Антон Козлов: «Самое интересное — покупать своих современников»

Вы не расскажете о себе: когда родились, где учились?

Я родился в 1987 году в семье врачей. Окончил Государственный университет управления. Уже на первых курсах занялся бизнесом. В 24 года пришел в отрасль вывоза и утилизации мусора, в которой успешно трудился до 2020 года. Последние изменения в российском законодательстве сделали частную инициативу в этой сфере невозможной. Но я не сильно огорчился, так как нашел более интересное занятие.

Что вас подтолкнуло к коллекционированию?

В 2018 году моя подруга арт-дилер Наташа Грабарь повела меня на ярмарку Cosmoscow. В работе Ирины Кориной, которую я там увидел, использовались жилеты работников коммунального хозяйства. Естественно, во мне это вызвало живейший отклик, и объект я купил. За следующие несколько месяцев я приобрел каноническую «расцарапку» Владислава Мамышева-Монро и парсуну Бориса Орлова в галерее XL. Я еще не думал о коллекции — просто покупал, как мне казалось, хорошие работы. Уже позднее эти вещи и те, что я видел на выставках, начали влиять на мою жизнь — на то, что я читаю, о чем ищу информацию, куда хожу, с кем общаюсь. Современное искусство захватило меня полностью, и я решил собрать свою коллекцию.

Для начала мне хотелось погрузиться в контекст и в искусстве разобраться, нежели тешить свой на тот момент несформированный вкус и ненасмотренный глаз. Я активно знакомился с новыми людьми. За каждой новой дверью оказывались следующие десять.

Я был удивлен тем, что можно найти и купить произведения музейного уровня тех авторов, которые уже прочно вошли в историю. И я подумал, что было бы неплохо соединить советский и современный периоды искусства в единое поле диалога, собрать коллекцию с 1957 по 2057 год.

Была ли у вас какая-то стратегия?

Интересно собирать те периоды, в которых вы можете дотянуться до программных работ, до шедевров. Если у вас значительные ресурсы и конвенциональная оптика, можно собирать нонконформистов; если ресурсов значительно больше, а вкус — фокусированнее, можно бороться за лучшие вещи московского концептуализма: Ильи Кабакова, Виктора Пивоварова, Дмитрия Пригова, Ивана Чуйкова, «Коллективных действий». Но самое интересное — покупать своих современников. На них скромнее цены, и можно выбирать из лучших вещей. Если, конечно, их вперед вас не купил Сергей Лимонов (петербургский коллекционер. — TANR).

Где вы находите вещи?

В галереях, мастерских, на аукционах, у родственников и наследников, в России и за границей. Бывали случаи, когда всеми забытые произведения лежали за шкафом. Так, например, я купил свернутые в рулон живописью внутрь холсты Михаила Рогинского. У Франциско Инфанте нашел те самые объекты-артефакты, которые всем известны лишь по его фотографиям. Отдельная радость — вытащить что-то, что до тебя не было подсвечено, ввести работы в художественный, музейный и научный оборот.

Есть ли у вас ценовой диапазон, за который вы готовы искусство покупать?

Могу сказать, что нынешние цены на оте­чественное искусство меня устраивают. Хотя некоторые произведения мне недоступны. Например, живопись Эрика Булатова, но я не перестаю о ней мечтать. Конечно, приятно купить ниже рынка, по дилерской цене. Но если речь идет о нужном тебе шедевре, то стоимость уже не важна. Как говорят, pay and forget.

Есть ли у вас консультанты?

Многие знают, что я собираю, и мне поступают предложения из разных источников. Консультантов нет, но есть люди, с кем я постоянно обсуждаю искусство.

Как велика ваша коллекция?

В ней порядка тысячи произведений. Их отбор строится на симбиозе любви и аналитики. Часто попадаются настоящие бриллианты. Среди последних коллекционерских удач — блок работ Риммы и Валерия Гeрловиных московского периода, в том числе знаменитые картонные кубики Риммы, которые она конструировала как литературные произведения. Я впервые увидел аналогичные в Третьяковке и с тех пор хотел заполучить подобные.

Еще я купил несколько объектов Игоря Шелковского, опять же доэмигрантского периода, первой половины 1970-х, который очень ценю.

С последней Cosmoscow я унес «Универсальный сундук отечественного искусства» Романа Сакина, репрезентирующий цикличность тем в российском искусстве: о бессмысленной войне и бессмысленных жертвах, о революции, далее — искусство лагерное, жертвенное и подпольное, и единственный веселый раздел — искусство про Новый год.

За «Утопией драконов» Ивана Горшкова этим летом я ездил в Воронеж в галерею «Х.Л.А.М.». И там же с друзьями посетил мастерскую Ивана. Я очень люблю разговаривать с художниками, бывать в их студиях. Все-таки выставочные проекты не позволяют так внимательно исследовать творческий метод и вступить с художником, как говорят уфологи, в контакт третьего уровня. Прямо там, в мастерской, я решил купить еще три скульптуры Горшкова из Галереи Марины Гисич.

Есть точка зрения (ее воплотил в выставке «Ненавсегда» куратор Кирилл Светляков), что между нонконформистами и советским официальным искусством 1960–1980-х годов гораздо больше общего, чем кажется. Что вы думаете об этом?

Только нонконформизм и есть подлинное советское послевоенное искусство. Выставку «Ненавсегда», конечно, надо было сделать один раз, чтобы убедиться, что официальный и неофициальный «арт» бесконечно друг от друга далеки. Невозможно их по­дружить, это чудовищно. Задача коллекционеров и музеев — сделать свой выбор, обозначить позицию. Только так создается история искусства.

Есть ли у вас планы открыть свое собрание публике?

Я охотно даю работы на временные выставки. Сейчас их можно увидеть в таких проектах, как «Парсуны нон грата» Бориса Орлова и Сергея Шеховцова в Stella Art Foundation, «Процесс. Франц Кафка и искусство XX века» в Еврейском музее, «Планетарные туманности» Ростана Тавасиева в Sistema Gallery, «От и до: сказки на вырост» в Новом крыле Дома Гоголя. Параллельно я заканчиваю ремонт в своем втором хранении на Ленивке, где будет устроена своего рода «мастерская коллекционера» — место встреч и камерных показов для профессионального сообщества.

А в целом коллекция достигла того уровня, когда ее уже хочется выставлять — если не полностью, то большими блоками. И я ищу контрагентов в регионах. Показывать там современное искусство важнее, чем в столицах, где немало мест силы. Хотел бы взаимодействовать с крупными, уже сложившимися институциями, сотрудничать с местными кураторами.

А где для вас места силы в Москве?

Они определяются людьми, за каждой институцией стоит человек. Мультимедиа Арт Музей — это Ольга Свиблова, Третьяковка — Ирина Горлова (куратор отдела новейших течений. — TANR), «Гараж» и его мастерские, где я нахожу много прорывного молодого искусства, — Антон Белов, АРТ4 — Игорь Маркин. Местом силы может быть и сам человек. Там, где Андрей Ерофеев или Марина Лошак, там сила.

Не так давно вы запустили свой YouTube-канал «Пока все дома у Антона». С какой целью?

Во-первых, хочется приоткрыть коллекцию. Во-вторых, есть люди, чье мнение мне важно и интересно. В течение этого года мы записали несколько десятков выпусков с куратором Андреем Ерофеевым. Именно его жесткая знаточеская позиция когда-то помогла сформировать собрание новейших течений Третьяковки.

По какому сценарию вы записываете выпуски?

Мы берем одно произведение и о нем разговариваем. Это и не академическая лекция, и не стендап. Видео выходят в эфир по четвергам в 19 часов. Следующими моими собеседниками будут Ирина Горлова, Игорь Волков (историк фотографии, хранитель отдела новейших течений ГТГ. — TANR), о молодых художниках — моих друзьях — я расскажу сам.

Надеюсь, наша информация не устареет и в будущем пригодится исследователям. Все-таки отечественное искусство последних 70 лет мало артикулировано. По Юрию Злотникову, например, на YouTube десять видео, по Льву Кропивницкому — одно слайд-шоу под музыку. По-хорошему о Кабакове надо рассказывать в школах, как, например, о Репине.

В кого из молодых художников вы инвестируете?

Меня бесконечно вдохновляют Ирина Корина, Евгений Антуфьев, Роман Сакин, Петр Кирюша, Аня Желудь, Иван Горшков, группа «МишМаш», Александр Гронский (сейчас он делает просто фантастические вещи), Алина Глазун, Егор Федоричев, Вадим Михайлов, Людмила Баронина. Глобально я считаю интересными тех, у кого оказалось достаточно смелости и эмпатии не делать вид, что ничего не изменилось. Не приходится говорить о громких декларативных акциях — мои любимые художники, скорее, фиксируют растерянность.

Мы сейчас переживаем новый период. Все, что было до, когда мы радовались каким-то пластическим находкам, остроумным темам, — все это закончилось. Я даже выделил в отдельный раздел коллекции работы, созданные после 24 февраля 2022 года. Когда-нибудь мы покажем их в каком-нибудь важном музее.

Есть ли у вас миссия?

Я верю в ценность свободного творческого высказывания. Моя миссия — его поддерживать. И хотя сегодня искусство утратило свою власть и ни на что больше не влияет, только оно способно адекватно запечатлеть и сохранить суть исторического момента во всем его безумии и противоречии.