Музей, можно сказать, приучил публику к большим проектам, которые, с одной стороны, были сфокусированы на первых послереволюционных десятилетиях, с другой — освещали тему эмансипации женщин в СССР, а еще так или иначе затрагивали в экспозиции тему текстиля. Этот уникальный тематический микс оказался своего рода волшебным рецептом для таких блокбастеров, как «Ткани Москвы» (2019–2020), «ВХУТЕМАС 100. Школа авангарда» (2021), «Дом моделей. Индустрия образов» (2023). Ко всем этим проектам в той или иной мере приложили руку сокураторы открывшейся в конце апреля выставки «Москвичка. Женщины советской столицы 1920–1930-х» Ксения Гусева и Надежда Плунгян.
Идея экспозиции родилась буквально в нескольких метрах от того места на Зубовском бульваре, где она открылась, — в кафе при Музее Москвы. Как это часто бывает, все произошло спонтанно во время совместного обсуждения научных тем, интересующих Плунгян и Гусеву. У первой как раз вышла книга «Рождение советской женщины. Работница, крестьянка, летчица, „бывшая“ и другие в искусстве 1917–1939 годов» (шорт-лист XI Премии The Art Newspaper Russia), а вторая готовила как куратор выставку «Дом моделей. Индустрия образов» (лонг-лист XII Премии TANR). На пересечении интересов двух искусствоведов и нашлось место для нового проекта.
В центре внимания выставки несколько типажей москвички — жительницы быстро меняющейся столицы первого социалистического государства. Есть соблазн назвать «Москвичку» переложением содержания исследования Надежды Плунгян на музейно-выставочный язык, однако оба куратора с этим не согласны. Это полноценное соавторство, в результате которого родилось качественно новое содержание. В немалой степени структура экспозиции развивает идею, реализованную в одном из разделов выставки «Ткани Москвы» (сокуратором ее была Ксения Гусева): там были представлены 12 персональных микроэкспозиций, посвященных художницам, которые сформировали эстетику московского текстиля.
У «Москвички» хронологическая структура, девять разделов, в центре каждого — образ столичной жительницы, показанный в двух ракурсах. Первый, максимально широкий — портрет на фоне истории, социальных перемен, тут даны как раз типажи. Они представлены исключительно через изобразительное искусство: графику, живопись, скульптуру. Здесь, конечно, женские портреты, жанровые сцены, пейзажи Москвы, созданные самыми значительными художниками эпохи — от Казимира Малевича и Александра Тышлера до Александра Дейнеки и Павла Корина, список имен занял бы не одну страницу. Их дополняют плакаты, листовки, книжная и журнальная графика 1920–1930-х годов. За этот ракурс отвечает Надежда Плунгян. Второй ракурс — более камерный, посвящен конкретным героиням. «Он раскрывает творческие методы и подходы конкретных женщин, — рассказывает Ксения Гусева. — Это в своем роде портреты художниц, которые отражают их профессиональный путь и личную биографию, и здесь собран весь спектр экспонатов: и предметы быта, и личные вещи, фотографии, письма — все, что дает представление о художнице как о человеке, как об одной из горожанок».
Раздел «Женщины и революция» дополняет Людмила Маяковская, сестра поэта и художник по ткани, «Героиня нэпа» — Валентина Ходасевич, «Жизнь работницы» — Варвара Степанова, «Муза и художница» — Александра Кольцова-Бычкова, «Превращение в памятник» — Вера Мухина, «Ударница» — Любовь Орлова, «Жить стало лучше» — Анель Судакевич, «Жены инженеров» — Маргарита Иноземцева, и последний раздел, «За кулисой» — театральная художница Кира Мосякова.
Отбор персонажей осуществлен, что называется, вручную: это действительно удачные типажи, практически все — художницы. Из двух кинозвезд одна — Анель Судакевич — после рождения сына, Бориса Мессерера, ушла из кадра, став известным художником по костюмам. И тут стоит отметить важный системный критерий выбора героинь: все они в той или иной степени связаны с текстилем или с миром моды в широком смысле.
«После революции одним из оснований экономики столицы стала текстильная промышленность, — поясняет Ксения Гусева, — текстилем увлеклись авторы из самых разных художественных сред. Для выставки мы намеренно подобрали художниц, чьи имена совсем не ассоциируются с текстилем, — тем ярче видно, какое значение имела эта тема в 1920–1930-е годы. Яркий пример — Вера Мухина. Ее имя всегда ассоциируется с монументальным искусством, но выставка раскрывает ее как художника, который экспериментирует с текстилем, с костюмом; показано, как эти первоначальные опыты помогли Мухиной найти свой подход к скульптуре».
В разделе, посвященном Мухиной, действительно представлен раритет — впервые сконструированные шляпки по известным эскизам, созданным художницей в середине 1920-х.
Два кураторских подхода находят отражение в архитектуре выставки. Линия, выстроенная Надеждой Плунгян, реализована в ведущем маршруте выставки — ее «магистрали», «проспектах», а линия Ксении Гусевой локализована в более камерных пространствах — «комнатах». «Такая структура позволяет раскрыть каждый период и на персональном уровне, и на более широком уровне истории искусства, истории страны», — говорит Плунгян. Куратор добавляет, что эта структура не подразумевает членения на «первый план» и «второй план», а основана на взаимодействии двух повествований: «Я рассматриваю диалог как опору этого проекта».
Выставка объединила около 2 тыс. экспонатов из трех десятков музеев и галерей, а также частных коллекций. «Мы собирали москвичек буквально по всей стране, — отмечает Ксения Гусева. — Кого-то везли из Волгограда, кого-то из Перми и Петрозаводска. Нам удалось объединить невероятное количество партнеров, и каждый из музеев пошел нам навстречу, предлагал варианты. А благодаря работе с коллекциями наследников нам удалось заново открыть художниц, которые до этого крайне редко появлялись на выставках и были, по сути, не исследованы, — таких как Маргарита Иноземцева или Анель Судакевич».
«Для меня на этой выставке очень важным было появление работ участников АХРР — Ассоциации художников революционной России, — добавляет Надежда Плунгян. — „Ассоциацию“ принято считать тенденциозным объединением — первые апологеты соцреализма, они вели борьбу с беспредметным искусством. Однако в этой группе были действительно крупные живописцы, которых удалось поставить на выставке рядом: Федор Богородский, Серафима Рянгина, Мария Бри-Бейн. Их имена — особая глава в истории советского искусства, но мне было важно показать ту выпуклую социальную конкретику, с которой они работали и которую зритель почти никогда не видит на выставках о 1930-х годах. Скажем, картина Виктора Перельмана „Синяя блуза“ так часто тиражировалась в советских открытках, что как будто примелькалась, но никакая печать не передает необычный характер этой живописи, ее надо увидеть! Работы художников АХРР хранятся в разных музеях, и я с некоторой тревогой следила: выдадут нам эти вещи или нет?»
К счастью, кураторские тревоги оказались напрасными.
Музей Москвы
«Москвичка. Женщины советской столицы 1920–1930-х»
До 25 августа