Василий Церетели: «Мы каждый месяц открываем новое имя»

Музей начинался с частной коллекции вашего деда, Зураба Константиновича Церетели, который ее предложил городу, и это было частно-государственное партнерство. А каков сейчас статус этих вещей? Они по-прежнему принадлежат Зурабу Константиновичу, бессменному директору музея?

Музей открылся в декабре 1999-го. Это в первую очередь здание на Петровке. Зураб Константинович сам приобрел его и сам отремонтировал. Он пришел к мэру Юрию Михайловичу Лужкову и сказал: вот, надо, чтобы в Москве был первый музей современного искусства, есть здание, начальная коллекция — тысяча предметов, которые я собирал всю жизнь. Можно вспомнить, подо что в 1999 году использовались особняки: казино, гостиницы. Он безвозмездно передал здание городу, и в нем открылся Московский музей современного искусства.

Сейчас у нас в коллекции более 14 тыс. работ. Мы были одним из первых музеев, который стал собирать видео-арт, несмотря на то что еще не было инструкции по хранению. Художники используют разные материалы: холст, масло, видеокамеру, фотоаппарат, 3D, — музей постепенно определил, как с этим взаимодействовать. Аристарх Чернышев и Алексей Шульгин, например, были № 1 в этом направлении — у нас очень крутые их вещи в собрании, которое постоянно расширяется новыми медиа.

Когда музей возник, нам выделяли средства на выставки и на закупки. Есть государственный бюджет на закупки, но мы стараемся приобретать еще больше, поэтому привлекаем внебюджетные средства. Нам много дарят коллекционеры и меценаты: и Владимир Некрасов, и Умар Джабраилов, Наталия Опалева, а недавно партнер музея Still Art Foundation в лице Елены Карисаловой подарил прекрасного Павла Пепперштейна.

У вас есть своя реставрация?

Конечно. Одна из лучших, высшей категории. Ведется реставрация и графики, и живописи, и скульптуры. Зураб Константинович убедил город дать деньги на закупку лучшего оборудования по экспертизе. У нас есть научно-исследовательская лаборатория. Мы работаем с огромным количеством институций. Например, были раскопки в Москве и там нашли предметы из кожи — мы делали их исследование. То есть это отдельное научное направление деятельности музея.

У вас же есть и школа — «Свободные мастерские». Что с ней сейчас?

Искусствоведы Вера Дажина, Валерий Турчин, художники Владимир Куприянов и Александр Пономарев были одними из первых преподавателей. Они создали эту независимую школу современного искусства, которая влилась как отдел в музей. У нас школа кураторов и школа художников. Важно, что мы ее сохранили. Помню, мы сидим в Центре современного искусства МАРС на симпозиуме и один художник говорит: «Ой, для меня было такое счастье! В Москву приехал из региона, негде было учиться. Пошел в эту школу, и она мне многое дала». Для музея важным вектором работы всегда являлась поддержка молодых художников — мы покупаем работы в коллекцию, регулярно проводим выставки, объявляем опен-коллы и грантовые программы.

Музей содержит эти мастерские?

Конечно. Как и журнал «Диалог искусств». Было «Декоративное искусство», в советское время один из самых свободных журналов, но он обанкротился и был на грани закрытия. Долгое время Зураб Константинович поддерживал его, а потом журнал стал отделом музея. Позже мы провели ребрендинг, и правопреемником «Декоративного искусства» стал «Диалог искусств».

Вернемся к владениям музея.

Следующим после здания на Петровке стало здание в Ермолаевском переулке. Опять же, Зураб Константинович приобрел его, отремонтировал за свои деньги и передал музею бесплатно. Там наши главные отделы.

Я помню, много хороших выставок там было.

Да, много разных. Историю российского видео-арта Антонио Джеузы показывали. Даже я там как художник участвовал. Был момент, когда Владимир Дубосарский там устроил открытую мастерскую. Спустя время мы поняли, что нам нужно создать более многофункциональную среду в Ермолаевском. Благодаря финансовой поддержке наших партнеров (НОВАТЭК и других компаний), мы открыли Образовательный центр — с библиотекой, медиатекой, лекторием. Один этаж — для кинопоказов, лекций, встреч. Два этажа — выставочные, где мы делаем партнерские проекты либо исследуем нашу коллекцию. Плюс кафе и детская студия. Центр бесплатный для посещения.Мэр Москвы Сергей Собянин лично приехал на открытие, а позже выделил нам грант, и мы закупили работы молодых художников. Это была очень важная поддержка музея и молодого искусства от мэра нашего города. Это было круто.

У нас также было пространство на Тверском бульваре. Мастерская Зураба Константиновича с 1970-х годов (она и остается его мастерской). Недавно там открылся российско-китайский культурный центр — «Центр современного искусства номер 9». Независимое от музея культурное пространство, партнером которого мы выступаем на некоторых проектах.

У вас столько зданий… Они имеют какую-то специализацию? Вот особняк на Гоголевском бульваре, например.

Здание на Гоголевском принадлежит не музею, а Российской академии художеств. Но с 2008 года музей проводит там выставки, включая академические. Это было здание Международного союза художников, благодаря Зурабу Константиновичу перешедшее академии. А вот маленькое здание во дворе этого особняка находится на балансе Москвы — там должны разместиться «Свободные мастерские». Но в данный момент мы в поисках денег на ремонт.

Еще у вас Музей Вадима Сидура есть.

Спасибо правительству Москвы и МВО «Манеж»: нам передали и Музей Вадима Сидура, и Музей-мастерскую Дмитрия Налбандяна. Наш музей по концепции — это с начала ХХ века и до сегодняшнего дня. Еще нам передали мастерскую Петра Кончаловского, рядом с «Маяковской», в булгаковском доме. Все в процессе, будет ремонт. Еще мы управляем Музеем-мастерской Зураба Церетели на Большой Грузинской. Там проходят мастер-классы и детские экскурсии — и по скульптурному дворику, и внутри. Популярное туристическое место.

У вас была мощная Московская международная биеннале молодого искусства. Но какой-то перерыв случился.

Она будет, она никуда не делась. В свое время вместе с ГЦСИ ее рождали Даша Пыркина и Даша Камышникова. Сейчас это полностью проект нашего музея. В ближайшее время мы его возобновим. Это важнейший, на мой взгляд, мировой проект. Художники до 35 лет. Можно подавать заявки из любых стран. Обычно как? Куратор знает своих художников и с ними, с одним портфелем, переходит с биеннале на биеннале. Здесь же есть шанс открыть новые имена.

У нас каждый месяц открывается новая выставка, новое имя, часто в парт­нерстве с крупными галереями. Лена Селина (галерея XL) была одной из первых, кто начал с музеем делать проекты. С галереей «Триумф» у нас программа «Молодые львы». И с другими галереями тоже дружественные отношения, в рамках которых мы показываем и молодых художников, и ставших классиками. До сих пор это горячая тема в международных кругах: Музей Уитни критикуют за то, что он на своей биеннале выставляет работы от какой-то галереи. В нашей же стране галереи сделали так много для современного искусства, что без них, безусловно, нельзя.

Сейчас у вас новая смена постоянной экспозиции на Петровке, проект «Вещи и видения». Как вам пришла идея менять экспозицию чуть ли не каждый год?

Мы начали это в 2009 году. Первый проект назывался «От штудии к арт-объекту». У нас любят ругать: как это так, музей смел взять и все перемешать? Потом все постепенно привыкают и приходят к этому. Мы тогда взяли классику из музея Академии художеств, пригласили Бориса Бернаскони как архитектора. Потом мы сделали с куратором Юрием Аввакумовым «День открытых дверей». И так далее.

Новая выставка к 25-летию музея «Вещи и видения», куда вошли произведения российских художников последней трети XX — XXI века, собрана целиком кураторской командой музея. Команда — важнейшая составляющая, благодаря которой музей развивается. Это и первый заместитель директора Манана Попова, и главный куратор Андрей Егоров, и многие другие.

Иногда я вижу в соцсетях, как вы рекламируете вино «Церетели». Расскажете?

У меня первое образование — художник, потом я занялся музеем, но вино — это историческая связь… Возьмем грузинский крест: это святая Нина две лозы сорвала и перевязала своими волосами. Вино и Грузия — это единство. В 1990-х Зураб Константинович приобрел виноградники. Было эмбарго, потом его сняли, и вот в 2015 году мы начали заниматься этим направлением. В 2018 году приобрели бывший советский завод в районе Мукузани. Там есть Велестихи, древняя деревня, храм IV века. В этом историческом месте находится винодельня Церетели, производится вино разных линеек, например «Зураб Церетели», «Харалей», что в переводе с грузинского означает «праздник». Еда, вино, изобразительное искусство — это все объединилось в одну историю.

Расскажите о ваших проектах за пределами Москвы.

Мы делаем много международных и региональных проектов. Выставки в Красноярске, Магадане, Южно-Сахалинске в рамках фестиваля «Территория», парт­нером которого выступает ПАО «Полюс». Помимо этого, в прошлом году в Забайкальском крае мы провели первый фестиваль «Тужи Арт». В Китае сейчас будет выставка нашей коллекции. Китайских художников привозим сюда. В декабре мы планируем выставку Ма Кэ — звезды китайского современного искусства. Работаем с Сычуаньской академией художеств. Я же совмещаю еще должность вице-президента Российской академии художеств и отделения новейших течений академии. Эти направления переплетаются. С Китаем есть глубокая связь. Советский Союз участвовал в построении там художественной школы. Поэтому у нас взаимная любовь.

Давайте представим себе музей через 25 лет. Каким он будет?

Никто не мог понять, почему Церетели сделал музей, какое право имел. Время показало, что все становится важным. Музей — это должно быть вечно и надолго. Но для развития нужна новая площадка — как есть Тейт Модерн и Тейт Бритен. Есть музей, который показывает основу, ведь у нас очень сложная история искусства, и нужно единое пространство, где ее показывать. 25 лет — самое время для нового, современного здания. Музей не должен стоять на месте. Некоторые говорят: должно пройти время. Время так пройдет, что уже ничего не останется. Поэтому надо очень быстро все делать, быстро реагировать.