За что Петр Павленский останется под арестом

Таганский суд Москвы продлил арест Петру Павленскому, обвиняемому в вандализме за поджог двери здания ФСБ на Лубянке, сообщает Интерфакс. Художник-акционист останется под стражей как минимум до 7 января. Накануне Мосгорсуд признал помещение под стражу Павленского законным, отказав его защите в ходатайстве об изменении фигуранту меры пресечения на залог в 1 млн руб. или домашний арест.

Мы расспросили профессионалов, художников и искусствоведов, чего больше в акции Петра Павленского «Угроза», из-за которой он останется под стражей как минимум до 7 января, — радикального перформанса или политического протеста.

Как вы квалифицируете акцию Петра Павленского?

Дмитрий Врубель
Художник

Петр Павленский — выдающийся художник, предъявляющий обществу очень точные и выстраданные метафоры. Замечательно, что наше время ассоциируется с прибитой к брусчатке ноябрьской Красной площади мошонкой, с «Богородица, Путина прогони» в новодельном храме и с горящими в глухой ночи адскими воротами ФСБ — КГБ — НКВД. Отлично, что у России есть такие крутые художники, филигранно и своевременно описывающие ее актуальное состояние.

Андрей Ковалев
Автор книги «Российский акционизм 1990–2000»

Вопрос неверный. Правильный — что хотел сказать художник? Об этом нужно дискутировать. Искусство — это, как говорили классики, единство формы и содержания. В данном случае нужно начинать с содержания. Все остальное — уход от проблемы.

Дмитрий Озерков
Искусствовед, куратор, заведующий сектором современного искусства Государственного Эрмитажа

Художественная акция Павленского с поджогом дверей ФСБ — это политический протест, высказанный в форме искусства, «артивизм» (от двух слов — «арт» и «активизм»). Признаком искусства является здесь символичность жеста, отличающая акцию от любой другой протестной активности. Ее итог — фотография, символический образ художника, стоящего на фоне подожженной запертой двери исторического здания на Лубянке, в котором в эпоху тоталитаризма были исковерканы миллионы судеб. Акция является формой критики деятельности ФСБ, символическим разрушением ее неприступности и неподконтрольности, в которой художник усматривает опасность возврата страны к тоталитаризму. Павленский по-своему продолжает начатое группой «Война», получившей премию ГЦСИ за акцию на Литейном мосту, также направленную против неподконтрольности ФСБ. Ученики Дмитрия Пригова, группа «Война» в своих акциях прямо атаковала образ «милицанера» приговской поэтики, который «отвсюду виден» и «не скрывается». Сами они при этом сбегали, прятались, запутывали следствие. В отличие от них, Павленский «не скрывается», ждет очевидной поимки, отдает себя в руки правосудия, вне зависимости от того, каковым оно будет. Это второй признак художественности его акции: он стремится показать, что художник выше критикуемой им системы ценностей. «Просто я как личность выше был», — сказал бы Пригов.

Виталий Комар
Художник

Дверь в огне — это сновиденческая метафора собственного горящего тела. Новый автопортрет Павленского — это гениальное отражение стремления искусства к безграничной свободе в условиях стремления власти к безграничной цензуре.

Михаил Гробман
Художник

В успешных акциях художников есть социальная магия: они меняют мир и сознание. Мы это видели на примере Pussy Riot. Символические действия и картины, которые разворачиваются из замысла Павленского сегодня, тоже обладают этим магическим потенциалом. Меня все это не удивляет, я еще в 1970-е годы создал проект «магического театра», который воздействовал бы на людей именно путем действий, а не театральных постановок. Я рад, что сегодня сценой этого театра стали площади, места, концентрирующие напряжение, которым может дирижировать художник.

Ольга Кабанова
Арт-критик

В последней акции Петр Павленский, на мой взгляд, перешел границу искусства. Он совершил яркий протестный гражданский поступок как политический активист, но не творческий акт как художник. Во-первых, потому что нарушил закон, во-вторых, потому что поступок этот абсолютно прям и однозначен. Подчеркиваю: высказываю свое мнение — все возможные доказательства против него хорошо известны, но никого не переубеждают. Это ведь вопрос не невежества в области современного искусства, а некоторого общественного консенсуса. И может быть, не стоит уже апеллировать к венскому акционизму? Там разбирались со своими комплексами и травмами, а тут — с деятельностью государства. Споры «искусство — не искусство» только напрасно разжигают страсти. Для суда не важно, что Павленский — художник. И для него самого это уже не важно — о чем говорит его поведение после ареста. Другое дело, что наша художественная общественность рада причислить к своим храбреца и борца, это поднимает профессиональную самооценку.

Анна Толстова
Арт-критик

На мой взгляд, эта отчаянно смелая акция — лучшая в искусстве Петра Павленского, художественный образ и политический жест невероятной силы, в которых видимая простота есть следствие глубины и сложности. Образ горящих врат лубянского ада вызывает длинный ряд ассоциаций из истории искусства — и «высокого», и «массового», от озаренной революционными кострами Бастилии Юбера Робера до фильма V for Vendetta. Заставляет думать о романтическом понимании возвышенного, о романтической концепции художника-Прометея. Будит политическое сознание и историческое воображение, отсылая к процессу Олега Сенцова и Александра Кольченко, к протестным самосожжениям Яна Палаха и Ромаса Каланты, к героике народовольцев. Современное искусство скептически относится к красоте и пафосу, но красота и пафос этого медиаобраза искупаются радикальным выходом в реальность и готовностью заплатить высокую цену за свой поступок. Совершая символическое самосожжение, художник сжигает страх, сидящий в каждом из нас, — в таком нравственном императиве и состоит трансгрессивность акций Pussy Riot и Петра Павленского. Да, они выходят за рамки искусства, но разве не к этому стремится авангард? Нагорная проповедь — выдающийся литературный памятник, но мы ее ценим не только за это.

Игорь Чубаров
Философ, лауреат премии «Инновация»

Огонь — наши кисти, ФСБ — наши палитры. Согласен, что последние акции художника нельзя однозначно относить ни к искусству, ни к политической деятельности, но в условиях перманентного кризиса арт-активизма и смерти публичной политики измерять художественный жест академическим или партийным аршином по меньшей мере нелепо. Искусство умерло, но остались художники, левая политика скомпрометирована, но идея социальной революции вечно зеленеет. Актуальный художник тем и отличается от обывателя, что постоянно лезет в разломы общественной жизни, обнаруживая по ходу архаику государственных институций, противоречивость законов и правил — узлы неразрешенных социальных противоречий. И если в условиях светского государства православная церковь определяет, что такое чувства и их оскорбление, то художники идут в ХСС и устраивают панк-молебен на солее; если спецслужбы решают, кому жить, а кому умирать, то художник идет на Лубянку и поджигает ее парадный вход. Его цель — в доведении противоречия между современным искусством и властью до полного разрыва — до предела собственной жизни и беспредельности коллективной смерти.

Людмила Бредихина
Критик, куратор

Как событие художественное акция Петра Павленского выразительна и предельно ясна. Здание на Лубянке для него — символ неправового и жестокого государства, Левиафан. Его одинокий протест — жест отчаянный, обреченный и в этом смысле по-донкихотски жертвенный. Художник не мог не взвешивать последствий этого противоправного жеста. И они, безусловно, последуют. Это нормально. Но важно, по какому сценарию — сугубо юридическому или символическому. Символический сделает акцию Павленского еще более точной и выразительной. Разговоры о том, что за дверью не сгорели, но могли сгореть какие-нибудь люди, мне кажутся предзнаменованием символического сценария.

Олег Кулик
Художник

Если ад горит, значит, это не ад. Так что Павленский не про оппозицию, не про временщиков — он про искусство, можно утверждать, диалектически проанализировав весь материал акции. Он не за или против — он между, он на тонкой грани искусства и жизни. Он обнаружил то, что скрыто под кожей современного ему мира, жертвенный кризис, как сказал бы великий Рене Жирар, и сумел это показать очень выпукло и четко, соединив абсолютно разномасштабные образы — пылающего ненавистью быка и точно жалящего комарика. Ему веришь. Ему хватило таланта и мастерства исполнить замысел, как Веласкесу «Менины», под носом у богоизбранных машин.

Михаил Молочников
Художник

Насчет акционизма Петра Павленского и его акций. Сначала зашиваешь рот, потом прибиваешь мошонку на Красной площади, садомазохистское завертывание в колючую проволоку, а теперь поджигание двери на Лубянке — какое отношение это имеет к современному искусству? Отвечу: никакого, его акции притянуты за уши «псевдоинтеллектуалами». По их логике Герострат, сжегший знаменитый храм Артемиды в своем родном городе Эфесе летом 356 года до н. э., внес большой вклад в античную культуру; или император Нерон, считавший себя артистом и сжегший Рим. Что же делает Павленский? Думаю, что это «общественная провокация» и его можно сравнить с более скромным акционистом Александром Бренером, который испражняется в общественных местах, в музеях, галереях, или рисует знак доллара на картине Казимира Малевича в Стеделейк-музее. Все эти акции дискредитируют искусство. Искусство — это творчество, акт творения, в котором художник является демиургом, создающим «другой мир» — находящийся вне политических спекуляций и конъюнктуры.

Леонид Бажанов
Художественный руководитель Государственного центра современного искусства

Акционизм — социальный, политический и художественный — не такое давнее явление. А сейчас оно обретает определенную историческую традицию, профессионалам еще предстоит это анализировать и артикулировать. Одни считают, что это пиар, хулиганство и что угодно иное, другие думают, что все это выстраивается в некоторую линию политического искусства, несмотря на все издержки, которые политическому искусству свойственны по определению. В случае Павленского надо прежде всего прислушаться к его собственной позиции. Он считает содеянное политическим искусством. И надо в этом контексте и рассматривать его деятельность. Она может быть более успешной, менее успешной, хорошей, плохой, блистательной, порочной и так далее, но все равно контекст задает сам субъект, сам художник. Как это оценивается в других контекстах, переплетающихся с контекстом политического искусства, — это уже другое дело. В контексте суда тогда нужно учитывать: когда судят Энтео и присуждают трое суток ареста и штраф в полторы тысячи за разрушение произведений искусства на выставке… тут сопоставление с юридической судьбой Павленского проявит некую несправедливость. Если мне бы довелось, то, наверное, я бы его защищал.