Как российские музеи собирают дизайн

Когда автор этой статьи писал диссертацию о советской мебели 1960‑х годов, он столкнулся с одной трудностью: увидеть эту мебель не на фотографиях, а своими глазами, взять ее в руки практически невозможно. Историк искусства, изучающий живопись передвижников, древнегреческие вазы или, скажем, городецкую роспись, может осмотреть интересующие его предметы в запасниках музеев. У российского историка дизайна такой возможности нет.

А у его коллег в других странах она есть. Многие художественные музеи мира собирают предметы промышленного производства, спроектированные дизайнерами. Подразделения, специализирующиеся на промышленном дизайне, есть в крупнейших музеях современного искусства, таких как Художественный музей округа Лос-Анджелес (LACMA), Музей современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке, Центр Помпиду в Париже. Предметы дизайна собирают также музеи декоративного искусства: парижский MAD, кельнский MAKK, лондонский Музей Виктории и Альберта (V&A). Наконец, есть музеи дизайна (первые открылись в 1980-е годы): в Лондоне, в израильском городе Холон, музеи Red Dot в Сингапуре и Эссене. Полный список занял бы слишком много места.

Российские музеи тоже собирают промышленный дизайн, но начали недавно и пока мало успели сделать. В 2012 году несколько энтузиастов основали Московский музей дизайна. За 11 лет он провел множество выставок в разных городах России, в Австрии, Бельгии, Великобритании, Германии, Нидерландах, США. Музей организует лекции, у него есть издательская программа. При этом он до сих пор остается частным предприятием, которое держится на плаву лишь благодаря стойкости его директора Александры Саньковой.

Всероссийский музей декоративного искусства проводит конкурс «Придумано и сделано в России». Он проходил уже трижды — в 2018, 2020 и 2022 годах. Его ключевой консультант Светлана Липкина, кажется, знает в лицо всех российских предметных дизайнеров. Во всяком случае, никто не знает их больше, чем она. Количество номинантов конкурса исчисляется сотнями. С осени 2021 года по январь 2023 года в музее шла крупная выставка «Вещь! Предметный разговор», посвященная истории отечественного дизайна (куратор — Алена Сокольникова). Из экспонатов этой выставки, предметов, выигравших конкурс, и частных пожертвований формируется фонд предметного дизайна — первая и пока что единственная коллекция дизайна в российском государственном музее.

Кроме того, в последние десять лет предметы дизайна часто можно было встретить на художественных выставках в других музеях. Так, мебель (увы, только на фотографиях) показывали на выставке «Оттепель» (2017) в Государственной Третьяковской галерее. Если говорить о частных коллекциях, нельзя не упомянуть великолепное, мирового уровня, собрание Павла Ульянова, которое частями несколько раз выставлялось в петербургских музеях. Правда, оте­чественных предметов там нет. Наконец, выставка о ВХУТЕМАСе (2020) в Музее Москвы имела большой раздел, посвященный «производственному искусству» этой школы.

Для человека, собирающего образцы предметного дизайна в коллекцию государственного музея, по крайней мере в России, главный вопрос — о критериях отбора. Предметом дизайна при желании можно считать любую вещь, произведенную на фабрике. Но нельзя же всё нести в музей! Что-то, возможно, стоит отнести на свалку. Как провести границу между тем и другим? Российская практика ответа на этот вопрос пока не дала.

У нас в музейной среде распространено предубеждение против массовой, индустриальной вещи. За ней не признают художественной ценности. О дизайне говорят, что это «не искусство», делая исключение разве что для «арт-дизайна», то есть уникальных и малотиражных предметов, изготовленных для выставок. Эта точка зрения удобна тем, что дает понятный и верифицируемый критерий отбора. А неудобна — тем, что оставляет за бортом основную массу вещей, спроектированных промышленными дизайнерами.

Критерий отбора, который предлагает автор этой статьи, не самый очевидный, но тоже удобный. Спор о художественных достоинствах того или иного предмета — не более чем обмен мнениями, рациональная аргументация в нем невозможна. А вот его историческую значимость можно объективно оценить. Более того, ее можно создать.

Летом 2020 года на московский склад-магазин подержанной мебели поступила партия старых стульев с подмосковного завода, грубо сделанных и не в лучшем состоянии сохранности. Автор этой статьи обратил внимание на то, что они очень похожи на стулья, которые входили в состав набора К58-103, получившего главную премию на Всесоюзном мебельном конкурсе 1958 года (авторы — Юрий Случевский и Александр Белорусский). Отклонения от проектных размеров оказались незначительны. Эту атрибуцию сочли убедительной как Московский музей дизайна, так и Музей декоративного искусства. Оба приобрели по экземпляру и показали их на своих выставках, о них написали статьи. Так вещь, которая ничего не стоила, стала персонажем истории.

Историческую значимость предмета, освоенного наукой, легко измерить количеством академических публикаций, в которых он упоминается, их наукометрическими параметрами, количеством выставок, на которых его показывали, и так далее. Схожим образом можно оценить и работы современных дизайнеров. Например, если предмет выиграл международный конкурс и о нем написали журналы Domus и Wallpaper, это достаточное основание для музеефикации.

Формирование музейной коллекции дизайна, по крайней мере в исторической ее части, должно быть продолжением научного освоения материала. В нашей стране ее иначе и не собрать. В СССР главным ведомством, отвечавшим за дизайн, был Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики (ВНИИТЭ), подчиненный Госкомитету по науке и технике. В его изданиях в основном публиковалась продукция машиностроения: гидравлические прессы, пульты управления, тракторы. Если комплектовать фонд, опираясь на этот корпус источников, музей приобретет опасное сходство с пунктом сбора металлолома.

Предметы, окружавшие советского человека в повседневной жизни: мебель, комнатные светильники, посуду, настенные и настольные часы, бытовую технику, — проектировали штатные дизайнеры заводов или сотрудники конструкторских бюро, которые были независимы от ВНИИТЭ, поэтому в изданиях института информации о них крайне мало. Обо всех этих вещах, за редкими исключениями, мы не знаем ничего, кроме скупой информации, которую сообщают заводская этикетка и, если сохранилась, инструкция по применению. Неизвестно, кто и когда их проектировал, где учились и работали эти дизайнеры, какова была их художественная эрудиция. Историкам, изучающим отечественный дизайн, предстоит ввести в научный оборот громадное множество советских бытовых вещей. Больше всего сведений о них можно найти в документах заводов, рассеянных по архивам областных и районных центров. Надо туда ехать, находить в старых бумагах имена проектировщиков, знакомиться с их родственниками или, если живы, с ними самими, исследовать их семейные архивы.