Александр Борода и Кристина Краснянская: «Мы не музей в классическом понимании этого слова»

Чего удалось добиться музею за первые десять лет?

Александр Борода: Когда музей открывался, это была новая страница в музейном деле: подача материала через интерактивные экспозиции, тач-панели, нестандартные формы. Сегодня многие, глядя на нас, добавляют в свои экспозиции дополнительные информационные панели, но именно мы были первыми еще десять лет назад. За эти годы музей нашел место в сердцах людей: перед пандемией количество его посетителей превышало полмиллиона в год, мы вошли в топ-10 самых посещаемых музеев России. Это я считаю главной победой.

Два последних года мы были максимально переформатированы под работу онлайн, создавая познавательный контент, доступный без посещения музея. Так, мы проводили концерты, лекции, экскурсии по экспозиции и даже виртуальные выставки. Сейчас мы активно возвращаемся в формат личного присутствия в музее.

Кристина Краснянская: Музей за десять лет превратился в настоящую экосистему, где наши гости могут, не ограничиваясь выставками, провести полноценно время всей семьей в течение дня. Где каждый найдет для себя интересные темы на лекциях, многочисленных мастер-классах, чтениях, кинопоказах. Где можно провести время с детьми, доверив ребенка чутким педагогам Детского центра, прийти на концерт или принять участие в турнире по пинг-понгу на музейной веранде.

Если вернуться назад, в то время, когда Еврейский музей только задумывался, — чем он должен был отличаться от аналогичных институций?

А. Б.: Я посетил много еврейских музеев по всему миру и мог бы рассказать о каждом; 70–80% из них посвящены холокосту, их создавали родственники и наследники погибших людей, чтобы никто не забыл эту трагедию, их экспозиции основаны на памятниках истории. У нас музейным атомом является не исторический объект — документ, а технология, которая позволяет посетителю с головой окунуться в атмосферу ушедших эпох, пережить судьбы конкретных людей. Мы хотели вовлечь зрителя эмоционально, пробудить сильные чувства. Первую концепцию музея разрабатывала компания вице-президента Universal Studio Фила Хеттемы.

Мы шли на большой эксперимент. Меценаты доверяли нам значительные деньги, они полагались на наши знания и вкус, ставки были высоки. Только через полгода после открытия, когда мировая пресса написала о Еврейском музее теплые слова, я смог психологически выдохнуть. До нас ни один музей не практиковал такой мощный интерактив, мы своей экспозицией открыли новую страницу музейной истории.

Но ведь технологии устаревают…

А. Б.: За десять лет мы обновили — расширили, дополнили, модернизировали — порядка 40% первоначальной экспозиции. Сейчас работаем над новыми стендами, посвященными Талмуду и кашруту.

К. К.: Хай-тек — высокие технологии, новые подходы, нестандартные решения и неклассическая репрезентация искусства — вот наше ноу-хау. Мы все выставки стараемся представить зрителю не так, как это принято в классических музеях, внедряя мультимедиа и делая их интерактивными, придумывая интересные подходы, позволяющие вовлечь посетителя внутрь экспозиции. При этом мы работаем с большим искусством, делая ставку на крупные имена, которые интересны российской ауди­тории, стараясь создавать так называемые выставки-блокбастеры. За десять лет в музее были представлены работы Марины Абрамович, Ай Вэйвэя, Альберто Джакометти, Аниша Капура, Маурицио Каттелана, Ансельма Кифера, Эль Лисицкого, Роя Лихтенштейна, Казимира Малевича, Герхарда Рихтера, Энди Уорхола, Марка Шагала и многих-многих других.

С точки зрения технологий наш музей создает уникальный продукт. Например, сейчас мы работаем над проектом «Воображариум», посвященным Иосифу Бродскому. Его кураторы Юрий Левинг и Катя Марголис рассказали историю о мировых произведениях искусства с почтовых открыток, которые хранились у Бродского и вдохновляли его, которые он упоминал в своих произведениях, но не надеялся увидеть воочию... Одной из «фишек» станет кабинет Бродского, который можно будет посетить в VR-очках, погрузившись в мир поэта.

Расскажите, пожалуйста, о музейной структуре: как соотносятся музей и центр толерантности?

А. Б.: Мы не музей в классическом понимании этого слова, мы — симбиоз образовательных и культурных институций, в самом хорошем смысле дом культуры. В одних стенах, под одной крышей у нас работают Еврейский музей, Центр толерантности, Центр авангарда, Детский, Исследовательский и Образовательный центры и три библиотеки — семьи Шнеерсон (отдел РГБ), Исследовательского центра и «Дома еврейской книги». У каждой институции своя программа, они не пересекаются и не заменяют друг друга.

Центр авангарда не только делает превосходные сменные выставки, но еще и развивает школу кураторов, что очень важно для всего музейного сообщества. Библиотека семьи Шнеерсон в этом году получила новые помещения, что также способствует усилению образовательной и исследовательской работы. Центр толерантности занял лидирующие позиции в изучении и разработке рекомендаций по вопросам терпимости в обществе. Мы много лет сотрудничаем с ЮНЕСКО, обсуждаем, как в школах во всем мире воспитывать у детей лояльность к эмигрантам.

К. К.: Центр толерантности — это отдельная, важная тема для нас. Возможно, это не очевидно для широкой аудитории, но центр не только работает с проблемами экстремизма и ксенофобии, но и создает уникальные программы по работе с мигрантами, по борьбе с буллингом, домашним насилием и серьезно занимается вопросом инклюзии. В этом году совместно с Институтом психоанализа Центр толерантности разработал программу «Управляя турбулентностью», адресованную тем, кто оказался не готов справиться с последними событиями в мире. Мы создали программу, помогающую обрести точку опоры, приспособиться жить в состоянии неопределенности, понять, как разговаривать с родными, если ваши политические взгляды оказались полярными, научиться справляться с паническими атаками из-за страха за будущее.

Вы не расскажете о недавнем обновлении пространства музея?

А. Б.: Мы занимались этим во время пандемии. Нам удалось всю инженерию поместить под землю и использовать дополнительные площади для новых идей. Это была сложнейшая, затратная по деньгам работа, и мы рады, что завершили ее в сжатые сроки.

К. К.: Предложенная архитекторами концепция увеличила внутреннее пространство музея в два раза, у нас появилось 600 кв. м дополнительных оборудованных выставочных площадей с климат-контролем и системой безопасности. Это пространство удовлетворяет условиям любого facility report, что расширяет наши возможности сотрудничества с художественными музеями.

Вы также изменили логотип.

К. К.: В этом году у нас прошел ребрендинг, изменилась айдентика, но сохранился фирменный, узнаваемый цвет. Еврейские мудрецы сравнивали голубой цвет, тхелет, с проявлением Божественного Присутствия, отождествляя этот цвет с цветом неба. Логотипом музея стала трапеция, напоминающая букву «мем» (вода) в тайном ангельском алфавите, который означает «переход через реку». Мем — это еще и единица значимой для культуры информации, а форма трапеции напоминает схожий угол в мельниковской архитектуре Бахметьевского гаража.

В этом году мы создали новую навигацию внутри здания музея, связав новое пространство с основной экспозицией. На очереди обновление сайта. Помимо прочего, там появится виртуальный выставочный зал, где будут проекты, выставки, существующие только в формате digital. Это расширит наш спектр и даст возможность людям со всего мира участвовать в деятельности музея. Таков наш следующий шаг.

А с институциями Израиля вы сотрудничаете?

А. Б.: Наш постоянный партнер по выставочным проектам — музей Яд ва-Шем. Мы проводим Фестиваль иврита вместе с «Нативом» (Израильский культурный центр. — TANR). Работаем с посольством Израиля в Москве. Возможно, израильские музеи заинтересуются VR-фильмом — путешествием по Второму Храму, который мы создали и которому нет аналогов. Но, честно говоря, мы не выделяем Израиль как место, где непременно должны брать материал для музейного контента. Мы его берем там, где он есть, где его много и он наиболее интересный.

Кого из партнеров музея вам бы хотелось отметить?

К. К.: Мы любим коллаборации. Одна из важных в этом году — с Департаментом транспорта города Москвы. Летом мы сделали выставку в честь десятилетия музея на станции метро «Воробьевы горы» и провели выездную летнюю программу на Северном речном вокзале, а также наши афиши и видеоролики до конца года будут на самых трафиковых станциях метро. Выпущен единый проездной с изображением фасада нашего музея.

В сотрудничестве с банком ВТБ музей работает над программой «Карта соседей». Мы планируем собрать лидеров мнений и ключевые организации Марьиной Рощи, провести с ними стратегическую сессию и выработать план сов­местных действий. Чтобы жители близлежащих улиц и кварталов были в курсе нашей деятельности и сами в ней участвовали.

Как нынешняя международная обстановка сказалась на работе музея?

А. Б.: Многие члены нашего попечительского совета находятся под санкциями и не могут помогать с прежней щедростью. Из-за последних событий практически прекратился культурный обмен между Россией, Европой и США. Мы не смогли провести в 2022-м выставку Рембрандта, хотя надеемся вернуться к этой идее в будущем.

Расскажите подробнее о ваших планах.

К. К.: Мы ориентируемся на внутрироссийские ресурсы — на сотрудничество со столичными и региональными, большими и маленькими музеями, а также с частными коллекционерами. Внутри страны накоплены колоссальные сокровища, есть прекрасные собрания, в том числе современного и западного искусства, и это гарантирует нашим проектам тематическое разнообразие и масштабность.

Например, в марте следующего года должна открыться выставка «Наука и искусство». Мы ее делаем в партнерстве с Политехническим музеем, он предоставит артефакты из своих фондов. Выставка расскажет, как наука (физика, химия, биология, математика и прочие) в разные времена влияла на художников и формирование новых идей в искусстве. Хронологически выставка охватывает время с XVI века по сегодняшний день.

Еще одна запланированная выставка посвящена бухарским евреям. Это огромный пласт культуры, такая утерянная цивилизация. Несколько лет назад израильские историки предприняли научную экспедицию в Бухару — их наработки легли в основу выставочной концепции. Выставка объединит собрания нескольких музеев: Музея истории евреев в России (МИЕВР), Российского этнографического музея (РЭМ), Государственной Третьяковской галереи (ГТГ).

Какова, на ваш взгляд, цель музея?

К. К.: Мы хотим разрушить стереотип, что Еврейский музей — это место только для евреев. Наш музей — это по-настоящему важный культурный центр с широчайшим спектром программ.

Например, у нас есть прекрасный кинозал. Кинопрограммы мы составляем вместе с нашими партнерами на разные темы. Один из таких партнеров — Центр документального кино.

Особое внимание уделяем семьям с детьми. В будни у нас работает около десяти программ Детского центра — от робототехники до шахматного клуба, а по воскресеньям — baby parking, где родители могут оставить малышей и отправиться на выставку или по своим делам.

Мы поддерживаем благотворительные проекты. Так, 7 ноября пианистка Полина Осетинская дала в музее концерт в пользу детского хосписа «Дом с маяком».

В чем вы видите свою миссию?

А. Б.: Она многогранна. Мы хотим помочь евреям узнать историю своего народа, почувствовать себя его частью, звеном исторической цепочки, обогатить себя знаниями. Что касается людей других национальностей, то мы тоже хотим рассказать им историю еврейского народа, чтобы они освободились от разного рода фобий, избавились от шор, смотрели на мир шире. Да и сама тема еврейства должна перестать быть узконациональной, выйти в открытый мир общечеловеческих ценностей, понятий и исторических событий.