18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Инклюзия (от англ. inclusion — «присоединение») — это включение в активную жизнь людей, по каким-то причинам из нее исключенным: беженцев, мигрантов, детей в сложной жизненной ситуации, представителей этнических меньшинств, но в первую очередь тех, кто имеет ограничения физических возможностей, в том числе инвалидность, или ментальные особенности. Применительно к музеям это, во-первых, создание безбарьерной среды (да-да, рутинная и во многих случаях дорогостоящая работа по обустройству пандусов, лифтов, туалетов в наших музеях, не приспособленных к разнообразной публике), во-вторых, разработка специальных программ для специальных посетителей, и, в-третьих, перестройка сознания всего музейного коллектива.
Здоровые люди подчас даже не представляют себе, как случайное слово может задеть человека с особенностями.
«Мы боремся за терминологию, — рассказывает Анастасия Овчаренко, возглавляющая отдел инклюзии в Государственном историческом музее. — Мы не говорим „инвалид“ — мы говорим „посетитель с инвалидностью“, „человек с синдромом Дауна“. Мы имеем дело с людьми, а не с их диагнозом. Мы не устаем объяснять эти тонкости персоналу — всем, от службы безопасности до кассиров и администраторов. Часто бывает, что музейные сотрудники об этом забывают, но я хожу и поправляю».
«Это наша коллективная ответственность — оказывать посетителям с особенностями необходимую не помощь даже, а поддержку, — говорит Мария Сарычева, ответственная за инклюзию в Государственной Третьяковской галерее. — Я бы хотела это подчеркнуть: мы никого не спасаем — мы лишь помогаем реализовать право на доступ в музей. И наша работа — не геройство, а рутина. Вопрос „понадобится ли вам миска с водой для собаки-поводыря?“, которым администратор музея встречает слабовидящего посетителя, должен звучать буднично. Но мы проделали большую работу, чтобы этот вопрос в арсенале наших сотрудников появился».
Существуют медицинский и социальный подходы к инвалидности. Медики имеют дело с нашим бренным телом, они сфокусированы на болезнях. Социальное же понимание инвалидности (и тут есть специальный английский термин — social model of disability) связано с общественным мнением. Дело не в диагнозах, а в среде — в нежелании общества замечать людей с медицинскими проблемами. Инвалидность — это форма социального неравенства.
Как объясняет Евгения Киселева из Государственного музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, в России тема инклюзии стигматизирована еще с советских времен. Во всем же остальном мире движение за права людей с инвалидностью началось вскоре после Второй мировой войны. И понятно почему. С фронта вернулось много солдат с увечьями. Именно тогда возникла идея универсального дизайна — того, что позже назовут безбарьерной средой. В 1970-е годы люди с особенностями добились права на образование, доступ к спорту и культуре и прочим благам цивилизации. В 1990-е в США приняли ADA — закон, запрещающий дискриминацию по признаку инвалидности. В 2008-м ООН приняла Конвенцию о правах инвалидов, и на сегодняшний день к ней присоединилось 184 государства, в том числе Россия. Десять лет назад в нашей стране стартовала программа «Доступная среда». В 2016-м был издан приказ «О доступности учреждений культуры», и то, что раньше было инициативой на местах, стало обязательным по закону. «Государство наконец-то посчитало инклюзивную работу, в том числе в музеях, важной, а не каким-то чудачеством разных сострадальцев, — говорит Евгения Киселева. — И если раньше музейная экскурсия для слепых или глухих проводилась с личного разрешения директора, то сейчас мы пытаемся сделать это обычной практикой».
Отделы, занимающиеся инклюзивными программами, появились в московских музеях лет пять-шесть назад. Первым был Музей современного искусства «Гараж», и он до сих пор в авангарде инклюзивных практик. В 2016-м в ГМИИ создали вначале рабочую группу «Доступный музей», а потом и целый отдел междисциплинарных проектов. Его финансирование полностью взял на себя филантроп Александр Светаков. В 2021 году его Благотворительный фонд «Свет» запустил грантовую программу «Без исключения» и раздал дюжине московских музеев 50 млн руб. на инклюзию. В Третьяковской галерее соответствующее подразделение появилось только в ноябре 2021 года, хотя детский центр музея занимается детьми с особенностями уже лет 30 и накопил в этой области колоссальный опыт. Нестандартные пути ищет Музей русского импрессионизма; истинные подвижники инклюзивных программ работают в Государственном музее-заповеднике «Царицыно» (там проводят фестиваль «Люди как люди»); конференция про инклюзию прошла в 2021 году в арт-парке «Никола-Ленивец»; Политехнический музей анонсировал программу «Разные люди — новый музей»; выставку «Незримое искусство. Расширяя границы возможного» (2021) показал Государственный Эрмитаж; в Музее Москвы сделали выставку «Истории, которых не было» (2021) — ее участниками стали люди с инвалидностью. Объемные макеты картин, предназначенные для тактильного восприятия, можно увидеть в ГИМе, в Серпуховском историко-художественном музее, в Государственном историко-художественном музее «Новый Иерусалим» и других местах. Движение за равные музейные возможности стало воистину всероссийским, в него включились даже региональные институции, чьи бюджеты несопоставимы со столичными.
Инклюзия — то направление, под которое сегодня можно получить государственную и частную поддержку. Благотворительный фонд Владимира Потанина и фонд «Искусство, наука и спорт» Алишера Усманова, ВЭБ, мэр Москвы, Министерство культуры РФ и другие организации охотно дают деньги на обустройство лифтов, пандусов и подготовку экскурсоводов, знающих жестовый язык.
Нередко за созданием инклюзивных программ стоят личные истории.
У кого-то из музейных сотрудников родители глухие, у других — дети с аутизмом, у третьих дети, наоборот, вырастают, выучиваются на клинических психологов по работе с людьми в спектре аутизма и инициируют в музеях образовательные программы. В любом случае в музейной инклюзии почти все делается на совесть, не для галочки. Здесь много волонтеров и царит неподдельный энтузиазм. Редко какая работа способна приносить такое моральное удовлетворение. Инклюзия — это передовая гуманизация музейной и, шире, общественной жизни, портал в то будущее, о котором мы все мечтаем, где будут слышать и уважать слабых и где люди будут сопереживать и помогать друг другу.
Инклюзивных музейных программ так много, что рассказать о них в одном обзоре невозможно. Но специалистов в этой области пока явно не хватает. Они друг друга знают, у них есть совместные чаты в социальных сетях, они регулярно собираются на конференции и круглые столы, так что изобретения одних очень быстро становятся известны всем. На повестке дня — включение людей с особенностями в рабочую жизнь музеев, приглашение их в качестве волонтеров, экспертов, помощников. Благодаря этой работе музеи действительно становятся чем-то большим, чем кладбища искусства, — экспериментальными площадками новой этики.
Отвечающая за просветительские и инклюзивные программы Музея русского импрессионизма Елена Шарова получила диплом института «Реакомп» по гранту Сергея Собянина и проводит тифлоэкскурсии для посетителей с нарушением зрения. «За год до пандемии на выставку „Место под солнцем. Беньков/Фешин“ приходило по две-три группы в неделю, — вспоминает Елена Шарова. — Туристы приезжали со всех регионов. Запрос на подобного рода музейные услуги колоссальный». Всего же за 2019 год сюда пришло порядка тысячи посетителей с разными формами инвалидности.
Музей устанавливает тактильные копии картин и одним из первых сделал видеогид на жестовом языке. Ноу-хау команды — ольфакторное (парфюмерное) сопровождение выставок. Оно подбирается совместно с парфюмерами; для нескольких проектов ароматы создавал Тимур Солодов из Nōse perfumes. Впервые такой подход применили в 2018-м на выставке «Жены». С тех пор ароматы — неотъемлемая часть всех выставочных проектов музея.
«Главный наш принцип заключается в том, что инклюзия не благотворительность, а норма, — говорит Елена Шарова. — Посетители могут быть самыми разными: дети и взрослые с ментальными особенностями, мамы с младенцами, гости на инвалидной коляске или с опытом психического заболевания, — и все они интересуются искусством и имеют право прийти в любое учреждение культуры».
Куратор инклюзивных проектов ГТГ Алла Орлова занимается с людьми с синдромом Дауна и расстройством аутистического спектра с 2013 года. Но вообще-то в Третьяковской галерее посетителей с особыми потребностями привечают с 2000-х. Первопроходцем была Елена Герасимова, работавшая со слабовидящими и полностью слепыми детьми.
«Моя старшая дочь — психолог в Центре лечебной педагогики „Особое детство“. Она стала инициатором создания первой группы для ребят с расстройством аутистического спектра в студии ГТГ, — рассказывает Алла Орлова. — Без ее профессиональной поддержки и заинтересованности я бы никогда не отважилась на такой эксперимент. На сегодняшний день в студии занимается 44 особых художника от 11 до 45 лет. В каждой группе 5 человек. Во время занятий мы с ними ходим по залам музея, анализируем произведения, они учатся справляться с сенсорной перегрузкой, находиться среди большого количества людей, фокусироваться на искусстве. Потом мы выполняем творческие задания в разных техниках и материалах (гуашь, глина, бумага, мозаика, ткань и прочее), что дополнительно развивает сенсорные возможности. Для многих творчество — единственный способ выразить себя. Эти занятия важны не только ребятам, но и музею: делая удобно, дружелюбно для них, мы заботимся обо всех посетителях».
Каждый год Третьяковская галерея проводит отчетные выставки, приуроченные к Международному дню человека с синдромом Дауна (21 марта) и Всемирному дню распространения информации о проблеме аутизма (2 апреля). По итогам этой работы в 2019-м издали книгу «Добрый музей». Известный дизайнер Евгений Корнеев сделал ее макет бесплатно. В 2021 году книга получила приз на конкурсе «Каталог года. Музеи, галереи, выставки» в Ярославле.
«В 2021-м студия поставила театрально-музыкальный спектакль по мотивам книги „Сказка о русской императрице Елизавете Петровне и граде Москве“, которую написала доктор искусствознания Людмила Маркина, — рассказывает Алла Орлова. — Костюмы из бязи, крафта, кружев по моде XVIII века нам сшили студенты Московского художественно-промышленного института. В день премьеры наши дети в костюмах под музыку прошлись по залам к портрету Елизаветы Петровны, и все посетители музея смотрели на них с восхищением, а родители не могли сдержать слез. Как сказала одна мама, только ради этого счастливого дня надо было бороться за жизнь своего ребенка, когда ей предлагали от него отказаться».
В Третьяковской галерее накоплен такой опыт, что Фонд Потанина выделил музею средства на приспособление целого особняка в Замоскворечье под творческие мастерские. Там смогут заниматься как люди с нарушениями развития, так и остальные — все будут на равных.
Кроме того, в музее уже два года работает координатор программ доступности Мария Сарычева. Ее зона ответственности — многочисленные здания и филиалы ГТГ, которые надо приспосабливать для всех. Это колоссальная, рассчитанная на годы работа. «Наш отдел разрабатывает инклюзивные программы, решает вопросы доступности и составляет проекты на перспективу, — рассказывает Мария Сарычева. — Наша задача шире, чем просто ремонт, — мы формируем инклюзивную культуру. У нас в отделе 3 человека, а в рабочей группе — 30 специалистов из разных музейных подразделений».
Из недавних достижений — открытый в январе 2022 года Музей Павла и Сергея Третьяковых. Его экспозиция с самого начала адаптирована для людей с особенностями, подготовлен видеогид на жестовом языке. Над созданием музея работал пул экспертов, в том числе куратор Алена Левина, которая пользуется инвалидной коляской, и историк Виктор Паленный, начальник отдела печати и информации управления социальной политики и реабилитации Всероссийского общества глухих. Помимо прочего, Паленный хранит архив Общества глухонемых, попечителем которого когда-то был Павел Третьяков.
«В первый год мы сталкивались с вопросами обычных посетителей типа „А зачем незрячим тактильные картины — они же не поймут, что хотел сказать Рембрандт?“, — рассказывает Евгения Киселева, руководитель отдела междисциплинарных проектов. — На что хотелось ответить: „А вы сами-то понимаете, что Рембрандт сказал?“ Кто-нибудь из нас вообще может претендовать на 100%-ное понимание художника или мы редуцируем все варианты смыслов до двух-трех общепринятых? Музей — то место, где есть разнообразие мнений и способов восприятия».
В ГМИИ работа со специализированными группами велась с 1970-х годов. Например, слабослышащим посетителям просто давали самого громкого экскурсовода (обычно это был Алексей Савинов). С 2008-го с особенными детьми занималась специалист по арт-терапии Мария Дрезнина. Сейчас экскурсии на жестовом языке проходят каждую пятницу, также есть занятия для семей, в которых родители — глухие, а дети слышат. «Глухие — как иностранцы, носители другого языка, они себя ущемленными не считают», — комментирует Евгения Киселева, которая сама выучила жестовый язык и водит такие экскурсии. Совместно с Московским государственным лингвистическим университетом им. Мориса Тореза музей работает над расширением жестового вокабуляра, в котором до недавнего времени не было искусствоведческих терминов.
В фокусе внимания ГМИИ — взрослые инвалиды. Если детей с особенностями в России еще более-менее опекают, то, как только человек достигает совершеннолетия, его вычеркивают из социальной жизни, он оказывается в изоляции. Музей прицельно ищет художественно одаренных людей с особенностями (в мире их объединяют в направление outsider art) и сейчас готовит книгу их произведений, созданных на основе переосмысления музейного опыта.
В феврале нынешнего года в «Гараже» прошла 7-я ежегодная конференция «Музей ощущений», посвященная инклюзии. Она собрала полсотни специалистов со всей страны. Участникам вручали бейджи, сделанные по дизайну особенных художников — в музее существует такое вот дизайн-бюро. Здесь вообще заинтересованы в том, чтобы от развлечения посетителей переходить к совместной с ними работе.
«Гараж» последовательно проводит ревизии еще не затронутого культурой (и инклюзивными программами) населения. В планах — экскурсии на таджикском, узбекском, киргизском и других среднеазиатских языках для трудовых мигрантов.
«Отдел инклюзивных программ „Гаража“ — один из самых больших в стране, в нем работает шесть человек, — рассказала координатор этого направления Людмила Лучкова. — В этой области мы играем роль объединяющей площадки и мозгового центра. Мы думаем на перспективу: в каком направлении будет развиваться инклюзия через пять-десять лет? может ли музей брать на себя этическую функцию и решать вопросы социальной справедливости? способны ли мы, включив людей с особенностями в разработку наших программ, дать им опыт для карьерного роста?»
Чтобы прояснить будущее инклюзии, «Гараж» поинтересовался у посетителей с особенностями, что будет в музее после пандусов. И получил ответ: «Панды!» Ответ так понравился, что из него сделали слоган конференции.
