В доме 15 по Малой Бронной жилец квартиры 37, элегантный мужчина лет 50, обладатель красивой густой шевелюры и аккуратной бородки, перебирал разложенную на столе груду документов. Облигации, долговые расписки, справки, удостоверения, даже старые билеты в театр и медицинские рецепты — свидетельства целой жизни. Сложил в аккуратную стопку, затем достал из ящика стола семизарядный браунинг и обойму с патронами. Водрузил их сверху на бумаги и куда-то понес...
Быстрая перемотка на 54 года вперед. Слесарь Научно-исследовательского электромеханического института Юрий Гусев стоял посреди огромной коммунальной квартиры, где прожил много лет. Все соседи уже съехали. Уезжал и он: семья наконец-то получила отдельную квартиру в Волгоградском районе столицы. Почему бы не пройтись напоследок по пустым комнатам коммуналки? В одной из них, где раньше жила немолодая женщина с взрослой дочкой, обнаружился добротный дубовый шкаф, явно дореволюционный. Бывшие соседи, расставаясь, обменялись телефонами. Гусев набрал номер, уточнил. «Да, оставили шкаф. А куда его, такой громоздкий?! Ой, конечно, забирайте себе! На здоровье!»
...Перенесемся вперед еще на десять лет. На календаре июль 1982-го. В Государственном историческом музее звонит телефон. Трубку снимает младший научный сотрудник отдела письменных источников 25-летний Андрей Яновский. На том конце провода представляются: Вячеслав Александрович Глазков, старший инспектор отдела уголовного розыска Волгоградского района Москвы. «К нам тут гражданин принес комплект старых документов, конец XIX — начало XX века. Нам они не нужны. Если для вас представляют интерес — приезжайте». — «Интерес? Конечно, представляют!» И вот Яновский уже в отделении, документы у него в руках. «Но кто нашел? Можно адрес?»
Следующая сцена: молодой историк пьет чай на кухне в гостях у Юрия Гусева. Слесарь, мужчина средних лет, запомнился Яновскому как типичный Гоша из фильма «Москва слезам не верит». Он рассказывает о старом шкафе, который ему удалось пристроить на балконе, где тот ему прослужил верой и правдой почти десять лет. Но балкон не квартира — шкаф отсырел, пошла плесень, пришел ему срок. Стал разбирать его на месте, чтобы вынести по частям, — а тут тайник, двойное дно! В нем документы и пистолет с патронами... «Ну да, пистолет. А вы что, не знали?»
***
Эту историю нам рассказал ее непосредственный участник, Андрей Дмитриевич Яновский, ныне заместитель генерального директора Государственного исторического музея по науке. Рассказал, стоя рядом с витриной, в которой выставлены избранные документы из удивительного шкафа и тот самый браунинг. Кстати, милиция не сразу отдала пистолет музею — пришлось писать официальное письмо, подключив коллег из отдела оружия.
Документы многое рассказали Яновскому об их владельце. Для начала, тот самый жилец квартиры 37, Виктор Успенский, был племянником Веры Засулич. Но при этом и сам по себе был интересен: известный московский врач, глава городского отделения регистрации раненых и больных воинов. Политический деятель — депутат Государственной думы второго созыва от партии социалистов-революционеров. После июльского восстания 1918 года и покушения на Ленина (кстати, из такого же браунинга) принадлежность к эсерам стала сродни черной метке. И пистолет, и документы, среди которых антибольшевистский «Листок социалиста-революционера», датированный 27 августа 1918 года, следовало надежно спрятать. Это и сделал Успенский не позднее осени. А в следующем году Виктор Петрович умер при невыясненных обстоятельствах.
Табличка с надписью «клад Успенского» и витрина с экспонатами, остроумно стилизованная под старинный шкаф, украшают выставку «Клады. Сокрытая история». До конца июля посетители Исторического музея в Москве могут рассматривать самые разнообразные сокровища — от неолита до XX века, изучать их и любоваться ими.
«Каждый уважающий себя музей обязательно покажет вам клад. Это непременный атрибут любой экспозиции» — это мы уже беседуем с куратором выставки «Клады. Сокрытая история», старшим научным сотрудником Государственного исторического музея Игорем Кураевым. Если мысленно вернуться в детство, то первой ассоциацией на слово «клад» для многих будут пиратские сокровища, закопанные героями книг Роберта Стивенсона, Эдгара По и их последователей. Удивительно, что слова «клад» и «сокровища» близки даже этимологически, хотя корни у них разные. «Клад» происходит от глагола «класть». Это то, что положено куда-то в укромное место, чтобы сохранить его там. А «сокровище» — от глагола «сокрыть». Старое значение этого слова — «кладовая, сокровенное место». Уже в более позднее время слово «сокровище» стало прочно связываться с несметными богатствами.
Клады и все, что с ними связано, — чрезвычайно привлекательная тема для фольклорных и литературных сюжетов. С одной стороны, в массовом сознании клад непременно составляют несметные богатства, с другой — сокрытие этих богатств окутано тайной (да и открываются они счастливчикам, как правило, при мистических обстоятельствах). В западной традиции на клады указывали блуждающие огни на болотах. У славян и некоторых других народов считалось, что места сокрытия кладов можно определить по цветению папоротника в ночь накануне Ивана Купала. Владимир Даль в исследовании «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа» (1845–1846) пишет: «Где только зацветет папоротник в полночь красным огнем, там лежит клад; а кто сорвет цвет папоротника, тот добыл ключ для подъема всякого клада, который без этого редко кому дается». У Даля мы также читаем о прочной связи между мотивами сокрытия кладов и образами разбойников: «У каждого края свой герой или разбойник прежних лет, коему приписываются все находимые и искомые клады. В восточных губерниях клады принадлежат Пугачеву, на Волге — Стеньке Разину, на Украине — Гаркуше, в средней России — Кудеяру и проч.». Любопытно, что, несмотря на укоренившуюся в массовой культуре связь между кладами и деятельностью пиратов и даже рациональное обоснование этой связи (ну не в банках же хранить им награбленное!), фактических подтверждений бесчисленным легендам о пиратских сокровищах почти нет. Это не мешает писателям эксплуатировать фольклорные мотивы в своих целях — и к удовольствию читателей. В современной российской литературе эту традицию продолжает Алексей Иванов: герой его романа «Золото бунта» идет по следу клада Емельяна Пугачева, и, кстати говоря, мистики в этом повествовании хоть отбавляй.
Игорь Кураев формулирует для нас определение: клад — это один или множество предметов, обнаруженных компактно на ограниченной площади, при этом фиксируется единовременность и намеренность их сокрытия. То есть, произнося слово «сокровища», археолог не теряет изначальную связь со словом «сокрыть».
Классификаций кладов великое множество, и не по всем из них ученые достигли консенсуса. Раз уж мы начали говорить о сокровищах: есть такой термин — клад-сокровище. Золото капитана Флинта или бриллианты мадам Петуховой — как раз такие, понятные каждому клады. А вот, к примеру, набор заготовок для каменных орудий труда или, в более позднюю эпоху, бронзовые слитки и литейные формы — назвать их сокровищем язык не повернется, хотя это настоящий клад, сокрытый в одном месте. Такие клады называют производственными, и они тоже представлены на выставке в ГИМе. Вот, например, клад железных инструментов, найденный в 1973–1975 годах в дренажной канаве кузницы и примыкавшей к ней слесарной мастерской VIII века в Старой Ладоге. Анализируя расположение клада, археологи делают вывод, что владелец торопился, сложил инструменты впопыхах, вероятно во время какого-то конфликта, собираясь вернуться. Увы, не вернулся — зато оставил потомкам ценные сведения о наборе инструментов мастера-универсала скандинавского происхождения, обосновавшегося в старейшем городе Руси. В соседней витрине — россыпь серых невзрачных «булыжников». Это клад свинцовых слитков XI–XII веков, обнаруженный два десятка лет назад в дельте Волги на территории Самосдельского городища, которое историки отождествляют со средневековым торговым городом Саксином. Хоть и не сокровище, но ценнейший археологический памятник — антоним пословицы «не все то золото, что блестит».
Взглянем еще раз на скромную витрину с инструментами из Старой Ладоги — и сравним ее с экспозицией роскошного фамильного серебра, которое занимало целую тайную комнату в особняке Нарышкиных в Санкт-Петербурге. Этот самый крупный в российской истории клад, обнаруженный в 2012 году, приехал в ГИМ из Государственного музея-заповедника «Царское Село», и здесь, на выставке, для него выгородили отдельное большое пространство.
Сергей Сомов, поручик лейб-гвардии Гусарского полка, женатый на Наталье, дочери Василия Львовича Нарышкина, чиновника Министерства иностранных дел, был хранителем ценностей семьи своей жены после того, как в разгар революционных событий Нарышкины покинули Петроград. Вероятно, именно Сомов тщательно упаковал фамильное серебро (более 2 тыс. предметов конца XVIII — начала ХХ века), проложив газетами («Русская воля» за июль — сентябрь 1917 года) и тряпками, которые смочил уксусом, чтобы предотвратить потемнение металла. В тайнике-антресоли площадью 6 кв. м в перекрытии между вторым и третьим этажами особняка ящики с сокровищами простояли без пяти лет век. Однажды ночью в марте 2012 года полицейский, патрулировавший район на улице Чайковского, увидел, что к особняку, где в то время шел капитальный ремонт, подъехала машина и какие-то люди стали выносить из здания мешки. Служитель закона заинтересовался происходящим и подошел к машине — рабочие (а это были они) кинулись врассыпную. Следствие установило, что часть предметов грабители уже успели вывезти с целью реализации, но все удалось вернуть без утрат. Клад Нарышкиных составляли ценности самого разного типа — от булавок, расчесок и чайных ситечек до пятикилограммовых серебряных самоваров и канделябров весом 20 кг. Большинство предметов украшено княжеским гербом рода Нарышкиных, на некоторых стоит герб Сомовых. Отдельно были упакованы ордена и медали, принадлежавшие Сергею Сергеевичу. Сам Сомов покинул Петроград в 1918 году и, конечно, рассчитывал вернуться. Но не получилось: он умер в Париже в 1976 году. Нарышкинский клад признан крупнейшим в истории России. После завершения реставрации Александровского дворца в Царском Селе предметы из клада дополнили его экспозицию.
Что у них общего? И тот, и другой набор предметов был спрятан перед лицом опасности или других обстоятельств с намерением вернуться, когда опасность минует или обстоятельства сменятся.
Отсюда еще одна категория кладов: «экономические», или профанные. Их еще называют «возвратными». Им противопоставляются ритуальные, вотивные клады — так называемые клады-подношения, «невозвратные». Один из косвенных признаков таких кладов — их обнаружение вне пределов поселений, условно говоря, в «священной роще». В экспозиции представлен Конопельский клад VI–VII веков из Курской области: в глиняном горшке уложены браслеты, фибулы, височные кольца из бронзы и серебра. Может быть, это производственный клад — ювелирный лом, предназначенный для переплавки? Или личные вещи — так называемый клад-ларчик? Есть гипотеза, что это как раз клад-подношение, не предназначенный к возврату. Слишком странное место выбрано для сокрытия — вне всякого культурного слоя, на затапливаемом участке поймы реки Конопелька.
Не все специалисты относят ритуальные подношения к кладам. В том же ГИМе хранительница в отделе археологии Светлана Авдусина считает кладами только предметы, за которыми собирались вернуться.
В начальном периоде своей истории археология в значительной мере пересекается с кладоискательством, поиском сокровищ — тех, которые блестят. И здесь, несомненно, главное действующее лицо — Генрих Шлиман с его находкой 1873 года — знаменитым «кладом Приама». Отношение к открывателю Трои среди археологов граничит с презрительным. Завкафедрой археологии исторического факультета МГУ Артемий Арциховский так просто запрещал студентам произносить имя Шлимана. «И действительно, он копал как грабитель, — говорит Кураев. — Памятник Шлиман уничтожил».
Мы помним, что клад — это единовременно сокрытые предметы. После раскопок Шлимана «клад Приама» представляет собой конгломерат объектов из разных слоев. Вычленить из него родственные группы крайне затруднительно.
Даже те, кто симпатизирует Шлиману, могут назвать его в лучшем случае восторженным дилетантом. Но большинство кладоискателей во все времена были циничными искателями наживы. Игорь Кураев подводит нас к витрине, где выставлены золотые и серебряные украшения из так называемого Симферопольского клада XIV века. «Выдающийся памятник ювелирного искусства Золотой Орды был обнаружен в 1960 году случайным образом, при земляных работах. Его пытались продать (есть версия, что за границу). Это настоящая детективная история советских времен: была проведена специальная операция, перекупщиков вычислили, за ними следили, и в момент передачи сокровищ всю банду удалось задержать». Согласно инструкции сокровища с криминальной историей отправили в Гохран на хранение. Впоследствии на уровне правительства было решено передать клад в Исторический музей. «Это один из предметов зависти коллег из Эрмитажа. Они очень хотели получить этот клад, но было принято решение передать его именно нам», — в голосе куратора слышны торжествующие нотки.
Впрочем, у соседней витрины наше настроение меняется. Это так называемый Анненковский клад — точнее, то, что от него осталось. По справедливости, «Анненковским» его называть не хочется, и вот почему. Комплекс великолепных ювелирных изделий, относящихся к XII веку, нашли в 1842 году в Киеве при строительстве новой Десятинной церкви на месте, где стоял первый на Руси каменный храм, возведенный князем Владимиром в 989–996 годах и разрушенный при нашествии Батыя. Так уж вышло, что Александр Анненков завершил черное дело, начатое Батыем. Богатого курского помещика сослали в Киев за жестокое обращение с крепостными. Участок земли в центре города принадлежал Анненкову, здесь же на его деньги началось строительство нового храма на намоленном месте. В ходе земляных работ строители наткнулись на россыпь драгоценностей «в одной пещере, или же лёхе, то есть помещении, несколько напоминавшем собою погреб, вырытый в отвесной толще земли или глины». Предположительно, это была апсида старой Десятинной церкви.
«Драгоценных предметов было очень много. По свидетельствам очевидцев, они еле поместились в два мешка, — рассказывает Кураев. — Анненков забрал их себе, увез сначала в свое имение, а потом они, что называется, разошлись по рукам. То есть вещи были раскуплены коллекционерами и перепроданы. Сейчас предметы предположительно из этого клада есть и в музее Метрополитен, и в Британском музее. У нас в коллекции всего три предмета — это рясна и два колта. Их выкупил основатель нашего музея граф Алексей Сергеевич Уваров».
***
Современные кладоискатели продолжают уничтожать то, что не успели уничтожить расхитители прошлых лет. Только теперь это дело поставлено на поток: черные копатели вооружены дорогим оборудованием и полным комплектом исторических карт. Последствия — катастрофические. Попав к чернякам (так их называет Игорь Кураев), археологические памятники канут в Лету навсегда. Целостность комплексов будет нарушена: часть уйдет в чьи-то коллекции, другая — на переплавку. Результат — безвозвратно утраченные знания.
Если клад окажется у археологов, то информация о нем сохранится в полном объеме. Результаты раскопок передадут в музеи, о них будут выходить публикации, их можно будет увидеть на выставках, подобных той, на которой мы побывали. Жизнь продолжится.
Государственный исторический музей
«Клады. Сокрытая история»
До 29 июля