В гостях у Луиз Буржуа

25 сентября в московском Музее современного искусства «Гараж» открывается выставка Луиз Буржуа. TANR публикует воспоминания петербургского критика Олеси Туркиной о посещении последнего великого скульптора ХХ века, вошедшие в только что изданную «Гаражом» и издательством Ad Marginem книгу «Луиз Буржуа: ящик Пандоры».

Когда это небольшое исследование уже было написано, нам* посчастливилось посетить Луиз Буржуа в Нью-Йорке. Невысокий красный кирпичный дом с отдельным входом ничем не выделяется в ряду других таких же домов, расположенных на двадцатой улице в Челси между восьмой и девятой авеню.

Тишина, буржуазное благополучие, семейный уют — вот что приходит на ум, когда идешь вдоль линии этих однотипных нью-йоркских особняков. Луиз Буржуа переехала сюда в 1962 году. Здесь она, единственная женщина, заботилась о пятерых домочадцах: муже, Роберте Голдвотере, трех сыновьях — Мишеле Оливье, Жан-Луи Тома, Алене Мэтью Клемане — и собаке Козимо.

Когда мы подошли к дому, Луиз Буржуа сидела у окна, поэтому пришлось отменить нарциссическую фотосъемку на ступеньках дома великого человека. Позже художница решительно отказалась фотографироваться.

«Я этого не люблю. Не помню, кто сделал эту фотографию, — говорит она, показывая на обложку книги интервью «Луиз Буржуа. Разрушение отца. Восстановление отца»**, — здесь Луиз кажется такой сосредоточенной».

На протяжении нашего двухчасового разговора она часто говорит о себе в третьем лице — Луиз: «Эта женщина-спираль — Луиз, которая не знает, куда ей пойти, куда повернуться — вправо или влево».

Луиз Буржуа наблюдала за нами, оставаясь при этом едва заметной, как она это часто делает, скрываясь в дальней комнате мастерской или дома, никогда не выходя к гостям сразу. Так ведет себя паук — один из наиболее любимых персонажей художницы.

Паук, по словам Буржуа, поджидает свою жертву и в то же время стремится сам не стать жертвой. Дверь открыл постоянный помощник художницы — Джерри Горовой. Сделав первую выставку с участием Буржуа в 1980 году, он целиком посвятил себя ее творчеству. Для Луиз Буржуа Джерри Горовой незаменим.

Когда Горовой уезжает для того, чтобы принять участие в устройстве очередной выставки произведений Буржуа или установки ее монументальной скульптуры, ей кажется, что он отсутствует целую вечность. Горовой — ассистент и модель художницы, а иногда даже ее память и голос. Он знает о творчестве Луиз Буржуа больше, чем кто бы то ни было. Когда он открыл нам дверь и пригласил пройти в комнату, на минуту показалось: а что, если Луиз Буржуа к нам так и не выйдет, что, если мы ей не понравились?

Спустя десять минут художница появилась в перспективе комнат. Мы познакомились****. После разговора о тексте «Луиз Буржуа: ящик Пандоры», приуроченном к открытию первой выставки художницы в России, и психоанализе, к которому Луиз Буржуа неизменно проявляет интерес, приходит время задавать вопросы.

Многое уже рассказано самой Луиз Буржуа в интервью, о многом уже расспросили художницу другие исследователи. Поэтому начинаю с одного из вопросов, волновавших на протяжении работы над текстом: встречалась ли Луиз Буржуа с Владимиром Татлиным?

Дело в том, что, увидев произведения Буржуа, я была поражена их сходством со знаменитой татлинской башней. Несмотря на кардинальные различия между Татлиным и Буржуа, в ее скульптурах многократно отражается форма модели памятника Третьему Интернационалу. Эта модель как будто послужила своеобразным прототипом, зерном, зародышем, проросшим в ее произведениях.

Луиз Буржуа просит напомнить ей, как выглядит модель памятника Третьему Интернационалу. Пытаюсь нарисовать на бумаге татлинскую башню, но получается что-то больше похожее на работы Буржуа, чем Татлина: те же составляющие — наклонная линия и спираль. Тем временем Джерри Горовой находит изображение татлинской башни.

«Да, конечно, я хорошо знаю и люблю работы Татлина, — говорит Буржуа, — но с ним лично не встречалась». А вот с Альберто Джакометти она была лично знакома. Вообще-то любимый художник Луиз Буржуа — Фрэнсис Бэкон, подсказывает Джерри Горовой.

Луиз Буржуа лично знала многих художников, философов, писателей, психоаналитиков, но не только не гордится своей «коллекцией», напротив — иронизирует над чрезмерным себялюбием, иногда проявляемым этими выдающимися людьми.

Рассказывает забавную историю про посещение мастерской Константина Бранкузи в Париже. Скульптор решил, что Буржуа — коллекционер и собирается купить у него произведения. Бранкузи тщательно подготовился к визиту и показал все, что у него было. Луиз Буржуа ничего не купила, а надо было бы, шутит Джерри Горовой, ведь теперь работы Бранкузи очень дорого ценятся.

Затем следует забавный рассказ об одном из самых известных психоаналитиков Жаке Лакане, с которым Луиз Буржуа тоже была знакома. Однажды Лакан танцевал с Розамунд Бернье и все время заглядывался на другую, более юную и привлекательную даму, к тому же, как ему казалось, с интересом посматривавшую на него. Он все время поворачивал свою партнершу в танце так, чтобы видеть другую, и неумолимо приближался к привлекавшему его объекту. Когда Лакан и его дама оказались рядом с заинтересовавшей психоаналитика девушкой, та радостно воскликнула: «Здравствуйте, дядя Жак». Девушка оказалась кузиной Лакана, которую он не узнал.

Проводя с больной матерью зиму на юге Франции, в получасе езды от Марселя, Луиз еще в ранней юности познакомилась со многими признанными художниками, такими как Пьер Боннар, например. В Париже она хорошо знала художников-сюрреалистов. В Нью-Йорке продолжила дружбу с Марселем Дюшаном, дружила со многими нью-йоркскими художниками. Однако даже Дюшан, по ее мнению, слишком авторитарен. Эгоцентризм и авторитарность, так мучавшая Луиз в ее отце, научили ее безошибочно распознавать в людях эту слабость.

В середине разговора к нам присоединился куратор из нью-йоркского Музея современного искусства (МоМА) Паоло Херкенхофф, пишущий книгу о Луиз Буржуа. После краткого представления и обязательного в этот вечер психоаналитического введения в разговор он раскрывает большую тетрадь, переплетенную в черный коленкор, я — маленький блокнотик, и мы наперегонки тщательно конспектируем слова Буржуа.

Какое счастье, думаю я: он может зайти сюда на полчаса, записать десяток строк в свою тетрадь, а когда тетрадь закончится, переполненная жизнью художницы, ее словами, надеждами и страхами, написать большую прекрасную книгу.

Паоло Херкенхофф, принимая во внимание наше присутствие, задает вопрос о том, как Луиз Буржуа относится к современной России. Она отвечает, что у нее нет никакого мнения о современной России. А вот в 1932 и 1934 году Россия поразила ее тем, что в этой стране все должны были объединяться, что обязательно нужно было быть членом коллектива.

Луиз Буржуа попала в Россию случайно. Билет ей подарил Поль Колин, в студии которого она училась живописи в Париже. Колин — известный график, занимался плакатом, был вовлечен в политическую активность. Колину предложили побывать в СССР, предоставив ему билеты, и один из билетов он подарил Луиз Буржуа.

Когда художница вернулась из России, она решила написать статью о только что открывшемся московском метрополитене для газеты «Юманите», сделала несколько заметок, но статья так никогда и не была закончена. Буржуа говорит, что вообще-то она поехала в Россию для того, чтобы подразнить своего отца. Он был добропорядочным буржуа и не любил коммунистов.

Тем временем Джерри Горовой показывает альбомы с рисунками Луиз, сделанными ею во время бессонных ночей. Рассказывает, как однажды утром он увидел эти рисунки, разбросанные по комнате Луиз Буржуа. Почти все они сделаны красной ручкой. Куратор из МоМА шутит о сексуальности красного цвета и, подчеркивая этот мотив в творчестве художницы, возбужденно демонстрирует красную губную помаду Буржуа фирмы «Герлан», повторяя по-французски: «Всегда „Герлан“, Луиз, и духи, и губная помада».

От губной помады мы переходим к топологии рисунков Луиз. Не в первый раз за этот вечер разговор заходит о Лакане, работавшем с геометрическими и математическими моделями. Джерри Горовой внезапно удаляется и приносит набор карт. На лицевой стороне каждой карты — портрет Зигмунда Фрейда и вопрос по его теории, на оборотной стороне — ответ. Паоло Херкенхофф и Луиз Буржуа «играют» в эти карты по вечерам, используя вопросы о творчестве Фрейда как тему для разговора и таким образом проясняя важные моменты в творчестве Буржуа. Карты куплены в расположенном по соседству магазине «Другие книги» — специализированном нью-йоркском магазине психоаналитической литературы. В коробке с картами хранятся вырезки из газет, которые Луиз Буржуа приготовила для своего собеседника.

Они связаны с тем вопросом, который оставил без ответа Зигмунд Фрейд, вопросом о природе женского. Разговаривая с Луиз Буржуа, вдруг осознаешь, что за каждым ее словом, так же как и за каждым названием работы, за каждым произведением художницы скрывается не одно, а множество значений.

В ее присутствии как бы наглядно воплощается теория о произвольности знака, сформулированная в начале ХХ века Фердинандом де Соссюром. Если воспользоваться метафорой, то слово, произнесенное Буржуа, — не мертвое насекомое из энтомологической коллекции, навечно прикрепленное к единственному предмету, событию или явлению, а живой подвижный паук, трудолюбиво плетущий свою паутину — ткань значений. Единой линией по принципу плетения выполнены и многие рисунки Буржуа.

Этот прием она демонстрирует нам, непосредственно рисуя на листе из альбома своих репродукций. Художница иногда по-разному называет одни и те же работы, каждый раз немного по-другому говорит о том или ином сюжете в своем творчестве. Вот почему (несмотря на то что взять интервью у Луиз Буржуа — очень сложная задача) она предельно прямой человек, требующий от собеседника ответственности за каждое произнесенное слово; ее постоянно спрашивают, и, как порой кажется, об одном и том же. Паук — один из самых важных мотивов в ее творчестве, которому посвящено множество статей, становится темой и нашего разговора. Паук, вернее, самка паука, — главная метафора творчества Буржуа.

С ним связаны и сюжетные, и формальные находки художницы. Луиз Буржуа говорит, что ее знаменитые «подвешенные» скульптуры спускаются с потолка так же, как паук на своей паутине. И у паука, и у скульптуры Буржуа — единственная точка опоры. Они висят в воздухе, готовые к защите и нападению, воплотившемуся для художницы в фигуре самки паука. Идея защиты распространяется от сложного метафорического переосмысления того или иного сюжета до буквальной защиты зрителя.

Показывая репродукцию бронзовой скульптуры «Женщина-спираль» (1984), Луиз Буржуа говорит, что черный круг, расположенный на полу под висящей скульптурой, она специально добавила для того, чтобы защитить зрителей на выставке. Погруженные в осмотр произведений, зрители могут случайно удариться головой о «Женщину-спираль».

Терапевтический характер творчества Буржуа проявляется не только в метафорических высказываниях типа: «Искусство — это единственная гарантия здравомыслия», но и в том, например, что целая серия рисунков выполнена медицинским йодом. Некоторые рисунки Буржуа, с их повторяющимся ритмом, напоминают медицинские графики, фиксирующие пульс пациента или его электрокардиограмму.

Внезапно медицинский график с ритмичными взлетами и падениями красной линии воспринимается как сельский пейзаж со стогами. «Да, это пейзаж», — соглашается Луиз Буржуа. Задаю вопрос о реализации одного и того же скульптурного мотива в разных материалах. «Важно не то или иное свойство материала (материал служит скульптору, а не он служит материалу), — говорит Буржуа, — а его прочность во времени».

У художницы свои отношения со временем и пространством. Она замечает, что если вы решили стать скульптором, то вам нужно двадцать пять лет ждать признания. К тому же, когда вы делаете скульптуру, возникает проблема ее хранения. Луиз Буржуа любит полностью контролировать пространство, поэтому ей больше всего нравятся ее произведения, когда они находятся в ее мастерской.

Вероятно, поэтому художница изобрела новый тип скульптуры, независимой от выставочного пространства — знаменитые «Клетки», в которых сконцентрированы всевозможные объекты. Иногда они выглядят чересчур клаустрофобично, добавляет Джерри Горовой.

Уходя от Луиз Буржуа, мы получаем неожиданный и бесценный подарок — подписанную автором гравюру с изображением трех спирально закрученных пар — мужчины и женщины с длинными красными волосами. Это Луиз Буржуа, автор и герой своих произведений. Это Луиз Буржуа, воплотившая в своем творчестве боль, радость, страх и страдание, как бы отделившаяся от своих личных переживаний, ставшая сама для себя «третьим лицом», «она — Луиз», телом своей скульптуры, кровью своих рисунков.

По дороге из Нью-Йорка в Санкт-Петербург, пока мы пересаживались с драгоценной папкой в руках с одного самолета на другой, пересекали границу, сам по себе возник ответ на гипотетический вопрос, что находится в папке, — «подарок друга». Назвать Луиз Буржуа другом — это не попытка проявить непозволительную фамильярность по отношению к всемирно известной художнице. Друг — это тот, кто близок тебе и в то же время бесконечно далек; другом мы называем другого человека, уже своим присутствием доказывающего нетождественность существования, по-своему, по-другому воплощающего наши личные желания и фантазии, надежды и страхи — так, как это делает в своем творчестве Луиз Буржуа.

25 июня 2001 года

Примечания:

* Эссе «Луиз Буржуа: ящик Пандоры» Олеси Туркиной, петербургского искусствоведа, ведущего научного сотрудника отдела новейших течений Русского музея, легло в основу одноименного издания, выпущенного в Minima, совместной книжной серии Музея современного искусства «Гараж» и издательства Ad Marginem, приуроченной к нынешней московской ретроспективе.

** Мы побывали в гостях у Луиз Буржуа вместе с психоаналитиком Виктором Мазиным. Луиз Буржуа всегда проявляла особый интерес к психоанализу, поэтому половина нашей беседы оказалась неизбежно связанной с этой областью.

*** Эта фотография Луиз Буржуа сделана Клаудио Эдингером в 1988 году.

**** На самом деле заочно мы уже были знакомы: художница прочитала опубликованный в этой книге текст «Луиз Буржуа: ящик Пандоры», и ей он понравился.