Кем же Николай Рерих был на самом деле?

Глава из книги Эрнста фон Вальденфельса «Николай Рерих. Искусство, власть, оккультизм», выходящей в «Новом литературном обозрении».

Со страниц этого фундаментального исследования, получившего большой резонанс в Германии, предстает сложная личность Николая Рериха — таинственная, овеянная мифами. Словно воскреснув, беседуют с нами, отстаивая свою правду, тибетские монахи и авантюристы, американские президенты и советские чиновники, духовидцы и адепты агни-йоги, разведчики и провокаторы — все те, кто сопутствовал Николаю Константиновичу в его жизни и странствиях. Биография, написанная Эрнстом фон Вальденфельсом, основана на обширном биографическом материале: документах, свидетельствах современников и их переписке, литературном и эпистолярном наследии самого художника. Читатель познакомится с малоизвестными историческими фактами, с огромным числом колоритных человеческих типов и, казалось бы, совершенно невероятных ситуаций. Автор, немецкий журналист, как и его герой, очарованный Азией, не один год прожил в Монголии и повторил рериховские маршруты по Индии и Тибету.

Я нашел эту книгу в Улан-Баторе, столице Монголии, холодным осенним вечером 2004 г. Она лежала под стопкой других в маленьком букинистическом магазине, предлагавшем в основном русские издания. Сюда интеллигенция социалистических времен сдавала свои сокровища: научные труды по археологии, географии и истории искусства, казалось, больше никого не интересовавшие. Книга называлась «Развенчанный Тибет» и была напечатана в 1996 г. магнитогорским издательством «Амрита-Урал».

Выглядела она весьма внушительно: прекрасная дорогая бумага, солидный твердый синий переплет с титулом, набранным кириллическим шрифтом. Очертания букв напоминали санскрит — возможно, художник-оформитель так представлял себе тибетский алфавит. Более шестисот страниц, фотографии, рисунки — все свидетельствовало о любви и усердии, с которыми готовилось издание.

Если вспомнить, что в 1990-е гг. в России книги обычно печатались на газетной бумаге, то становится очевидным, что в этом случае издатели не пожалели ни денег, ни сил. Возможно, это были состоятельные люди или самоотверженные энтузиасты, ибо их детище не относилось к бестселлерам того времени — детективам, любовным романам или сенсационным разоблачениям, — что вряд ли способствовало распродаже тиража.

В подзаголовке значилось: «Подлинные дневники экспедиции Н.К.Рериха», К.Н.Рябинин. На первой странице — 1928 год и эпиграф: «НЕТ РЕЛИГИИ ВЫШЕ ИСТИНЫ, И МУДРОСТЬ — СВЕТОЧ ЕЕ». На следующем листке я прочитал: «Книга представляет собой издание подлинных дневниковых записей К.Н.Рябинина. Эти документы никогда бы не увидели свет и, несомненно, погибли бы, окончательно уничтоженные термитами, не попадись они случайно в январе 1992 г. на глаза российским дипломатам A.M.Кадакину и Б.С.Старостину в имении Рерихов в долине Кулу (Индия)».

Все это очень заинтересовало меня. Тибет в 20-е гг. XX столетия был самой недоступной страной мира. Смертная казнь угрожала каждому тибетцу, без разрешения Далай-ламы впустившему в страну чужеземцев. Даже неутомимый шведский путешественник Свен Гедин объездил только окраинные области, так и не сумев проникнуть в Центральный Тибет — в Лхасу. Число экспедиций в Тибет в первой половине прошлого столетия можно сосчитать по пальцам. Кроме записок Свена Гедина, я знал знаменитые записки Александры Давид-Неэль и даже заметки японского монаха, в 1901 г. добравшегося до Лхасы. А вот об экспедиции какого-то Н.К.Рериха я до той поры никогда не слышал. Вот я и купил книгу.

В предисловии, написанном одним из дипломатов, нашедших рукопись, — Б.С.Старостиным, рассказывалось, что Рябинин был талантливым врачом и психологом, интересовавшимся как самой современной западной медициной, так и восточным искусством врачевания. Далее, несколько таинственно, было сказано, что он проводил исследования в сфере человеческого духа и успешно экспериментировал в этой области. Рябинин был близок к высшим придворным кругам и являлся личным врачом Феликса Юсупова — родственника Николая II и убийцы Распутина. Предполагалось, что биография руководителя экспедиции Николая Константиновича Рериха читателю книги должна быть известна, поэтому говорилось исключительно о его достижениях как художника и мыслителя, а также о том, что «культурное наследие Рерихов еще долгое время будет объектом всестороннего изучения, и нет уверенности, что оно когда-либо будет сполна освоено и до конца понято. Дело тут в том, что это наследие уникально как по своему объему, так и по многообразию исследовательских и художественных интересов, универсальности жанров, глубине проникновения в микрокосм человека и в макрокосм, его окружающий».

Было рассказано и о необычном летающем объекте, который наблюдали участники экспедиции и который принадлежал некоему «Братству», использовавшему аппарат для контактов с Оанчен-ламой, находившимся в Мукдене. Что за «Братство», что за аппарат? И конечно, было интересно, как вообще советский дипломат, несомненно обязанный быть марксистом-ленинцем, мог без комментариев цитировать такие предложения.

За предисловием следовал небольшой текст под крупно напечатанным заголовком «НАПУТСТВИЕ УЧИТЕЛЕЙ ВОСТОКА». Смысл этих немногих предложений был неясен, язык производил впечатление ветхозаветного: «Незабываемо знать, как идут путники во имя строения Мира, когда удобства городов простирают к ним объятия, а они предпочитают зной и стужу; когда мелкая собственность уносит лучшие умы, они смело решают отдать серебро труда».

Далее следовало введение, написанное самим доктором Рябининым: «Некоторые страницы дневника о Гималайском Братстве, или запретной области Шамбалы, о легендарном, но действительно существующем метеорите, называемом Сокровище мира, или Чинтамани, могут показаться просвещенному читателю, не вникавшему глубоко в литературу, касающуюся этого вопроса, или просто не имевшему ее под рукой, если не вымыслом, то просто суеверием. Но прошу принять во внимание, что автор дневника переступил уже пятидесятилетний возраст, вооружен естественно-научными и медицинскими познаниями, известен рационалистическими воззрениями и основывается не только на литературных данных по этому вопросу, но и на тех фактах, свидетелем которых он был».

Затем доктор Рябинин посвятил несколько страниц Николаю Рериху, который в дореволюционном Петербурге был весьма уважаемым художником, имевшим доступ к царскому двору. Рябинин познакомился с ним в 1898 г., и обоих связал интерес к «экспериментам в сфере духа», по выражению доктора, впрочем не сообщившего о подробностях этого увлечения.

Позже к ним присоединилась и жена Рериха Елена, и «понимание ими моих духовных запросов создало и укрепило нашу духовную близость. Помню, в то время мы много беседовали о великих духовных достижениях Индии, об „Учителях Востока“, глубина мыслей и учения которых свидетельствовала о величайших познаниях духа, собранных и хранящихся в тайниках отдельных центров посвящения, главным образом в Гималайском Братстве, существующем, по преданию, с давних времен. Последний центр был для нас всегда источником непреложного знания и истины. Пути туда мы полагали тогда проложить через Индию».

Теперь начинался сам дневник, который местами был в высшей степени интересен. Караван пересек пустыню Гоби, затем горы Нань-Шань, столкнулся с разбойничьими горными племенами, встретил тибетских монахов-чудотворцев и провел более месяца в монастыре таинственной секты бон-по.

Но и дневник предлагает не меньше загадок, чем предисловие и введение к нему. Все началось уже в первые дни. Экспедиция покинула столицу Монголии, скажем, не с верблюжьим караваном, как можно было бы ожидать в те годы, а на грузовиках, предоставленных в ее распоряжение советским торговым представительством.

С этим обстоятельством в повествование вступала некая неизвестная сила. Недаром в первой же дневниковой записи д-ра Рябинина от 9 апреля 1927 г. можно прочитать: «Закончено знамя Майтрейя! Цель Миссии, посвященной основам истинного буддизма, первой в истории без переодеваний и утаивания, волнует своей значительностью».

Вот только какой интерес могло иметь советское торгпредство к экспедиции с очевидно религиозными целями?

Еще более загадочным был тот факт, что доктору Рябинину — уж, очевидно, никак не убежденному коммунисту — вообще разрешили выехать из Советского Союза, да к тому же всего за несколько дней дав добро с самого верха.

Обычно в Советском Союзе тех лет проходили месяцы, пока человек с таким сомнительным прошлым, как врач, имевший связи с царской фамилией, получал заграничный паспорт — если он вообще его получал. Могло быть только одно объяснение: Москва имела в этой экспедиции собственные интересы. Но в чем они состояли, из дневника не узнаешь. Даже если доктор Рябинин размышлял об этом, то благоразумно не вверял своих раздумий дневнику — в конце концов, он хотел вернуться на родину, где, между прочим, оставались близкие ему люди… Дневник чрезвычайно возбудил мое любопытство.

Какое отношение имел доктор к Братству и к Шамбале? С чего вдруг не только доктор Рябинин в 1920-е гг., но, очевидно, и советский дипломат семьдесят лет спустя верили в существование этого таинственного сообщества? Как это в советском государственном аппарате вообще допустили экспедицию и даже содействовали ей? Поиски в Encyclopedia Britannica, которую я купил в виде компакт-диска в киоске в Улан-Баторе, показали, что Рериха, во всяком случае в Америке, рассматривали, скорее, как примечание к истории искусства: издатели энциклопедии посвятили его биографии едва ли больше четверти полосы.

Там кратко сказано, что Рерих родился в 1874 г. в Санкт-Петербурге, как художник сделался известен прежде всего благодаря своим декорациям и сценографии к знаменитому балету Игоря Стравинского «Весна Священная».

В 1920 г. эмигрировал в Америку, где нашел богатых покровителей, финансировавших создание музея художника при его жизни; был мистиком. Затем следовало краткое примечание о том, что одна из влиятельнейших фигур американской внутренней политики 1930-х — 1940-х гг., министр сельского хозяйства в кабинетах Рузвельта, а позже вице-президент США Генри Уоллес рассматривал Рериха как своего гуру.

Так продолжалось до 1935 г., когда Рерих в связи с экспедицией в Маньчжурию вызвал скандал, заставивший Уоллеса дистанцироваться от него. Сохранилась их переписка. В ней Уоллес обращался к Рериху не иначе как «мой гуру» и встречались довольно странные предложения вроде: «Обезьяны ищут дружбы с владыками, чтобы разделить между собой страну учителей. Странствующий верит в это и испытывает большое недоверие к обезьянам».

В 1948 г. эти письма использовались для дискредитации в глазах избирателей Генри Уоллеса — ставленника американских левых и наиболее перспективного кандидата в президенты. Больше ничего из этого важнейшего словаря англоязычного мира узнать было нельзя. Интернет же предлагал тысячи страниц. Рерих был явным любимцем приверженцев теории заговора, особенно американских.

Не поддается исчислению количество страниц, посвященных Уоллесом и Рерихом трактовке таинственной пирамиды на американских однодолларовых купюрах с напечатанным под ней девизом «Novus ordo seclorum» («Новый порядок веков»). Сомнительных толкований этих невинных изображений почти столько же, сколько введенных в оборот банкнот.

В немецкоязычной части Интернета количество страниц о Рерихе было, напротив, сравнительно скромным. Здесь преобладали серьезные обсуждения мистического учения агни-йога, начало которому положила Елена Рерих. Обнаружились переводы ее книг и многочисленные письма с оккультным, трудно понимаемым содержанием. Было кое-что и о Николае Рерихе, превозносимом как «пророк красоты и культуры» и «великий миротворец».

Больше всего о Рерихе можно было найти в российском Интернете, представляющем несколько музеев, полностью или частично посвященных его творчеству. Большинство текстов принадлежат жене художника Елене или его почитателям, сравнивающим Рериха с Леонардо да Винчи или превозносящим его как «спасителя России». Родословная Рериха возводится к варягу Рюрику, стоявшему у истоков русской государственности, а в связи с экспедицией 1927 г. говорится, что перед ней Рерих побывал в Москве, чтобы довести нечто важное до сведения советского руководства.

Правда, были там несколько страниц, показывавших Рериха совсем в ином свете: например, как агента советских органов безопасности, изощренно маскировавшего свой шпионаж с помощью мистицизма. Другие считали его обычным шарлатаном, не заинтересованным ни в чем, кроме получения денег от богатых американских покровителей. Общей чертой всех этих версий была мифологизация человека. Казалось, что между обожествлением и проклятием, черным и белым не существует оттенков.

Кем же был Николай Рерих на самом деле?

С дневника доктора Рябинина начались мои поиски ответа на этот вопрос, в конце концов приведшие меня в Индию, США и — неоднократно — в Россию. При этом, словно в русской матрешке со все новыми куклами в кукле, я открывал все новые слои личности этого человека. Ничто в нем не было таким, каким казалось на первый взгляд, начиная с его происхождения.

Глава 1. Таинственное происхождение

Николай Рерих был человеком, мастерски распространявшим о себе самые невероятные слухи и легенды. Возвратившийся король Шамбалы; живописец, исцеляющий своими картинами; мессия, призванный спасти мир, — во всех этих ипостасях он находил пылких приверженцев или скептиков, насмехавшихся над образами, которые он создавал.

Однако было обстоятельство, несомненное и для друзей Николая, и для его врагов, — история об аристократическом происхождении. Якобы родоначальником Рерихов был не кто иной, как сам основатель российской государственности варяг Рюрик, один из потомков которого в Средние века вернулся на свою прародину, в Швецию (как известно, прочие представители семейства надолго утвердились в России в качестве членов царствующего дома).

Однако лишь наиболее истовые приверженцы Рериха приняли эту часть «семейной истории» за чистую монету. Уж слишком очевидно основывается она на простом сходстве имен Рериха и Рюрика. А вот о том, «кто возвратился в Швецию», упоминают все биографии и справочные издания — и русские, и англоязычные.

Потомки этого реэмигранта (точнее его не назовешь) выдвинулись впоследствии как тамплиеры — лучшую родословную для склонного к оккультизму Николая Рериха вряд ли можно придумать. Первым Рерихом на русской земле был, вероятно, прадед Николая, шведский генерал, сражавшийся под знаменами Карла XII, а после его поражения перешедший на службу к Петру Великому.

Впоследствии швед получил от русского царя поместья вблизи Балтийского моря. Сын генерала — Федор Рерих — якобы являлся высокопоставленным чиновником и членом тайного масонского общества. Следующий Рерих — Константин — не только был уважаемым нотариусом, но и, по-видимому, принимал деятельное участие в разработке законодательства по отмене крепостного права. Воистину блистательный ряд предков!

Но уже вследствие начальных исследований выяснилось, что «Рерих» в различных вариантах написания (Rörich, Röhrich, Roehrich и т.п.) — известная немецкая фамилия, которую ономастика связывает со словом Röhricht (заросли тростника) или с именем Родерих.

Напротив, в шведской телефонной книге, несмотря на поиски по всем возможным вариантам имен, удалось найти одиннадцать Röricks и двух Röhrichs. Но ни одного Roerich или Rörich там не обнаружилось. Представляется маловероятным и то, что Константин Рерих, родившийся в 1837 г., активно участвовал в реформах 1861 г., и то, что его отец — Федор, чиновник высокого ранга, — состоял в масонских ложах, которые жестоко преследовались тогдашней российской властью. Правда о происхождении Николая Рериха выяснилась лишь несколько лет назад.

Латвийский исследователь Ивар Силарс взял на себя труд просмотреть все крестильные списки немцев, в 1939 г. оказавшиеся в Третьем рейхе, а затем, в 1971-м, из Ростока вновь возвращенные в Балтию. Было известно, что Константин Рерих происходил из Курляндии, ныне являющейся частью Латвии, а тогда числившейся провинцией Российской империи.

«Балтийские бароны» немецкого происхождения господствовали здесь над массой своих подданных, в основном латышей. Изучая списки прихожан Курляндии, Ивар Силарс обнаружил множество сюрпризов. Для начала выяснилось, что Константин был незаконнорожденным ребенком. Его матерью являлась происходившая из Пруссии служанка Констанция Шушель. Более того, в крестильной записи отсутствовало имя отца младенца!

Скорее всего, фамилию «Рерих» Константин получил лишь двенадцать лет спустя. И вовсе не потому, скажем, что потомок немецких ремесленников по имени Фридрих Рерих действительно был его отцом или, во всяком случае, не только потому — если довериться свидетельствам, обнаруженным латвийским историком.

В ходе многомесячных исследований Ивар Силарс наткнулся на ряд таких фактов, которые в совокупности могли бы послужить материалом для романа о классовых противоречиях в тогдашней Курляндии.

Итак, Констанция Шушель в 1837 г., к моменту рождения своего первого сына, была служанкой в имении Паплакен, принадлежавшем одному из самых могущественных семейств Курляндии — баронам фон дер Ропп. А Фридрих Рерих, седьмой сын портного, предки которого более ста лет назад переселились в Балтию, достиг должности управляющего Паплакеном. Что Фридриха Рериха назвали отцом Константина только через двенадцать лет после рождения ребенка, было бы, возможно, не столь достойно внимания, если бы не несколько необычных обстоятельств.

Во-первых, годом позже Констанция родила следующего сына, Альбрехта, а через несколько лет — еще одного ребенка. В этих случаях двенадцати лет не потребовалось, и мать сразу же назвала Фридриха отцом своих детей. Во-вторых, именно Константин, отец которого был неизвестен, в качестве восприемников удостоился сразу троих уважаемых в Паплакене людей: врача, амтмана и мельника (в то время как, например, крещение второго ребенка прошло в гораздо большем соответствии с общественным положением Констанции и было засвидетельствовано пастухом и шорником).

Еще одна странность касалась внесения записи о крещении в церковную книгу, сделанного вопреки всем правилам. Вместо положенной последовательности — ребенок был крещен 7 июля, — запись о его рождении сделали лишь в декабре. К тому же этот мальчик, в отличие от двух других детей Фридриха и Констанции, был крещен не в лютеранской церкви Норд-Дурбена, окормляющей Паплакен, а в Бирсдорфе и внесен в церковную книгу еще одной общины, а именно Виргена.

С Виргеном было связано особое обстоятельство: оттуда происходили фон дер Роппы. Случайность? Вряд ли, принимая во внимание дальнейший жизненный путь Константина Рериха. Незримое покровительство сопутствовало этому молодому человеку, в конце концов ставшему своим для высшего общества имперской столицы.

Когда в 1849 г. незаконнорожденного сына служанки для изучения права приняли в Технологический институт — одно из самых известных учебных заведений Санкт-Петербурга, — он вдруг не только перестал числиться безотцовщиной, но и получил фамилию Рерих. В том же году фон дер Роппы сдали Фридриху Рериху в аренду два своих имения.

Это последнее упоминание Фридриха в жизнеописании его мнимого сына: ходатайство о принятии в институт, так же как и оплату обучения, взял на себя некий Эдуард фон дер Ропп, прежде живший в имении Паплакен и фигурировавший в сохранившихся документах в качестве опекуна юноши. Сначала Константин пребывал в Технологическом институте, но затем по неизвестным нам причинам прекратил учебу.

И все же ему было суждено занять довольно высокое положение в обществе. Тогдашняя Россия была государством с жесткими сословными градациями. Существовали 14 рангов гражданского чиновничества, имевших соответствия в армии, над всеми социальными группами превалировало потомственное дворянство. Даже купечество — в зависимости от величины своего капитала — разделялось на первую и вторую гильдии.

Следующего по Табели о рангах чина добивались многолетней службой, в отличие от членства в купеческой гильдии, которое можно было получить за особые заслуги или купить. Именно в гильдию и был принят Константин Рерих. Он начал работать бухгалтером на фабрике, затем стал сначала чертежником, а в конце концов и бухгалтером на строительстве железнодорожной линии Санкт-Петербург — Варшава.

Его опекун Эдуард фон дер Ропп был в это время высокопоставленным чиновником инженерного корпуса путей сообщения в Санкт-Петербурге, то есть одним из начальников своего подопечного. Затем последовал следующий «профессиональный» этап в жизни Константина Рериха. Во время переписи населения 1863 г. он, несомненно, служил бухгалтером в Санкт-Петербурге — и вдруг в это же время его имя появилось в списках купечества второй гильдии курляндского города Газенпота, где жила его 55-летняя мать.

Между прочим, тогдашний курляндский адрес Константина — Кулдигас, 16, а фон дер Роппов — Кулдигас, 14. Спрашивается, откуда взялись у бухгалтера Константина Рериха деньги и, конечно же, связи для того, чтобы, находясь в Петербурге, зарегистрироваться газенпотским купцом? И для чего?

Ответить на последний вопрос нетрудно. Дело в том, что в 1862 г. Константин Рерих женился на Марии Калашниковой (будущей матери Николая), происходившей именно из этого сословия. За невестой числилось небольшое приданое: претендуя на свою долю в наследстве (дом в городе Острове), она запуталась в юридических спорах.

Чтобы не допустить продажи с молотка имущества жены, в 1867 г. Константину Рериху, получавшему в ту пору полторы тысячи в год, пришлось просить своего начальника о займе в 400 рублей. Но несколько месяцев спустя в его судьбе случилось ошеломительное событие. Из неведомого источника тридцатилетний Рерих получил огромную по тем временам сумму в 10 000 рублей, внес ее в качестве залога и, несмотря на незаконченное юридическое образование, получил место нотариуса в Санкт-Петербургском военном суде. (Вряд ли эти и вообще какие-либо деньги могли поступить из жениного наследства, так как дом в Острове еще многие годы оставался общей собственностью Марии и ее родственников.)

Так началось карьерное восхождение Константина Рериха, сулившее ему высокопоставленных клиентов и солидное положение. В 1872 г. он купил огромное поместье к северо-западу от Санкт-Петербурга, благодаря чему оказался обладателем почти всех атрибутов, обязательных для представителя господствующего слоя империи. Почти всех — так как дворянином он не был, да и не стал им никогда.

Тем неистовее его сын Николай позже будет утверждать обратное. Перед женитьбой на девушке, происходившей из аристократического семейства, он будет уверять ее сомневающихся родственников в своем благородном происхождении, сокрушаясь, что не может этого доказать из-за пожара в доме его прадеда, уничтожившего соответствующие документы. В качестве единственного подтверждения своей родословной Николай будет показывать герб семьи Рерих — по всей вероятности, найденный им в Латвии и присвоенный после недолгих размышлений.

В 1930 г. ему удалось, так сказать, окончательно «облагородиться», когда в связи с получением французского гражданства он прибавил к своему имени дворянскую частицу «де». Отныне, ведя переписку с разными людьми, он будет настаивать на обращении к себе как к «де Рериху», и в дневниковой записи одной из его поклонниц будет сказано о справедливости такого требования, поскольку в России Рерихи имели баронский титул.

И не какой-то русский титул вроде барона или князя. Нет, он настаивал на том, что они носили именно немецкий титул «Фрейхерр», Freiherr. Рерихи? Или Freiherr von der Ropp (барон Фрейхерр фон дер Ропп)?

Зададимся вопросом о том, что вообще знал Николай Рерих о происхождении своего отца и можно ли обнаружить хоть какое-то указание на сей счет в многочисленных письмах и записках плодовитого автора. Скажем сразу: ни разу там не упомянуты ни Шушели, ни фон дер Роппы — во всяком случае, их нет ни в одном из многочисленных изданий переписки Николая Рериха и его автобиографий.

Нет там и сведений об Эдуарде фон дер Роппе, о котором известно немногое. В банке данных Института Восточной Европы содержится информация о том, что он родился в 1810 г. в Паплакене, дослужился в Управлении путей сообщения до чина действительного статского советника, четвертого класса по Табели о рангах, и незадолго до конца 1869 г. умер в Санкт-Петербурге. По всей вероятности, Эдуард фон дер Ропп никогда не был женат и не имел детей. Уж не после ли его смерти Константин Рерих и получил огромную сумму, необходимую для покупки Извары — поместья возле Санкт-Петербурга — в 1872 г.?

Если мы проследим скупые сведения Николая Рериха о его семье с отцовской стороны, то пустоты в них бросятся в глаза прежде всего. Не упомянуты ни сестры, ни братья отца, нет никаких данных о немецком происхождении Константина или о том, что его родным языком был немецкий. Однако вопрос стоит так: Константин Рерих сделал все возможное для того, чтобы позабыть свое курляндское прошлое и создать себе «новую» идентичность, или это его сын Николай, «исконный русский», скрыл происхождение своего отца?

То немногое, что Николай Рерих сообщил позже о родных отца, весьма противоречиво. Вот, например, описание деда, сделанное в 1912 г.: «Бежит веселая детвора вниз по лестнице. <…> Старый Федор впускает в высокую темную дверь дедушкина кабинета. Все у дедушки особенное. Нравятся нам кресла с драконами. Вот бы нам такие в детскую! Хороши у дедушки часы с длинной музыкой. В шкафах с разноцветными стеклами книги с золотыми корешками. Висят черные картины. Одна, кажется нам, давно висит вверх ногами, но дедушка не любит, чтобы у него что-либо трогали. Много приятных вещей у дедушки. <…> Можно потрогать масонские знаки (не дает надевать) и ширмы со смешными фигурами. А когда дедушка бывает добрый и нога у него не болит, он откроет правый ящик стола. Тут уж без конца всяких занятных вещей. <…> Полюбили мы бегать к дедушке после всяких занятий. Рады мы дедушке».

А вот еще одно: «Дедушка к себе велят идти. Сердитый дедушка. Высокий, серый такой, колючий. Не угадать по нему сделать. Все-то он лучше всех знает. Все, что было при нем, лучше всего. Все должно быть так, а не иначе. Ругает и все что-то требует».

Дедушка Федор еще несколько раз появляется в дневниковых записях и письмах Николая Рериха. Мы узнаем, что в юности служил он в гусарах, дымил как паровоз и дожил до 105 лет. Только был ли этот дедушка Федор Фридрихом Рерихом? Или это кто-то другой? Ведь в русском языке со словами Großfater (дед) или Großfäterchen (дедушка) обходятся весьма произвольно.

Увы, у нас есть причины для сомнений. Фридрих Рерих, сын портного, — и гусар? Едва ли можно в это поверить, учитывая, что гусары рекрутировались из национальных меньшинств юга России или из высшего дворянства для императорских лейб-гвардейских полков. Точно так же обстоит с утверждением, что дедушка дожил до глубокой старости. Так могло бы быть, останься Фридрих, рожденный в 1806 г., у своего сына в Петербурге.

Сохранилось письмо Николая Рериха к его латвийскому адресату Рихарду Рудзитису, где говорится о том, что долголетие Федора генетическое, так как и отец его, то есть прадед Николая, жил более девяноста лет. Однако это неправда: портной Иоганн Рерих, как выяснил Ивар Силарс, умер на 57-м году жизни.

Принадлежность Фридриха к масонам тоже вызывает сомнение — во всяком случае, если Федор и Фридрих являются одним лицом. Ведь масонство в тогдашнем русском государстве было под запретом, и лишь немногие высокопоставленные особы осмеливались с этим не считаться. Неужели Фридрих Рерих, старательно делавший карьеру, мог пойти на такой риск? Мы окажемся ближе к истине, если допустим, что Николай Константинович в одном образе объединил двух разных людей. Описанный им Федор имеет некоторое сходство с Фридрихом: в частности, Фридрих действительно дожил если и не до 105, то все-таки до 99 лет.

Правда, этим фактом все общее между ними и исчерпывается. Поскольку даже если Фридрих и был отцом Константина, отношения между ними вряд ли были такими близкими, как описывается в воспоминаниях Николая Константиновича. Потому что после того, как Констанция Шушель родила еще двоих детей от Фридриха Рериха, тот ушел от нее и женился на другой прибалтийской немке и имел с ней еще шестерых детей.

Потом он переселился в Ригу, где служил губернским секретарем. И хотя эта должность не давала права на личное дворянство, карьера сына портного была поистине удивительной. Существует интереснейший документ, составленный Николаем Константиновичем в 1900 г., когда его отец Константин Рерих с психическим расстройством попал в клинику, и так как сам он уже был не в состояние ответить на вопросы для записи истории болезни, за него это делал старший сын.

И вот что Николай Константинович писал там 2 июля 1900 г.: «Отец развелся с женою и вступил вторично в брак, когда больной был в раннем детстве. Первое время больной жил при мачехе, впоследствии у дяди».

Эти сведения больше соответствуют истине и во всяком случае свидетельствуют о том, что Николай Рерих в те годы знал о своем происхождении. Сомневаться не приходится: Николай Рерих уничтожил все следы своей настоящей родословной. Если, как предполагает Ивар Силарс, настоящим дедом Николая был Эдуард фон дер Ропп, то Константин запятнан своим внебрачным рождением. Но если дедом Николая был Фридрих Рерих, то его низкое происхождение никогда не сделалось бы достоянием гласности.

И то и другое не может быть безусловно доказанным: Николай Рерих умел хранить свои тайны.