Ваше искусство довольно экспансивно по отношению к пространствам: вы строите большие инсталляции, пространства внутри пространств. А как вам работалось в BoscoVesna, где в вашем распоряжении оказалось, пожалуй, больше места, чем мог бы предоставить любой музей или галерея?
Когда меня пригласили, я была озадачена. Из-за того, что это экспериментальный формат, никакого конкретного запроса не было. Речь шла о некоем соединении с художником, который делает собственный проект внутри предложенного помещения и снаружи, на фасаде. Признаться, я восприняла для себя этот проект как уличный. Реально работать на улице я пока не готова, хотя меня много раз приглашали сделать что-то в городе. Конечно, я делала проекты под открытым небом на «Винзаводе» и для «Архстояния» в Никола-Ленивце, но и то и другое — это все-таки специфические зоны, зоны искусства, и люди, которые там оказываются, понимают, с чем они сталкиваются. И мне нужна такая мембрана, которая указывает на то, что внутри находится именно художественное произведение. А здесь, в BoscoVesna, в каком-то смысле зона открытая. Это не музей, куда покупают билет, чтобы увидеть искусство. Сюда может случайно зайти любой пешеход, скрываясь, например, от непогоды. Так что я отнеслась к этому пространству как к некоему архитектурному сооружению вроде древнеримской руины или просто стены города, где можно что-то сделать и сообщить.
Содержание пространства — а это магазин — как-то влияло на концепцию проекта и форму объектов?
Безусловно, я осознавала, что там висит много вещей, причем именно одежды. А это ткани. И мне хотелось закамуфлировать мои объекты, чтобы они не воспринимались отдельно от окружения, не смотрелись претенциозно. Поэтому издалека они не то чтобы очень бросаются в глаза. Некоторые из них даже похожи на манекены или какие-то структуры, на которых висят образцы тканей.
Две композиции, «Букеты будущего», распустились прямо на фасаде и видны всем прохожим. Какое послание они несут?
Мне нравится, что центр называется «Весна», и мне хотелось оставить классическое послание на эту тему. Букеты напоминают о том, что весна — это время цветения, любви, соединения начал и зарождения новых жизней. Но мне хотелось подойти к букетам более концептуально, поэтому они почти целиком состоят из того, с чего и начинаются, — из самих пыльцевых зерен, увеличенных тысячекратно. Пыльца маленькая и незаметная, но из нее может развиться что-то неожиданное: ядовитое растение, сорняк или, наоборот, прекрасный цветок, нежный и благоухающий. В зарождении нового много всего неизвестного, и я хотела об этом поговорить.
Внутри сразу бросается в глаза 17-метровая скульптура, пересекающая все этажи и собранная из разных элементов. Там можно разглядеть и шмеля, и голову горгоны, и ту же огромную пыльцу…
Колонна для атриума выросла из самых первых моих эскизов для проекта. Меня увлекли размышления об иерархии, о том, что «важно», а что «не важно», и о том, какое место для этого всего отведено в нашем сознании. Мне хотелось выразить мысль, что все — важно. Колонна могла быть сделана из чего угодно, потому что, какую вещь ни возьми, она в один момент вашей жизни может оказаться решающе важной, а в какой-то другой момент вы о ней и не вспомните. В моей колонне есть, например, рокайль — элемент стиля рококо. Когда-то такая декоративная ракушка считалась вершиной прекрасного, но позже слово «рокайль» стало ассоциироваться с чрезмерностью, неуместностью, дурным вкусом. То, что казалось прекрасным, стало глупым и безобразным — вот такая любопытная двойственность. Или, например, новогодняя елка, которая в колонне висит вверх ногами. Тридцать первого декабря о ней заботились и наряжали, водили вокруг нее хороводы, а теперь она уже лежит на улице выброшенная. То же и со слоненком: когда-то на нем стояла Земля, но сегодня он уже не является знаковым элементом миропорядка. Такие перипетии и перемены ценностей меня интересовали. Но главная идея состояла в том, чтобы включить в колонну совершенно не связанные друг с другом объекты, которые наш мозг тем не менее связывает. Знаете, это как лента, которую вы прокручиваете в соцсетях, а на вас безо всякой иерархии выливается поток всего подряд. Для меня это очень симптоматичный знак нашего времени.
А как драматургия проекта развивается в тех объектах, которые обнаруживаются на этажах?
Они составляют для меня загадочную историю, куда мне хотелось бы пригласить в качестве соучастника каждого, кто на них наткнется. Я дала объектам конвенциональные, будто бы всем нам знакомые названия: «Мартовская вьюга», «Случай в усадьбе», «Потерянное кольцо», «Темное ущелье», и все они сулят какой-то рассказ. Так часто бывает на даче: найдешь какую-то книгу, откроешь оглавление, а там истории, которые ты надеешься когда-нибудь прочесть, но руки до этого так никогда и не доходят. Эти объекты работают по тому же принципу. Рядом указан набор обстоятельств и «действующих лиц»: это разные химические элементы, например формула кофе и серотонина, круассаны и покровы земли — снег и проталины, которые я снимала, пока жила на даче в течение ковидных месяцев. Мне бы хотелось, чтобы каждый зритель эти элементы по-своему расшифровал и сложил в собственную историю.
Рядом с каждым объектом помещен QR-код, отсканировав который, можно поделиться своей интерпретацией и услышать вашу, авторскую. А в целом вам свойственно объяснять свои произведения?
У нас возникла смешная ситуация. Мы обсуждали, кто сейчас является зрителем и надо ли ему что-то подсказывать, и тут организаторы меня подловили и попросили рассказать, что я имела в виду в своих зашифрованных вещах. Честно признаться, я-то как раз не хотела ничего рассказывать. Более того, у меня самой не было этих версий в поэтическом смысле. Для меня поэзией было то, как объекты составлены, как они названы и как это может потом раскрыться для каждого в отдельности. Вообще, когда я рассказываю о своих работах, я не столько расшифровываю их, сколько раскрываю принцип того, как они у меня в голове образуются. В основном это происходит постфактум, то есть когда работа уже полностью собрана и выставлена. Только тогда я могу объяснить, что, собственно, произошло.
Появление такого большого проекта наталкивает на вопрос: а есть ли у вас инсталляция мечты, тотально трансформирующая пространство?
Я совершенно не могу заранее помыслить что-то такое фантастически несбыточное. Наверное, я довольно материальный человек, потому что все собирается у меня в голове, когда я сталкиваюсь с реальностью, то есть когда появляется некое пространство и происходит соединение моей фантазии, воли куратора и заказчика, денег и чего-то еще. «Природа вещей» — коллективный проект: его идея изначально принадлежит Игорю Казакову, директору BoscoVesna, и куратору Марине Федоровской. У нас было много подрядчиков, которые помогали объять необъятное и передать само ощущение реальности, которое для меня заключается в разнофактурности и разноформатности: одни варили металл, другие делали надувные конструкции, третьи изготавливали круассаны, чтобы они выглядели как настоящие, четвертые делали 3D-модели по моим карандашным эскизам… Ничего из этого я никогда в жизни не сделала бы сама (самостоятельно я делаю очень рукотворные вещи — обычно это глина, рисование или что-то еще, что связано с моими физическими возможностями). Так работает театральный художник, на которого я и училась: нужно много всего представить и держать в голове, но для воплощения задумки требуется привлечь разных специалистов.