На свете мало кураторов, подходящих для организации Венецианской биеннале лучше, чем Чечилия Алемани, родившаяся в Милане в 1977 году. С 2011 года она отвечает за культурную программу нью-йоркского парка Хай-Лайн. У Алемани есть опыт работы в Венеции: в 2017 году она курировала павильон Италии. Она успела показать себя в самых разных областях мира искусства, от коммерческих ярмарок — в качестве директора Frieze Projects в Нью-Йорке и куратора Art Basel Cities в Буэнос-Айресе — до биеннале (к примеру, как приглашенный куратор нью-йоркской Performa) и музейных проектов (она входила в число организаторов фестиваля некоммерческих художественных организаций No Soul for Sale в лондонском Тейт Модерн). Название ее выставки «Молоко сновидений» взято из детской книги Леоноры Каррингтон. Книга, по словам Алемани, «повествует о мире гибридных созданий, находящихся в состоянии постоянной трансформации, которые способны меняться и превращаться во что-то или в кого-то другого; я хотела использовать эту атмосферу и эту флюидность, чтобы создать выставку, рассказывающую о метаморфозах тела и понятия человечества».
«Молоко сновидений» состоит из трех разделов. Расскажите о них.
Это не разделы, а, скорее, темы. Это своего рода души выставки, с которыми вы встретитесь в самых разных проявлениях. Первая – метаморфозы тела и определение человечества. Эта тема и вся выставка в целом связаны с постгуманистической философией. Это размышление о том, как можно оспорить представления эпохи Возрождения и Просвещения о человеке как центре мира. И оно — как, впрочем, и все остальное на выставке — идет не только от моего интереса к таким мыслителям, как Рози Брайдотти и Донна Харауэй, но исходит и от самих художниц. И поэтому подавляющее большинство участников — это женщины и гендерно-неконформные авторы.
Вторая тема — взаимоотношения между нашим телом и технологиями. С ней связаны и отношения, которые были у нас с технологиями до пандемии, наш технологический оптимизм — идея о том, что благодаря технологиям, науке и медицине мы сможем исправить и усовершенствовать свои тела, что мы сможем жить дольше. Ее обратная сторона — страх, что с развитием искусственного интеллекта машины полностью захватят контроль над нашей жизнью. В период пандемии и без того полные противоречий отношения с технологиями обострились и перевернулись с ног на голову, когда мы осознали, что наши тела крайне хрупки и смертны. В то же время в разгар пандемии у нас был всего лишь один способ поддерживать связь друг с другом — через технологии, через экран, через посредство множества разнообразных устройств, которые мы носим с собой. Получается, что технологии в каком-то смысле одновременно и объединяли, и разъединяли нас.
Последняя тема — взаимодействие между человечеством, отдельными людьми и Землей. Это тоже очень широкая тема, которая служит продолжением постгуманистической мысли и, в частности, постантропоцентрического поиска способов строить иные типы отношений с тем, что нас окружает, с планетой, с природой. Базирующиеся не на капиталистических мотивах, завязанных на добычу ресурсов и эксплуатацию, а на неиерархических принципах, в основе которых лежит симбиоз и сотрудничество между нами самими и другими существами. У Рози Брайдотти часто встречается идея «становления Землей», а Сильвия Федеричи, еще один важный ученый и один из авторов нашего каталога, много говорит об «обратном заколдовывании» — стремлении найти естественные взаимоотношения с окружающим нас миром.
Книга «Молоко сновидений» шутливая. Леонора Каррингтон начала создавать ее для своих детей прямо на стенах их дома в Мексике. В основе вашей выставки тоже лежит шутливое начало?
В ней есть шутливость, но в то же время она очень серьезная. Книжка, к тому же, немного странная, даже немного страшная. Я читала ее своему шестилетнему сыну, и он сказал: «Мам, мне кажется, это не детская книжка». Но выставка пропитана этой характерной атмосферой, которая присутствует и в картинах Каррингтон. В ней много иронии и юмора, но в то же время есть и определенная серьезность. В том, что касается тела и природы, а также широких тем, связанных с экологией, я старалась использовать более личный и интроспективный подход, а не просто изображать конец света — который, возможно, вполне себе происходит, но...
Помимо прочего, в вашей выставке есть «капсулы времени». Первая включает произведения Леоноры Каррингтон и других сюрреалисток, в том числе Леонор Фини и Ремедиос Варо, чьи работы выставляются на Венецианской биеннале впервые. Они связаны с основной экспозицией, но это ведь еще и пересмотр канона, правда?
Разумеется.
В пяти тематических и исторических капсулах я стараюсь вывести на первый план голоса художниц, которые слишком долго были исключены из исторического канона.
Я, конечно, не берусь переписывать историю: уже было множество выставок, таких как Fantastic Women и Radical Women, которые проделали эту важную академическую работу. Капсулы функционируют, скорее, на аналогиях и рифмах. И поэтому они объединяют представительниц не только сюрреализма из разных стран, но и «гарлемского ренессанса», и футуризма. Я старалась создать констелляции смыслов, которые немного выходят за рамки большой истории искусства. Но и в этих работах много юмора и иронии, вышучивания клишированного, зачастую сексистского или стереотипного видения женщин, которое царило в больших модернистских течениях.
Вы можете сказать, сколько примерно процентов выставки составляют работы женщин?
Очень много. У меня нет точных цифр, потому что мы не требовали от художников в обязательном порядке указывать гендерную идентификацию. Но я бы сказала, что между 80 и 90%. Исторические капсулы посвящены исключительно художницам, и это неслучайно, потому что я также рассматривала темы, которые исторически были связаны с мужчинами. «Программируемое искусство» было очень важным движением в Италии, но известно всего об одной художнице из числа его участников. То же самое с киборгизмом и дадаизмом. Я стремилась показать другую сторону. Но с остальной экспозицией все получилось легко и естественно. Я всегда много работала с художницами. Да, если я хотела пригласить на выставку мужчину, я просто приглашала его. Я не сидела, подсчитывая в уме проценты. Конечно, я хотела составить экспозицию, где подавляющее большинство участников были бы женщинами, в особенности потому, что я стремлюсь напомнить людям, что эта выставка проходит в Италии, а здесь многие дискуссии по-прежнему ведутся на средневековом уровне. Эта выставка, конечно, международная, но я надеюсь, что она будет иметь и символическую ценность для Италии.
В первые 100 лет биеннале женщины составляли менее 10% от числа выставлявшихся художников, а в последние 20 лет — около 30%.
Конкретные цифры не имеют значения, но важно осмыслить прошлое, потому что это попросту неверное отражение мира, в котором мы живем.
Это очень физическая выставка, даже в разделе о киборгах очень много скульптуры. Здесь не только великая цифровая художница Линн Хершман-Лисон, но и Маргерит Юмо, которая разрабатывает эту тему в скульптуре. Вы не хотели использовать слишком много экранов?
Это действительно очень физическая выставка. Конечно, опыт взаимодействия с фильмом или видео тоже вполне физический. Но киборги и технологии не исключительная вотчина видеохудожниц. К этим темам обращаются и те, кто работает с живописью и скульптурой.
К созданию капсул вы привлекли Formafantasma. Это дизайнеры, которые используют самый широкий круг материалов и техник. Почему вы хотели работать именно с ними?
Я уже сотрудничала с ними пару лет назад в Венеции, когда мы делали выставку «Беспокойные музы», посвященную истории Венецианской биеннале. Они разрабатывали с нашей командой не только капсулы, но и весь дизайн выставки. Я решила не привлекать архитектора отчасти из-за того, что мое основное место работы — Хай-Лайн (парк, устроенный на путях бывшей железной дороги. — TANR), так что я и так уже постоянно работаю с архитектурным объектом и мне никогда прежде не приходилось иметь дело с выставочным дизайном в таком смысле. Мое пространство уже заранее задано. Я не очень представляю себе, как работать с архитектором. Поэтому я подумала, что они могли бы помочь мне с этими элементами экспозиции в более творческом ключе. В некоторых из залов представлено по 30 авторов с примерно 80 произведениями. Так что деталям уделялось очень много внимания. Они очень талантливые, и мне нравится работать с ними.
В рамках экспозиции вы также исследуете историю выставок.
Это определенно послужило одним из источников вдохновения. Капсула о метаморфозах, которую мы еще называем «капсулой сюрреализма», отсылает к знаменитым выставкам сюрреалистов, которые были крайне насыщенными — о выставочном дизайне впервые заговорили именно в 1930-е. Но мы много оглядываемся и на более ранние выставки. У каждой капсулы своя, особенная душа. Так, в капсуле киборгов много металлических изгибов и очень холодный свет. Капсула, которую мы между собой называем «сосудом», выглядит гораздо мягче, она напоминает яйцо. Все они ощущаются по-разному. Каждая из них переносит вас в другое время или другой культурный контекст.
Вы обсуждали с художницами экспозицию капсул?
Нет, потому что это происходило не совсем параллельно. Идея капсул претерпела значительные изменения. Моя выставка формировалась несколько хаотично. Начало было очень энергичное, а потом внезапно нам пришлось взять паузу из-за пандемии, и я готовила выставку об архиве. И если в работе с современными художниками я поддерживала ровный ритм (а я пообщалась по Zoom с сотнями, тысячами людей), то с художницами прошлого это было больше похоже на академическое исследование с работой в архивах, с книгами — и это было потрясающе, я очень скучала по такой работе. Я была так рада, что хотя бы для капсул не нужно ни с кем разговаривать по Zoom! Я рассказывала большей части художниц, что будут и такие элементы экспозиции, но не хотела, чтобы они чувствовали себя обязанными как-то реагировать на тот факт, что на выставке будет представлена та или иная сюрреалистка. Так что они работали совершенно независимо, я не стремилась называть имена или раскрывать много подробностей.
59-я Венецианская биеннале «Молоко сновидений»
23 апреля – 27 ноября