Как нередко бывает, смерть высветила истинный масштаб личности и ее место в современном искусстве. На печальное событие откликнулись самые разные люди, и рефрен их горя схож. «Нет больше моего любимого и великого друга Гарика Виноградова» (журналист Виктория Ивлева). «Эльфический, волшебный, подарил дивную книжку потрясающих стихов» (художник Катя Филиппова). «Замечательный эксцентрик — тип личности и артиста, нечасто встречающийся в русском искусстве. Гарик был настоящей звездой настоящего андерграунда…» (музыкальный продюсер Александр Кан). «Добрейший, щедрый, уникально талантливый, яркий, человек-оркестр» (художник Андрей Ройтер). «Редкий перформансист-скоморох, соединявший самые разные традиции, культы и виды искусства. Таких и в мире мало, не говоря о России. Его выступления были на грани шаманских камланий, но и одновременно очень профессионально сосредоточенные, вводившие в транс. И при этом он же был светлым, добрейшим человеком…» (руководитель отдела новейших течений Государственной Третьяковской галереи Ирина Горлова). «Мистагог, шаман, поэт, музыкант, художник… всегда буду помнить твои восхитительные мистерии с железяками, огнем и водой» (главный редактор нашего издания Милена Орлова). «Гром небесный и Валдайский колокольчик, как нам будет тебя не хватать. Покойся с миром, дорогой, я точно знаю, ты будешь разгонять тучи над Садовым кольцом и дарить радость всем, кто остался. Только больше не позвонишь: „Ты уже едешь? Сигареты захвати. Мяу“» (художник Владимир Дубосарский).
Притом что все его творчество было на виду (Герман Виноградов довольно подробно фиксировал свою арт-жизнь в социальных сетях), на вопрос: «А что же это было?» — наверное, предстоит ответить следующим поколениям исследователей: найти предпосылки, мировые аналоги, провести параллели, вычленить исключительные особенности. Для нас, живших вместе и параллельно Виноградову, его жизненный проект, неотделимый от его искусства, представляется ни на что не похожим феноменом, родом современного юродства или исключительной кросс-культурной, междисциплинарной, межжанровой практикой.
Герман Виноградов писал стихи и картины, делал скульптуры — реди-мейды из железяк (и парочка его объектов, например «Алтарь Деда Мороза», сегодня находятся в собрании Третьяковской галереи), устраивал собственные спектакли одного актера, когда в темноте, в мерцании свечей бил по трубам, пел-танцевал, читал стихи — шаманил. Эти мистерии он называл «Бикапонией Небесного Леса», а свою превращенную в инсталляцию квартиру — «инвайронментом Бикапо». Он занимался закаливанием и в шоу выступал с обнаженным торсом, а то и вообще с минимальной набедренной повязкой. Атлетически сложенный, лысый, он напоминал северного Тарзана и сам по себе являлся живым объектом искусства.
Герман Виноградов родился в Москве в 1957 году. С 1976 по 1983 год учился на архитектора в Московском институте инженеров землеустройства.
«В 1970-е Гарик был хиппи. Есть даже фотографии его студенческих лет — длинноволосый студент архитектурного факультета. Он очень любил Малевича и футуристов и, думаю, так пришел постепенно к своей эстетике и к шумовой музыке. Они с Лешей Тегиным в те годы очень дружили. Я впервые увидела Германа, когда мне было восемь лет, на 17-й Молодежной выставке. Он тогда был довольно молодым человеком, но уже таким же инопланетным. Красавец с бритой головой, уже было Бикапо, — вспоминает художник Александра Паперно. — Герман был не только человеком, а целым миром. Миром свободы и веселья, таланта, исключающим приспособленчество, зависть. Его мир был очень добрым, открытым и по-своему, конечно, строгим. Гарик жил так всю жизнь, в разные времена, независимо от того, что происходило вовне. Такую жизнь нужно заслужить, не многие, даже самые талантливые, люди на нее способны: эта дорога очень счастливая и очень тяжелая, подразумевающая высокий градус аскетизма, дорога бесстрашного панка к победе над Солнцем. Правильно Гарик ходил с сюрреалистически-футуристическими нимбами на голове то из вентилятора, то из антенны: мы все знали, что маскарад маскарадом, а нимб над Гариком должен быть».
«С Виноградова все и началось, — подхватывает художник Борис Матросов. — Еще при социализме, в 1980-е годы, он с товарищами создал сквот „Детский сад“ где-то в районе Маросейки. Это был первый художественный сквот в Москве, и позже, в перестройку, такая форма существования и производства искусства была подхвачена другими. Мы, группа „Чемпионы мира“, образно говоря, из одного с ним корыта: и у Гарика, и у нас была некоторая воздушность в искусстве, мы делали работы из подручных материалов, не заботясь оставить свой след на века».
Группа «Детский сад» возникла в 1985-м, когда три художника — Николай Филатов, Герман Виноградов и Андрей Ройтер — устроились работать сторожами в закрытый на ремонт детский сад в Хохловском переулке.
«От ранних кинетических объектов Герман Виноградов здесь пришел к акустическо-скульптурной организации пространства. Именно в „Детском саду“, используя водопроводные трубы и другие предметы, найденные на помойке, он создал свою знаменитую „Бикапонию“, перманентный перформанс-инсталляцию», — пишет Георгий Литичевский.
За последующие почти 40 лет Гарик Виноградов не изменял себе, его творчество оставалось в им самим очерченных рамках. В разное время он входил в различные художественные и музыкальные группы («Суффикс ЧК», «Вино и хлеб», «ОтЗвуки Му» и прочие), сотрудничал со многим известными людьми: режиссером Борисом Юханановым, композитором и певицей Натальей Пшеничниковой, Стасом Наминым, Александром Липницким. Он много раз выступал в Никола-Ленивце, его искусство отлично вписалось в линию кинетического искусства, показанную пару лет назад на выставке «Лаборатория Будущего. Кинетическое искусство в России». В общей сложности Гарик Виноградов провел несколько тысяч перформансов в России, Европе и Америке.
В последние годы, благодаря Facebook, широкая общественность узнала его еще и как потрясающего поэта, достойного продолжателя обэриутов:
«Мусс из сверчков —
что может быть вкуснее!
А паста из мышей? А суп-пюре из мух?
И чтоб вы поняли, я выражусь яснее:
кто любит суп из мух, того не просто на испуг
взять и смутить — в нем сердце ровно бьется:
гудит, как колокол, рокочет, как прибой!
Нить жизни у него от пустяка не рвется,
и все хвалу ему поют наперебой!»
(5 февраля 2022 года)
Ну и, наконец, он был вдохновляющим примером своим детям — сыну Валерио и дочери Василисе.
Герман Виноградов — первый современный художник, который появился на территории Никола-Ленивца. До этого момента местные деревенские люди не совсем понимали, что я тут делаю «искусство». И с художниками такими яркими, радикальными еще не встречались. Я не знал, какая будет реакция, как они воспримут столь для них непривычное поведение Германа.
Меня потрясло то, как органично он вписался в деревню — он, абсолютный горожанин с чисто городским радикальным и акционным искусством! Местное сообщество явно считало его сумасшедшим, но принимало и дико симпатизировало. Почему он раздевается, почему огонь на причинном месте — ничего не нужно было объяснять, люди сразу это приняли и включились в новую, странную игру мгновенно и безоговорочно. Не было фырканий. Это, конечно, было очень удивительно.
Предыстория нашего сотворчества такая. Я тогда не знал, что делать с объектами после зимы. Решил сжечь, но самому не хотелось. Нужен был некий поджигатель. Мы с Германом встретились на выставке. Я спросил: «Геростратом будешь?» — «С большим удовольствием», — сказал он.
Потом случилась уже настоящая Масленица, и с ней — первый опыт перформативного соавторства, яркий и правильный. Тогда была заложена традиция красиво и артистично сжигать произведения искусства, и начал это именно Герман Виноградов.
Он сжигал наши Масленицы с первой «Медиа-башни» и до последней, пока у него были силы… Каждый раз к этому событию он придумывал стихи. А потом ревновал, когда появились другие перформансисты. Ему было жаль покидать роль Герострата, а нам — отпускать его. Он любил Никола-Ленивец, и это было взаимно.
Для Никола-Ленивца этот человек невероятно важен, потому что он первый принес сюда другое поведение, другое мнение, но при этом не сломал имеющееся, а встроился в него с потрясающей органичностью и точностью. Никто этого не ожидал и не мог себе представить, пока не увидел вживую.
Его перформансы, его работа в Никола-Ленивце — это было странно, удивительно и смешно. Это был акт искусства — никто не сомневался. В этом было что-то родное, интуитивно понятное, даже когда понятно не было. В его действиях не было наигранности или притянутой за уши смысловой нагрузки, никакого копирования чужих практик. Это было аутентично, точно… Как он умел.
Мне кажется, что искусство Германа в принципе недооценено. Но его вклад в Никола-Ленивец фундаментален, и все это понимают. Он открыл нам исполнительские искусства и сформировал традицию их реализации. Здесь он добился безусловной народной любви, и каждую Масленицу нас спрашивали, а будет ли Герман. Теперь он будет только в памяти.