Архитектор, один из авторов проекта реконструкции усадьбы Голицыных в музейном городке Пушкинского музея, который недавно был наконец согласован с Архитектурным советом при Комитете по архитектуре и градостроительству города Москвы, рассказал TANR о перипетиях его подготовки.
Усадьба Голицыных в Малом Знаменском переулке
Авторство усадебного комплекса (1756–1761) традиционно приписывается Савве Чевакинскому — на том основании, что в то время он был архитектором Адмиралтейств-коллегии (и строил, например, Никольский морской собор), а князь Михаил Голицын-младший (инициировавший, в частности, постройку Никольского собора) тогда военно-морское министерство возглавлял. Перестройку усадьбы в 1774 году — к визиту императрицы Екатерины II, остановившейся в тот приезд у князя Михаила Голицына, — проводил Матвей Казаков, и это считается его первой самостоятельной работой. В 1865 году князь Сергей Голицын-младший открыл в усадьбе общедоступный музей (в 1886 году художественное собрание было продано в Императорский Эрмитаж, а библиотека досталась Историческому музею). В 1918 году здесь поселилась Социалистическая (с 1924 года — Коммунистическая) академия — научная структура, параллельная Академии наук, расформированная в 1936 году, однако до сентября 2015 года главный дом усадьбы продолжал занимать Институт философии, прежде подразделение Коммунистической академии.
В деле создания музейного городка Государственного музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина пройден очередной этап: недавно был согласован проект реконструкции главного дома усадьбы Голицыных в Малом Знаменском переулке, где по плану должна разместиться весьма значимая часть музейной коллекции — Галерея искусства стран Европы и Америки XIX–XXI веков. Таким образом, проектная стадия в этой истории практически пройдена, и вот-вот должны приступить к рабочей, в результате чего у ГМИИ появится 6,5 тыс. кв. м новых площадей, из которых половина — выставочные.
Напомним, что в июне этого года Архитектурный совет при Комитете по архитектуре и градостроительству города Москвы, рассмотрев проект Юрия Аввакумова и Георгия Солопова, отправил его на доработку. Сомнения у экспертов вызвала конструкция стеклянной крыши и двухконтурного фасада, с помощью которого авторы предлагали решить сложную концептуальную задачу — скрыть надстройку советского времени на классицистической усадьбе, одновременно приспособив эти помещения для музейной экспозиции, — но также и сам вопрос обращения с памятником истории и архитектуры показался не до конца разработанным.
Проблема в том, что в 1960 году постановлением Совета министров РСФСР усадьба Голицына была принята на охрану в качестве памятника архитектуры — вместе со шлакоблочной надстройкой 1929–1930 годов, когда главный дом усадьбы лишился многих исторических деталей (в частности, фронтона и балюстрады по карнизу второго этажа), а ее главный двор оказался задним двором — после того, как фасад надстроенного здания, занятого тогда Коммунистической академией, был переориентирован на храм Христа Спасителя, точнее, на проектируемый в то время на его месте Дворец Советов. (К настоящему времени первоначальный вид середины XVIII века сохранили только главные усадебные ворота, выходящие в Малый Знаменский переулок и увенчанные гербом Голицыных.) В проекте комплексной реконструкции, реставрации и приспособления усадьбы, по Аввакумову и Солопову, два верхних этажа должны быть разобраны полностью и возведены заново — таким образом здание сохраняется как высотная доминанта, а музей не теряет в площади, — хотя ничего, кроме архитектурных осей и высоты, от прежней надстройки не остается. Не то что крыши или какого-нибудь карниза либо балкона, но даже ни одного кирпича. Архсовет, поразмыслив, нашел такое решение чересчур крутым — однако, поразмыслив еще, оспорил и ценность охраняемой надстройки. Сейчас третий и четвертый этажи надстроенной части исключены из предмета охраны, а Солопов и Аввакумов после доработки проекта занимаются совместно с реставраторами решением текущих частных вопросов вроде оконных профилей. TANR обратилась к Юрию Аввакумову с просьбой прокомментировать градостроительные и инженерные аспекты намечающейся стройки, а также поделиться некоторыми подробностями работы над проектом.
Юрий Аввакумов — архитектор и художник, куратор, известный тем, что в 1984 году ввел в употребление термин «бумажная архитектура» для обозначения жанра концептуального проектирования в СССР 1980-х годов. Курировал выставки «бумажной архитектуры» в Брюсселе, Кельне, Милане, Москве, Париже, Франкфурте, Цюрихе и других городах.
Георгий Солопов — архитектор, вице-президент Союза архитекторов России, куратор ежегодного фестиваля «Зодчество». C 1990 года занимается частной архитектурной практикой, с 1993-го возглавляет бюро «Театрпроект». Среди работ — театральный комплекс в Биробиджане (совместно с В. Веселовым и А. Агафоновым), концертный зал в Мурманске, театральный центр «Вишневый сад».
Отнюдь не впервые Аввакумов и Солопов выступают соавторами: раннее сотрудничество, проект 1993 года «Галерея Утопия» для Лукова переулка в Москве, относится еще к «бумажной архитектуре». В 2011 году Аввакумов и Солопов участвовали в конкурсе на проект реконструкции Новой Голландии в Петербурге (театрально-выставочный «Дом Чевакинского» («Русские горки») не вошел в шорт-лист конкурса), а сейчас готовится к строительству их Центр современного искусства во Владикавказе.
С самого начала, чтобы еще раз представить проблему: что все-таки охраняется как памятник в «усадьбе Голицыных с двухэтажной надстройкой»? Высота как таковая? Из замечания главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова во время июньского заседания Архитектурного совета, когда обсуждался проект, могло показаться, что ему — да и всем там присутствовавшим — не очень понятно, зачем эти этажи сохранять и насколько их можно не сохранять. Цитирую: «Нужно все-таки определиться с тем, пойти ли законным путем изменения записи в реестре памятников или нет. Нужно либо принять решение убрать два верхних этажа и сделать современную интересную надстройку, либо спокойно отнестись к тому, что есть, не менять это». В итоге — будет советская надстройка сохранена?
Когда полтора года назад после соответствующего обследования Министерство культуры исключило новострой 1930 года из предмета охраны — по причине крайней ветхости материалов и конструкций, но при этом обязало нас сохранить «внешний облик здания» с сохранением его габаритов, я тоже, как члены Архсовета сейчас, не понимал зачем. Но таков закон. Если невозможно сохранить материалы памятника, их нужно «заместить» современными и сделать это заметным образом. Ни «убрать и сделать», ни сохранить, «не меняя», мы не могли. Первое — по закону, второе — технически.
Так что нам пришлось найти способ показать памятник Казакова — Чевакинского сам по себе, а надстройку — саму по себе. Это, заметим, очень понравилось научно-методическому совету министерства, довольно консервативной организации. Мы восстановили основной утраченный элемент усадьбы — массивный фронтон, «заместив» шлакоблочные конструкции третьего-четвертого этажей и накрыв их стеклянным колпаком. При этом мы проектировали современное музейное здание изнутри и снаружи.
Сейчас нас больше волнуют окна надстройки, их 104. Музею они не нужны, так что ищем компромисс с реставраторами. В целом нам удалось сохранить все помещения усадьбы «как есть», без пространственных искажений. Могу сказать, что в приспособлении исторического здания для музейных целей мы продвинулись куда дальше проектировщиков Музея личных коллекций — как старого, так и нового.
Из проекта «Комплексной реконструкции, реставрации и приспособления здания городской усадьбы Голицыных (г. Москва, ул. Волхонка, д. 14, стр. 5) под Галерею искусства стран Европы и Америки XIX–XXI вв.»:
«Авторы архитектурного проекта реконструкции, реставрации и приспособления главного здания усадьбы Голицыных исходят из трех важных положений:
1. Строительство 1929 года было серьезной архитектурной ошибкой, приведшей к утрате фронтона и самого усадебного облика здания. Здание Коммунистической академии (сегодня Институт философии) больше похоже на типовую школу 30-х годов, чем на памятник архитектуры классицизма XVIII века.
2. Строительство 1929 года было серьезной градостроительной ошибкой, в результате которой в центре панорамы заповедной двухэтажной Волхонки появилось инородное четырехэтажное сооружение.
3. По результатам проведенных обследований несущие конструкции и ограждающие конструкции фасадов (шлакоблоки типа Крестьянин) надстроенных этажей 1929 года исчерпали свой эксплуатационный ресурс и не являются ремонтопригодными.
[…]
Архитектурное решение предполагает тщательное сохранение и реставрацию фасадов первого и второго этажей усадьбы, приспособление под музейные нужды исторических интерьеров без искажающих внедрений инженерного оборудования, удобное анфиладное движение зрителей по выставочным залам. Восстанавливается монументальный фронтон и аттик-балюстрада на уровне третьего этажа. Сохраняются габариты, отметки карнизов и конька существующего здания.
В соответствии с решением, одобренным Федеральным научно-методическим советом Министерства культуры РФ, фасадные ограждающие и несущие конструкции третьего и четвертого этажей демонтируются и полностью модернизируются с восстановлением существующих фасадов в габаритах опорных стен второго этажа. Выставочные залы четвертого этажа перекрываются светопрозрачным фонарем, зал третьего этажа получает второй свет. На уровне третьего и четвертого этажа монтируется своего рода «музейная витрина», светопрозрачный экран, представляющий собой легковозводимую (реставрационно обратимую) стеклянную конструкцию, позволяющую визуально отделить исторический усадебный дом Голицыных от поздней надстройки».
Второй претензией к проекту стала конструкция стеклянной кровли. Аргументы были, так сказать, общего плана: «это маловероятно сделать, потому что такого у нас не делали прежде никогда». Но и какие-то более конкретные замечания, наверное, тоже были? В чем именно состояла доработка проекта? Что изменилось сравнительно с июньской презентацией?
Честно сказать, ничего не изменилось. Нам пришлось снова и снова объяснять положения нашего проекта, его соответствие действующему законодательству и отсутствие других вариантов. К сожалению, мы были вынуждены пойти на казуистическое решение — двухконтурное фасадное ограждение третьего-четвертого этажей теперь предлагается вести в две стадии: сначала оградить главный фасад, а потом (если это пройдет визуальную проверку в ответственных органах) завершить работы по всему контуру. Перестраховочная неполноценность этого решения очевидна — мы предлагали разделить казаковский и коммунистический фасады при помощи стекла не только для создания зрительной границы, но и для создания выставочным залам музея дополнительной акустической и тепловой защиты, ради будущей экономной эксплуатации и вообще сохранности, ведь за этими стенами должна экспонироваться коллекция стоимостью порядка $10 млрд. Но нет, в приоритете оказалась визуальная картинка. Это Ренцо Пьяно у нас может эксплуатировать экологические свойства архитектуры, а своим архитекторам инновации не показаны.
И кстати, примеры двухконтурных фасадов есть и в Москве, и в Питере, не говоря о Европе. Сейчас (за совет спасибо Сергею Чобану) мы работаем с немецкой компанией Gartner, они лучшие в мире по работе с металлом и стеклом, и, между прочим, их конструкторы полностью приняли наши разработки, разница в расчетах составила миллиметры.
Стеклянная крыша вызывает ассоциацию с Фостером, который работал над проектом музейного городка раньше. Это нечаянно вышло? Как появилось такое решение?
Мы вообще не думали о Фостере. Мы думали о нашем инженере Шухове, то есть о его стеклянном завершении главного здания ГМИИ. Выставочный зал, накрытый стеклянным фонарем, — музейная классика, другого решения, кажется, и быть не может.
В какой стадии теперь находится проект? Когда начнется строительство и сколько продлится — если по плану?
В августе мы получили согласование нашего проекта Архитектурным советом Москомархитектуры; только что — подписали договор с компанией Gartner; в марте следующего года после рассмотрения всего объема проектной документации выходим в Главгосэкспертизу; в 2018-м начинаем строить и в 2021-м открываемся. Но главное, что начиная с сентября мы с реставраторами больше не похожи на тяни-толкай, сейчас мы движемся в одном, заданном проектом, направлении.
Сколько времени вообще занял этот проект? Как давно вы над ним работаете и с чего все началось: почему именно вы, проводился ли конкурс? Какие прецеденты такого рода адаптации старой архитектуры следует иметь в виду?
Ровно два года назад (а я тогда был в Амстердаме) мне позвонили из музея и предложили эту работу. Так что проектирование началось с изучения устройства Стеделейк-музея и Рейксмузеума.
Над проектом в Москве уже три месяца работали реставраторы из Центральных научно-реставрационных проектных мастерских, выигравшие соответствующий тендер. К нашему появлению они подготовили пять или шесть вариантов планировок, но музей их не принимал: реставраторы слабо владеют музейной спецификой. Через две недели мы сделали свой вариант, он был принят и принципиально с тех пор не изменился.
Еще месяца через три у нас появилось фасадное решение. Позже мы разработали множество других фасадных вариантов. Считается, что всегда можно найти альтернативное решение, но это, фактически первое, оказалось лучшим, причем не на уровне вкуса, а по целому ряду технических и экономических параметров.
Прошлой осенью мы ездили по Англии и Шотландии, посещая с образовательной целью тамошние музеи, среди которых были и Британский музей, и Музей Виктории и Альберта, и Тейт, и Королевская академия, и Национальная портретная галерея в Эдинбурге — везде реставрация, реконструкция и приспособление. Узнали мы много нового, но главное — удостоверились, что большинство наших проектных затей не доморощенного, а нормального цивилизованного уровня.
И между прочим, везде мы интересовались стоимостью квадратного метра строительных работ. Так вот, нижняя отметка стоимости музейного метра в Англии находилась примерно на той же отметке, которую наше государство заложило в 2007 году на строительство и оборудование музейного метра в ГМИИ им. Пушкина — примерно £4 тыс. Сейчас, к сожалению, наш метр похудел вдвое. Как без индексации мы справимся со строительством музея мирового уровня в Москве, пока не очень понятно.
Архитектурный совет высоко оценил проекты интерьеров. Функционально они очень разные — и выставочные залы, и ресторан, даже винный бар. Дизайн разрабатываете тоже вы?
Да. И экспозицию в какой-то степени. Как вы знаете, в этом здании будет экспонироваться собрание бывшего Государственного музея нового западного искусства, образованного когда-то соединением коллекций Щукина и Морозова. Сейчас мы свободно распределяем это искусство в залах голицынской усадьбы, а в надстройке собираемся показывать последующие накопления ГМНЗИ. При соответствующем желании здесь можно было бы комфортно разместить и объединенное собрание московских купцов. Тем более что голицынская усадьба отличается от прочих дворянских усадеб тем, что с 1865 по 1885 год уже была музеем, на этих стенах висели шедевры живописи. Как мы помним, впоследствии они поступили в Эрмитаж, а лучшая работа из собрания трех поколений Голицыных, триптих Перуджино, была продана в 1930 году (какое совпадение с коммунистической надстройкой!) в вашингтонскую Национальную галерею.
«Проект Меганом», проектирующий музейный городок в целом, и главный архитектор музея Юрий Григорян пришли, когда ваш проект был готов — в первой редакции. Появление новой концепции музейного городка как-то сказалось на нем в ходе последней доработки?
Нет, и не могло сказаться. Наша усадьба занимает автономное положение в музейном городке. Ее невозможно связать с другими зданиями подземными пешеходными переходами, как это предполагается сделать с усадьбой Долгоруковых, например. Благоустройство двора, вероятно, будет общим для всех других усадеб и домов.
В непосредственной близости от главного дома усадьбы Голицыных находится несколько зданий, которые тоже будут реконструироваться и приспосабливаться под различные музейные нужды, возможно, в то же время, что и главный дом. Будете ли вы как-либо заниматься этой реконструкцией?
Нет. Это зона ответственности Юрия Григоряна.