Название книги Роуз Бойт «Обнаженный портрет: воспоминания о Люсьене Фрейде» напрямую отсылает к картине ее отца — очень известной, красивой, вызывающе дерзкой. Изображенная модель лежит на спине, руки приподняты, ноги раздвинуты. На ней нет никакой одежды, только смятый кусок драпировки, искусно обернутый вокруг ее левой икры и пальцев правой ноги, — словно простыня, сброшенная во сне. Мускулистые конечности модели напоминают крепкие корни. Одной рукой она прикрывает глаза — «от света», как поясняет Роуз.
Недавно она закончила записывать аудиокнигу воспоминаний и признается, что в процессе записи ее кидало из нервного смеха в слезы. То, что изначально задумывалось как «тихая книга о позировании», превратилось в откровенный рассказ о запутанных, противоречивых отношениях с Люсьеном Фрейдом (1922–2011) и о том, что значит быть ребенком — в данном случае одним из многих детей — великого художника.
После его смерти она обнаружила собственный дневник, который вела с 1989 по 1990 год, и была шокирована тем, что именно там было записано и что опущено. «Поскольку я была очень почтительна, я не подвергала сомнению то, что он говорил. Полагаю, что это было немного похоже на промывание мозгов, — говорит Бойт. — Я потом предприняла немало усилий для того, чтобы видеть вещи определенным образом, без двусмысленности, поэтому решила вернуться и подумать о том, что происходило на самом деле».
Результат — смесь дневниковых записей и более поздних размышлений — выглядит сведением счетов с собственным прошлым «я», а заодно и с отцом. Книга начинается с опыта позирования для того обнаженного портрета «Роуз» (1977–1978), который Фрейд планировал назвать «Дочь художника», пока она не предостерегла его замечанием насчет того, что публика может подумать об инцесте. «Ничего не обсуждалось, — пишет она, — я просто предполагала, что буду раздетой». Художник изобразил ее с верхнего ракурса, не скрывая никаких деталей. Она вспоминает, как отец выяснял, устраивает ли ее выбранная поза и степень обнажения. «Думаю, теперь я понимаю, — пишет Бойт, — что он хотел моего разрешения использовать то, что он мог увидеть, чтобы переложить ответственность на меня и воспользоваться моей щедростью, даже если бы я не осознавала, что делаю и о чем он просил».
В то время, по словам Роуз, она не думала о дисбалансе сил в их отношениях. «Я была в восторге и очаровании от него, от его жизни и работы, — вспоминает она. — Я любила его и доверяла его намерению заставить меня быть собой. Оглядываясь назад, я понимаю, что он сам видел меня именно так, но тогда считала, что он принимает мою версию меня: я хотела выглядеть злой, панковской, сильной, непокорной — будто готова в любой момент вскочить и выбежать из студии».
Роуз так и не сбежала, конечно, поскольку это не входило в договоренности. «Он все контролировал, и вы, как натурщик, должны были делать то, что он хотел, то есть приходить, когда он звонил, никогда не опаздывать, никогда не загорать, — говорит она. — Не вижу тут ничего ужасного: это был единственный способ сделать то, что ему нужно».
Ради самосохранения Бойт старается избегать рассказов других натурщиков своего отца. «Не хочу слышать ужасные вещи или истории о его сексуальной жизни». Она считает, что ее собственный опыт был довольно типичным. Фрейд всегда хотел работать дольше, чем она готова была позировать, и она не знала, как постоять за себя и заставить его остановиться. Он не скупился на подарки, когда у него возникало такое желание, но регулярной платы не давал, а это означало, что она зависела от перепадов его настроения. «Условия ставил он, — пишет Роуз. — Такова была договоренность между нами». Когда дела шли хорошо, он говорил о своей любви к литературе и поэзии, развлекал ее байками. Когда работа не ладилась, молча вонзал конец кисти себе в ногу.
«Я признавала его гениальность, поэтому охотно участвовала в его работе и помогала ему сделать что-то важное, — говорит она. — Я верила в это и верю до сих пор». Но со временем вместо «абсолютного преклонения» появилось нечто другое, трудно уловимое: «Когда я выросла, я поняла, что можно одновременно злиться и любить».