Инна Баженова: «Все еще считаю себя „молодым“ коллекционером, хотя прошло уже 20 лет»

Как родилась ваша коллекция?

Коллекция родилась как у всех, наверное. Как у большинства. Купила несколько картин в новую квартиру (это был московский художник Виктор Разгулин), и мне вдруг понравилось. Понравилось то, что картины делают с интерьером, как они его преобразуют. И процесс покупки тоже понравился: смотришь разные работы, выбираешь. И аукционы — это тоже интересно, это драйв. Я втянулась. Довольно долго пришлось искать, что же в этом увлекательном мире по-настоящему мне «по руке», вернее, «по глазам». Но это уже рассказ не про рождение, а про становление и воспитание, прежде всего меня самой. Все еще считаю себя «молодым» коллекционером, хотя прошло уже 20 лет.

В вашем собрании много зарубежного искусства. Вы начали прямо с него? Это нетипично для наших коллекционеров, которые обычно начинают с русского.

Нет-нет, я вполне типичный коллекционер, начинала со своего, отечественного. И это был не такой уж мимолетный период — когда я собирала русских художников. Года четыре-пять. И вот в процессе выяснилось, что мои любимые русские художники как раз как бы программные европейцы, в первую очередь «французы». Это художники «Бубнового валета» или примерно их круга. С этой точки мне было уже недалеко до просто французов, а от французов как-то все пошло в глубь истории искусства — до старых мастеров, а потом и до древних артефактов — Античность, Древний Восток.

Как изменилась ваша жизнь, когда появилась коллекция?

Хороший вопрос. Пожалуй, полностью изменилась. Буквально «перестала быть прежней». Коллекция диктует условия — у тебя появляются другие интерьеры, другие книги на полках, другая география поездок (ездишь туда, где есть музеи и где продают искусство). Другие люди вокруг. Я до середины жизни ни с творческими людьми, ни с богемой не общалась. Опыт был новый, иногда шокирующий. Но все это очень интересно. Я любопытная. Да вы помните: я даже газету стала издавать, так хорошо нам известную. (Инна Баженова была издателем мировой сети The Art Newspaper c 2014 по 2023 год, запустила и издавала с 2012 по 2023 год The Art Newspaper Russia. — TANR.) И это тоже была большая новая часть жизни.

Каков примерный состав коллекции сейчас?

Сейчас в собрании около 1 тыс. вещей. В это число входит и живопись, и графика, и гравюра, и скульптура, и прикладное искусство. Количественно больше всего, конечно, графики. Она не так дорога, компактна; рисунки и прочее бумажное я покупаю постоянно. Живопись — материя сложная, там каждый раз требуется решимость. Так что живописи меньше, но настоящая любовь — именно она. А прикладное, скульптура — это, скорее, побочные ветви коллекции, но по разным причинам необходимые.

Что касается национального состава, то больше всего — Западная Европа и ее север. Преимущественно XVII–XVIII века, но есть более ранние и более поздние. Голландцы, фламандцы, немцы, но есть итальянцы и испанцы. Французского искусства много — так уж сложилось, у них школа существовала очень долго и непрерывно. Русская часть тоже есть, она на равных с европейской, но меньше по объему. Парадокс: хорошее русское искусство гораздо труднее находить, чем западное.

Есть ли главные художники для вас и есть ли второстепенные?

Конечно, есть. Главные и второстепенные друг без друга не живут. Здесь никаких неожиданностей, большей частью мой выбор совпадает с общепринятым. У каждой эпохи есть несколько фаворитов, и можно из них выбрать под свой темперамент и свое понимание прекрасного.

Допустим, из голландцев золотого, XVII века можно упомянуть мастеров натюрморта — Питера Класа и Класа Хеду. Интересуюсь утрехтскими караваджистами, из них главный для меня — Хендрик Тербрюгген. Конечно, я не отказалась бы от Рембрандта, но это сложно по разным причинам. А вот совершенно прекрасный Франс Халс был очень близок, но мне дважды не повезло: упустила. Зато есть к чему стремиться.

Так же и с другими эпохами и странами. Франция XVIII века: Шарден, Буше, Фрагонар, рисунки Ватто. Из XIX века — Мане, Сёра, Сислей.

При этом в коллекции есть и не такие громкие имена, в том числе неизвестные художники. Они для меня тоже важны: и по своим, иногда первоклассным, художественным качествам, и потому, что с ними яснее становится картина эпохи. Они, наверное, второстепенные, но тоже любимые.

Есть две-три привязанности, пожалуй, не совсем традиционные. Одна из них — Адольф Монтичелли, французский художник XIX века, относительно которого арт-сообщество не выработало единого мнения. Мне он дорог и близок. Это не коллекционерский каприз: Монтичелли для меня — важное звено истории искусства, и я опираюсь на мнения художников — от Ван Гога до того же Вейсберга. Монтичелли любили живописцы-колористы.

С отечественным искусством все так же. История русского искусства, конечно, более обозримая, компактная, чем европейская, но коллекционеру сложностей хватает. Несомненно, к «золотому фонду» относится «Портрет неизвестной в белом платье с фисташковыми лентами» Федора Рокотова. Мне посчастливилось его приобрести, он теперь довольно известный, часто бывает на выставках. Мечта моя — Алексей Венецианов. Но это трудная мечта, почти как Рембрандт, если не сложнее.

А из ХХ века один из главных — Илья Машков. Он редкий, выдающийся живописец, и он важен для меня еще и как нить, которая связывает искусство Европы и России, нить эта тянется до наших дней. Машков дал импульс, пожалуй, всему лучшему, что было в русской живописи ХХ века. И Вейсберг не миновал его влияния. И современный художник Борис Касаткин, живопись которого я очень ценю, тоже в творческом смысле родственник Машкова. В искусстве очень тесно все сплетается.

Делится ли коллекция на части по важности?

Да, безусловно. Есть, конечно, некий «золотой фонд». Это работы значительные, часто знаменитые, востребованные музейным сообществом, их регулярно просят на выставки. И есть, как это положено в истории искусства (интимной моделью которой я и считаю свою коллекцию), помимо звезд и всяких великих, кто-то менее знаменитый. Ему отведена, например, скромная роль комментатора великих событий в истории живописи. И искусство его где-нибудь в стороне от основных магистралей, и не помнит его никто, кроме специалистов, а вот посмотришь: живопись его кое-что объясняет в его времени, а то и в последующих, и «без него народ неполный», и вообще пазл дальше складывается.

Допустимо ли что-то продавать из коллекции?

Совершенно допустимо. Продавать можно все. Но есть нюансы. С чем-то расстаешься почти безболезненно, только чувство собственника бывает чуть задето. А с чем-то — знаешь, что, если расстанешься, будет травма на всю жизнь. Такого, конечно, надо избегать всеми силами.

А может быть и так, что отдаешь в такие хорошие руки, что даже приятно. Когда я продавала в ГМИИ им. А.С.Пушкина работы Жюля Паскина и Моисея Кислинга (они как-то стали выпадать из коллекции), я почти радовалась. А теперь радуюсь безо всякого «почти», когда вижу их в постоянной экспозиции.

Вы часто даете работы из коллекции на музейные выставки. Не все так делают. Вам не жалко делиться сокровищами или не страшно увидеть, что работа из вашей коллекции чуть слабее музейной?

Работам полезно бывать на выставках. Это их слава, это влияет на их статус, их замечают и вводят в научный оборот. А насчет «страшно» — тут всегда ситуация 50 на 50. Бывает, конечно, что моя работа чуть слабее музейной, но бывает, что и музейные чуть слабее моей. Музеи ведь тоже от частных коллекций произошли — никуда не денешься.

Десять лет назад вы создали фонд In artibus. Какими были цели его создания и какие планы у него сейчас?

Мы там делаем выставки, и цели все те же: показывать работы, интересные нам — команде фонда, заинтересовывать специалистов, следить за реакцией публики. Это тоже интересно и в определенной степени важно. Сделаешь выставку — сам себе что-то объяснишь. Издашь книжку — тоже. Так и движемся потихоньку в сторону ясности.

Планов много. И художников у меня в коллекции, и просто имен — немало. Если про каждого делать персональную выставку, хватит на годы. В ближайших планах — выставки Ивана Хруцкого и Александра Осмеркина. Они довольно далеко друг от друга отстоят, но в коллекции есть и тот и другой. Совместные проекты — с музеями, архивами — очень нам интересны, и предложения поступают регулярно.

Особое положение в вашей коллекции занял Владимир Вейсберг. Почему именно этот художник? Если бы обстоятельства сложились по-другому, мог бы другой быть на его месте?

Не дай Бог, если бы обстоятельства сложились по-другому! Я была бы многого лишена. Кстати, вряд ли задумалась бы о мировом искусстве. А другой художник не просто мог быть — он и был довольно долго. Имя не хочу раскрывать. Он художник тоже достойный, хороший, но пусть все начинается с Вейсберга. А почему именно он? Вероятно, просто счастливое стечение обстоятельств, но, смею надеяться, и мой собственный выбор. Он у каждого есть.

Фонд Владимира Вейсберга — каковы его цели и планы?

Владимир Вейсберг — художник, очень важный для меня и для фонда In artibus. Он стал своего рода камертоном деятельности фонда. Мы начали свою работу в 2014 году с выставки Вейсберга и сейчас делаем уже пятую его выставку. Всегда наблюдали постоянный интерес к творчеству Вейсберга в профессиональной среде и считаем, что надо поддерживать этот интерес не только внутри арт-сообщества, но и в более широких кругах. К тому же, понимая ситуацию на арт-рынке, знаю, что Вейсберга часто подделывают. Хотелось бы что-то исправить. Наши специалисты и те, с которыми мы поддерживаем связь, — это по-настоящему опытные эксперты, и именно по творчеству Вейсберга. Хотим по мере сил защищать наследие художника от подделок. Хотим издавать книжки. Хотим сделать каталог-резоне Владимира Вейсберга и выложить его в открытый доступ, еще больше открыть миру наследие большого художника.

Как вы представляете себе будущее коллекции?

Вопрос сложный. Это ближайшее будущее — при мне? Или отдаленное будущее — без меня? Про отдаленное я пока не особенно задумывалась; наверное, пусть дети думают.

А ближайшее будущее представляю примерно таким же, как настоящее. Выставки, проекты, издательская деятельность. Очень надеюсь на то, что ситуация с международными связями в арт-пространстве стабилизируется. И важная личная задача — издание каталога коллекции. Мы уже больше двух лет над ним работаем. Там много трудностей: работы комментируют специалисты из разных стран, у всех свой ритм жизни, свои сроки. К тому же коллекция постоянно пополняется. Но, так или иначе, надеюсь, что в этом году выйдет хотя бы первый том.