В заголовке книги Мартина Гейфорда «Модернисты и бунтари: Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа» названы три автора, чьи имена прочно вписаны в историю мирового искусства. Но кроме них в этом труде представлено еще три десятка художников, живших в британской столице с послевоенного времени до 1970-х годов и только поэтому отнесенных к Лондонской школе. Ни стилистически, ни идеологически они не были связаны.
Одни из них тоже очень известны, хотя и меньше, чем титульные герои (Юэн Аглоу, Дэвид Бомберг, Р.-Б.Китай, Уильям Колдстрим, Бриджет Райли, Паула Регу, Грэхем Сазерленд), других знают только на родине. Но Гейфорду интересны все, поскольку «главные художники Лондона были яркими индивидуальностями, оригиналами и бунтарями». О каждом из них рассказано подробно. Все они как истинные индивидуалисты писали только по-своему, что не мешало ни общению, ни спорам, а то и дракам, происходившим в клубах и барах. Но только за Фрэнсисом Бэконом и Люсьеном Фрейдом автор следит на протяжении всей книги, выстроенной хронологически, отмечая этапы их становления, кризисы и победы. Дэвиду Хокни посвящена отдельная глава.
В книге обстоятельно описано влияние, оказанное на ее героев французским и американским искусством. Художественные открытия, совершенные в начале ХХ века в Париже, осознавались в консервативном Лондоне только в конце 1940-х годов. А через десять лет источник вдохновения переместился за океан («Американская жизнь имела необъяснимое очарование для лондонских высоколобых; на того, кто видел настоящий американский супермаркет, смотрели как на путешественника в будущее»). Хотя, подчеркивает Гейфорд, английский поп-арт от американского отличался живописной глубиной.
С начала 1960-х зарубежная подпитка лондонцам была уже не нужна. «Современное искусство, перестав быть посмешищем или бесчинством, входило в моду», — пишет Гейфорд. Бунтарей и новаторов стали приглашать для оформления общественных и коммерческих пространств, они создавали визуальный образ «свингующего Лондона», причем не только своим искусством, но и собственным видом. «Одежда все чаще способствовала популяризации имиджа художников и даже критиков. Эллоуэй и Коулмен предпочитали роскошные американские костюмы из футуристического дакрона (полиэтилентерефталата). Тернбулл вернулся из поездки в Нью-Йорк, где он встречался с Ньюманом, Ротко и другими, в гангстерском костюме цвета электрик. Гордон Хаус, графический дизайнер и художник, сторонник живописи четких контуров, отдавал предпочтение образу „Мэдисон-авеню“ от Сесила Джи, в то время как сам Денни — стилю преппи».
Ну а Бэкон и Фрейд продолжали совершенствоваться и переживать кризисы. «Вероятно, отношение Бэкона к собственному искусству жестокого факта и трагического отчаяния — как бы он ни презирал абстракцию — продолжало беспокоить его и после возвращения в Лондон. Угроза состояла в том, что его творчество, которое еще десять лет назад казалось новым, ошеломляющим, возможно, начинало выглядеть старомодным».
Гейфорд родился в 1954 году, так что свидетелем тех событий не был, но сумел создать впечатление, что активно в них участвовал. Например, видел Лондон военного времени, а в нем мастерскую Фрейда и его товарища. «Это был осажденный город, едва избежавший вооруженного захвата. В соответствии с разорением, царившим вокруг, обстановка, созданная Фрейдом и Кракстоном, была полна обломков и растений с острыми листьями — и пропитана запахом смерти».
Эффект присутствия легко объясняется: «Модернисты и новаторы» написаны на основе интервью, которые автор брал у своих героев многие годы; книга наполовину состоит из цитат. Но также понятно, что ее написал историк искусства и критик, анализирующий и оценивающий («Когда абстракция стала нормой, многие художники почувствовали искушение разрушить ее язык, превратив ее в отображение чего-то реального. Граница всегда оставалась прозрачной»).
Выглядит русское издание «Модернистов и новаторов» стильно, иллюстраций в нем ровно столько, чтобы иметь представление, о чем пишет автор, и не отвлекаться на компьютерные поиски.