Семен Михайловский: «Хотелось сделать выставку просто приятных картин»

Вы куратор выставки «Покой и Радость» в петербургском Центральном выставочном зале «Манеж», которая представляет русское искусство XIX века с идиллической стороны, и там намеренно исключены все драматические сюжеты. Это результат ужасов пандемии или установка на позитив свойственна вашей кураторской стратегии?

У меня бывали достаточно жесткие проекты. Например, выставка с участием Гриши Брускина и Recycle Group в национальном павильоне на Венецианской биеннале; я ею горжусь. (Кстати, мы договорились с Брускиным сделать выставку в петербургском Манеже.) Я причастен и к эрмитажной выставке на Венецианской биеннале. Там было сполна драматизма, которого добавили Михаил Борисович Пиотровский и Александр Николаевич Сокуров. Хотя мне хотелось сделать ее не такой апокалиптической. Я тогда больше работал с Александром Шишкиным-Хокусаем.

Сейчас, конечно, это было связано с пандемией. Тревожное ожидание того, что будет завтра. Мы тоскуем по хорошим, положительным эмоциям. Я понимал, что надо сделать что-то спокойное, без страстей и баталий, тихую выставку с участием разных музеев.

Это была изнурительная полугодовая работа. Третьяковская галерея и Русский музей не всегда могут предоставить то, что тебе нужно. Главным персонажем у меня должен был быть Алексей Венецианов, а также его ученики и сподвижники, но эти планы совпали с выставкой в Третьяковке. Были пересечения и с выставкой «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии».

Как вообще родилась идея выставки?

Я обсуждал с куратором «Романтизма» Сергеем Фофановым (он, кстати, учился у нас в академии; я его очень ценю; это один из самых серьезных, одаренных людей) возможность сделать выставку о бидермаере в двух странах — в России и Германии. Ну а потом, в силу каких-то причин, у них бидермаер преобразовался в романтизм. Мне же хотелось сделать выставку, в которой не было бы пафоса, чтобы на ней были пейзажи, портреты, выставку о частной жизни, о тихих домашних радостях. Особенную прелесть ей сейчас придает музыка Антона Батагова. Павел Пригара, директор «Манежа», активно участвовал в обсуждении. Мы выбирали композитора, и это было счастье, что Антону Батагову показалось интересным с нами поработать. Он написал абсолютно завораживающую музыку. И еще у нас отличный дизайнер Агния Стерлигова. Ты входишь в аванзал — а в огромном пустом пространстве висят облака, из которых спускаются качели. Люди будут качаться, слушая фортепьяно.

У нас, кажется, ни разу не было выставки о бидермаере в русском искусстве. «Покой и Радость» описывается этим понятием или это более широкая панорама?

Хотелось сделать выставку приятных картин, просто приятных картин. Мы привезли из Самары очень красивый пейзаж Архипа Куинджи с облаком, из Карелии — «Дорогу в парке» Ивана Шишкина, где деревья в тумане. Никаких катаклизмов, никакой зауми.

Это напоминает давний проект Комара и Меламида «Любимая картина русского народа», которую они создали по опросам, — там и лесок, и озеро, и все радостно.

Какие у нас основные темы? Конечно, это Италия, земля обетованная любого художника. Многие там упокоились: Карл Брюллов, Орест Кипренский, Сильвестр Щедрин. Есть у нас ряд работ и малоизвестного Пимена Орлова. Он казался мне слащавым, но ведь он отражал общеевропейские процессы. Был такой художник Тимофей Соколов. Нам известна лишь дата его рождения и то, что он учился в академии. На выставке, в увертюре, мы показываем его работу «Мальчик будит перышком спящего товарища». Очаровательная сценка, со смыслом. Ведь там изображены двое мальчиков, рассыпанные цветы и еще собачья морда. Приходит на память английская поговорка “Let sleeping dogs lie” (эквивалент русского «не буди лихо, пока оно тихо». — TANR). Очень трогательная живопись. А рядом душевный портрет неизвестного академического воспитанника, конечно, с головой Аполлона. Эти работы редко достают из запасников, если вообще когда-либо показывали. У нас не было задачи показывать исключительно шедевры, выбирать только выдающееся. Хотелось показать и малоизвестных мастеров — они ведь тоже достойны внимания. Вообще, здесь более 100 имен художников. Я много общался с руководителями провинциальных музеев и благодарен им за помощь. С некоторыми — например, с Владимиро-Суздальским музеем-заповедником — продолжим сотрудничество.

У вас участвует 40 музеев?

Да, вещи привезли из самых дальних городов. Некоторые музеи вообще первый раз выдали произведения на сторону. Раньше никто к ним не обращался: большие музеи хотят все делать на своем материале.

Вы глава попечительского совета петербургского «Манежа». Насколько вы влияете на его выставочную программу? На эту осень планировалась грандиозная выставка Яна Фабра, но вместо нее мы видим вашу выставку «Покой и Радость».

Мы с Павлом Сергеевичем близкие друзья и единомышленники. Мне нравится почти все, что делается в Манеже, он, можно сказать, стал мне родным местом. Выставку Яна Фабра не отменили, а из-за сложностей коммуникаций, из-за пандемии перенесли на следующий год.

Вы руководите Академией художеств, которая называлась Институтом Репина. Сегодня художники помешаны на новых технологиях, видеоарте, перформансах. Меняется ли это старейшее учебное заведение под влиянием времени?

Главное для меня — чтобы у студентов оставалась творческая свобода, чтобы они развивались. В Академии художеств всегда была жесткая дисциплина, еще с XVIII века. Изжить ее нереально. Мне важно, чтоб воспитанники академии, имея ограничения в учебном процессе, были свободны в выборе творческого пути. Да, конечно, академия меняется, вводятся новые правила, но, по сути, мы остаемся на достаточно консервативных позициях. Мы в мире известны традициями. Поэтому сюда приезжают начинающие художники из 40 стран. И у нас приличные внебюджетные средства. Сегодня не большой выбор школ, где преподают живопись и рисунок в классическом понимании ремесла. Нам нет смысла сейчас перетряхивать школу.

Вы использовали студентов академии как исполнителей для выставок в российском павильоне в Венеции, когда вы были там комиссаром. А где еще они востребованы? Сейчас близится 350-летие Петра I. Вы в этом как-то участвуете?

Не совсем корректно говорить об «использовании» студентов. Что касается Венецианской биеннале, то им было важно там себя показать. Что касается юбилея Петра I, то сейчас силами профессоров и вчерашних студентов создаются картины, которые будут выставляться на Марсовом поле. По сути, это реконструкция празднования юбилея Петра в 1872 году. Проект инициирован директором музея-заповедника «Петергоф» Еленой Кальницкой и поддержан «Газпромом».

Это буквальный повтор или уже современная интерпретация?

Это новые композиции. Академия художеств когда-то, в прошлом, получила заказ на гигантские холсты, исполнила, но — как могла в то время, в 70-е годы XIX века, — без должного блеска. Когда празднование окончилось, холсты смотали на валы, потом передали в Русский музей, некоторые там пылятся по сию пору. Нам предложили написать картины на 16 сюжетов. Я решил, что их авторами не обязательно должны быть профессора, но могут быть и вчерашние ученики, потому что для них это возможность показать себя. Академия художеств всегда действовала в предлагаемых обстоятельствах, и надо понимать, что от таких крупных заказов не отказываются. Для ребят это хорошо — ну где они востребованы после окончания академии? Они пишут пейзажи, портреты, но им нужна большая работа.

Недавно был принят закон о втором бесплатном высшем образовании в творческих вузах, но почему-то в списке нет художественных специальностей.

Потому что мы не бились за это. В отличие от ВГИКа, Литинститута. У нас, как правило, люди учатся сначала в художественных школах, затем в училищах и только потом, получив начальную подготовку, поступают. К нам не поступают не имеющие начального художественного образования.

Это как в балете? Все время у станка?

Аналогия правильная. Вот ты учился в Институте стали и сплавов, а потом решил податься в Вагановское училище, чтобы выступать на сцене Мариинки. Такой карьеры у нас не может быть по определению.

Вы входите в Совет при президенте РФ по культуре и искусству. Обсуждается ли там что-то такое, что может повлиять на нашу жизнь?

Участие в работе совета предполагает возможность напрямую обратиться к президенту и быть им услышанным. Однажды я обратился к президенту с просьбой передать нам историческое здание и вернуть историческое имя. Получилось.

То есть вы не обсуждаете государственную политику в сфере искусства?

Не думаю, что сейчас этим сильно озабочены. С творческими людьми ведь непросто договариваться. Ольга Любимова достаточно толерантна, если вообще можно так сказать о министре.