я художник, а не блогер, тиктокерша или кинозвезда. Каждый раз, когда я иду на какое-нибудь мероприятие, все эти люди борются за то, чтобы попасть на красную дорожку, но на нас, художников, фотографам, к счастью, наплевать.

А почему вы ничего не постите ни в Twitter, ни в Instagram?

У меня есть друзья-писатели, которые используют Twitter и Instagram как инструмент для связей с общественностью и своими читателями. И я их читаю, я эти посты поглощаю, это становится частью меня. Но я лучше удавлюсь, чем сама буду делать то же самое. Ну правда, каждому свое!.

Чикагский институт искусств
«Думая о тебе, то есть о себе, то есть о тебе»
19 сентября 2021 — 24 января 2022