Исаак Кушнир: «Петербург называют культурной столицей, но в городе до сих пор нет музея личных коллекций»

В Петербурге почти все известные коллекции либо достались нынешним обладателям по наследству, либо были составлены известными врачами, учеными. Ваша из каких?

Из инженерно-технических. Почти 40 лет я отработал на заводе «Электросила», все мои коллекции сложились в то время: ленинградский андерграунд, Анатолий Каплан, свистульки.

И никакого наследства?

У моих родителей не было даже телевизора! Более 50 лет назад я приехал в Ленинград из небольшого молдавского села. Мне повезло: попал в хорошие руки, в компанию настоящих ленинградцев, благодаря которым быстро понял, что если ты хочешь быть человеком мыслящим, а не прожигателем жизни, то обязан изучать и приумножать культурное наследие, созданное до тебя. Нищим студентом, потом небогатым молодым инженером я не вылезал из Эрмитажа, Русского музея, театров. Особенно повезло, что в Политехническом институте, где я учился, оказалась замечательная театральная студия. Ее возглавлял Валерий Суслов, режиссер Театра имени Комиссаржевской. Под его влиянием формировался мой вкус — театральный, литературный, художественный.

Как молодой человек, ходивший в Эрмитаж, вдруг увлекся андерграундом?

Это было как удар молнии! ДК Газа, декабрь 1974 года, первая в Ленинграде выставка неформальных художников. Отстояв в очереди два с половиной часа на морозе в летних туфлях, вхожу в зал, и у меня мурашки бегут по коже. Я привык к классическому театру, музеям, а тут — правда жизни. Эти художники не были антисоветчиками, они просто рисовали то, что видели. Рихард Васми, Шолом Шварц, Владимир Шагин, Валентин Громов, Геннадий Устюгов. Со всеми я потом познакомился и дружил долгие годы.

Вы автор серии книг «Авангард на Неве», увековечивших историю ленинградской художественной жизни 1960–1980-х годов. Идея проекта возникла уже тогда?

Нет, лет на 20 позже. В 1998 году на поминках Рихарда Васми я увидел, как друзья и знакомые раздают его работы. Меня это возмутило: исчезает творческое наследие прекрасного художника! Потом умер Владимир Шагин, с которым в последние годы его жизни я много общался, помогал. У меня самого не было денег, но, когда Шагин просил, потому что ему нечего было есть или не было денег на краски, я всегда откликался. Его друзья и родные выпустили тоненькую книжечку в убогом исполнении. Тогда-то я и решил, что необходимо подготовить достойные издания. В стране уже появились богатые люди, и я обратился к своему другу, который занимался бизнесом. Именно он помог мне сделать первую книгу из этого цикла, «Круг Арефьева» — о неформальном объединении независимых ленинградских художников конца 1940-х — середины 1970-х годов. Сейчас в этой серии вышло 58 книг.

На какие деньги?

Находил спонсоров, убеждал: вы встали на ноги, но наш долг — сохранять культурное наследие. Как правило, откликались. Про меня еще со студенческих лет говорили: «Исаак, он и со столбом договорится». Все знали, что я еще свои вложу, у меня руки не потеют, к ним ничего не липнет.

Как вы узнали об Анатолии Каплане? В СССР не было ни одной его выставки.

В 1977 году, когда наша театральная студия была на гастролях в Польше, я в местном книжном магазине впервые увидел альбом Анатолия Каплана. Никогда не делил людей по национальному признаку, но для меня важны мои корни: я еврей, родившийся и проживший до 18 лет в еврейском местечке в Молдавии. Все детство говорил на идиш, все детство видел этот еврейский мир. Листаю альбом и понимаю: это про меня, он нарисовал мою жизнь! Еще лишь однажды я пережил такое потрясение, когда посмотрел фильм «Амаркорд» Феллини. Поэтому мы со Светланой Грушевской, хранителем фондов Музея Ахматовой, решили назвать выставку, приуроченную к 120-летию художника, «Амаркорд» — «я вспоминаю».

Когда вы начали коллекционировать работы Каплана?

Вернулся из Польши и пошел по букинистам, антикварам. В лавке художника нашел офорты и литографии, две керамические работы купил на блошином рынке в Дачном. И конечно, начал искать людей из его окружения. Уже собирался познакомиться лично, но в 1980 году Каплан умер.

Не было мысли поехать к нему в дом, познакомиться с наследниками, попытаться пополнить свое собрание?

С 123 рублями зарплаты? Это произошло спустя лет десять, когда у меня уже появились небольшие средства. Мне позвонили друзья и рассказали, что Виктор, племянник Каплана со стороны жены, единственный наследник, готов что-то продать. Мы с ним познакомились. Он отличный человек, но далекий от искусства. Сначала я отобрал немного, на большее не было денег. Уже дома с женой мы решили: нужно покупать все! Продали что-то из своих вещей, взяли в долг у друзей, и я снова поехал к Виктору. Купил не только работы, но и архивы — письма, документы. Мы по сей день дружим с Виктором, поддерживаем отношения.

Вы многое сделали для популяризации творчества Каплана.

Художественной школе в белорусском Рогачеве, на родине художника, я подарил его литографии и офорты, добился, чтобы ей присвоили имя Каплана. Дарил его работы Музею Марка Шагала, Русскому музею, Третьяковской галерее, Музею имени Пушкина. Я вообще щедрый даритель.

А откуда увлечение свистульками?

От моего учителя. Он их собирал, я увлекся и увлек семью, друзей. Я не этнограф, но знаю каждую свистульку, могу определить на глаз: это перуанская, это балканская, таджикская, мексиканская, шведская… Отличаю вологодскую свистульку от абашевской, каргопольской, хлудовской. Меня даже пригласили в международное жюри фестиваля глиняных свистулек, который организует музей в городе Чезуна на севере Италии.

Что вы считаете главным делом своей жизни?

Конечно, серию изданий «Авангард на Неве» и все, что я сделал для сохранения творчества Анатолия Каплана.

Наверное, еще памятник Андрею Сахарову? Это же фантастическая история!

Настоящий детектив! Еще в конце 1990-х объявили конкурс на памятник Сахарову, несколько лет не могли выбрать вариант. В 2000 году я увидел фигуру Андрея Дмитриевича работы скульптора Левона Лазарева на выставке на философском факультете университета и буквально загорелся идеей установить ее увеличенный вариант на площади Сахарова к 300-летию города. Левон изготовил модель в 3,5 м, мы подготовили документы на согласование. А дальше началось… Нам говорили: давайте установим позже, к другой дате. От нас требовали каких-то изменений…

И тогда я воспользовался своими знакомствами в Законодательном собрании. Ночью привез и установил монумент. Процесс сняли на камеры, утром все показали по телевидению. Конечно, это была сумасшедшая авантюра, но через два дня мы все-таки провели официальное открытие.

Каждый коллекционер переживает о том, что будет с вещами после его смерти. У вас какие планы?

Это общая проблема всех собирателей. Петербург называют культурной столицей, но в городе до сих пор нет музея личных коллекций! Многие с удовольствием передали бы свои собрания, плоды многолетних трудов, чаяний и помыслов в такой музей.

Не хотите свое собрание подарить какому-нибудь музею?

С удовольствием подарил бы выставку Каплана Музею Ахматовой, когда придет время. Но всю коллекцию… У меня замечательная дочь, она интересуется искусством, разбирается в нем, внуки растут.

Вам ведь предлагали оставить коллекцию Анатолия Каплана в Израиле.

Предлагали, но Каплан жил и творил в Петербурге — его коллекция должна быть здесь. И себя я больше нигде не вижу, это мой город. Нева на месте, Невский проспект на месте, Эрмитаж на месте… Я хочу и буду жить только здесь. То, что сейчас творится, пройдет, а красота останется.