18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Выставка Айвазовского, приуроченная к 200-летию со дня рождения и состоящая из 100 произведений живописи и 50 графики, конечно, капля в море. Ведь сам Иван Константинович признавался в авторстве 6 тыс. работ. Собрать их все вместе, разбросанные от России и стран СНГ до Великобритании, Италии, Турции и стран обеих Америк, — задача вряд ли разрешимая. Тем не менее выставку удалось организовать благодаря отзывчивости столичных и региональных музеев России (к последним относятся и дворцы-музеи пригородов Санкт-Петербурга), конечно же, Феодосийской картинной галереи, а также Национальной галереи Армении.
Художник-долгожитель, Айвазовский пережил не только четырех российских императоров, но и многих своих коллег по живописному цеху. Он застал высокую волну романтизма, которая подняла его на гребень успеха, и увидел, как она спадает. Он был свидетелем того, как сходит на нет российский парусный флот — тот, который составлял сюжет многих его полотен. Несмотря на критические едкости по поводу его творений, у художника всегда была своя аудитория: моряки и художники-маринисты, чувствительная публика и монархи, церковные иерархи, стамбульские султаны и паши, которые заказывали маэстро много «айвазовских», хотя и знали его как пиита побед флота под Андреевским стягом над полумесяцем.
Воитель в живописных баталиях (правда, с дивертисментами в «розовых штилях»), в жизни Айвазовский был миролюбивым человеком, благодетелем для родной Феодосии. Удивительно то, что при всем консерватизме, который маэстро пронес почти без изменений на протяжении 60 лет творчества, он стал провидцем для форм, получивших развитие в следующем столетии. Он же остался в своем, XIX веке.
Никогда прежде не было художника, который бы столь убедительно, причем со слов, мог изобразить морское сражение. Для Айвазовского услышанные рассказы и свидетельства участников и очевидцев складывались в своеобразную партитуру. Исходя из того, как звучит каждый инструмент, то есть зная оснастку и вооружение кораблей, возможности их маневров, мастер создавал настоящие морские оперы, поражавшие зрителя своей высокой художественной правдой и торжественным звучанием даже тех, кто непосредственно, как адмирал Нахимов при Синопе, руководил боем с капитанского мостика.
Победы русского флота XVIII–XIX столетий при Чесме, при Ревеле и Выборге, у Хиоса, при Наварине, при том же Синопе спустя столетия во многом оказались победами кисти Айвазовского. На них впоследствии равнялись создатели таких советских патриотических фильмов, как Адмирал Ушаков (к примеру, сцена, в которой Ушаков показывает Екатерине II и Григорию Потемкину севастопольскую эскадру, — ожившее полотно Айвазовского Смотр Черноморского флота в 1849 году).
Disaster painting — так можно было бы назвать по аналогии с disaster film многие полотна Айвазовского с бурями, штормами, ураганами, извержениями вулканов, горными обвалами и так далее, наиболее знаменитые из которых Буря; Буря у мыса Айя; Волна; Всемирный потоп; Девятый вал; Радуга; Среди волн, и многочисленными кораблекрушениями меньшего формата — при закате, при луне, в сумерках, ночью, летом и зимой, со спасающимися на обломках мачт (кстати, любимый мотив учителя Айвазовского француза Филиппа Таннера) и со спасателями, готовыми от отчаяния разделить участь самих потерпевших крушение.
Отдавая дань обожаемому им Карлу Брюллову, феодосийский мэтр, в свою очередь, написал Гибель Помпеи, но только со стороны моря. Впрочем, попытка спасения по водам у него выглядит так же проблематично, как и у «великого Карла», но менее величественно. Уже в солидном возрасте Айвазовский стал почти реалистом. Как-то раз его, преклонившегося перед правдой жизни, задело замечание одного моряка по поводу полотна Среди волн: шлюпка не может выплыть в таких волнах! На следующий же день на вопрос знатока, где же лодка, художник, поработавший накануне, ответил: «А она утонула».
Для XIX века понятие «скорость» стало ключевым. Так по крайней мере следует со слов гиганта маринистики Уильяма Тернера, который, кстати, был в восхищении от своего русского коллеги. Паровозы вытесняли конные экипажи, пароходы — парусный флот. (Последний фрегат «потопил» сам Айвазовский: Взрыв корабля 1900 года — его заключительная картина, правда неоконченная.) Обретенная с годами техника позволяла художнику выполнять полотна средних размеров за два часа, большие — за десять (Момент мироздания), огромные (как Среди волн) — за десять дней.
Нередко он, как иллюзионист, устраивал показательные сеансы, чему свидетели его ученики, коллеги-художники и генерал Ермолов. Эти фокусы ставил ему на вид критик Владимир Стасов: «Кто пишет двухчасовые картины, тот про себя держи этот несчастный секрет, не выводи его наружу». Пренебрегавший пленэром Айвазовский не без оснований полагался на свою исключительную зрительную, «сканирующую» память, которую теперь бы назвали эйдетической, то есть образной, удерживающей впечатление от увиденного в целом и в деталях еще долгое время. Кружевная пена и мохнатые гребешки волн, лунные и солнечные дорожки, мощенные фактурными мазками, фирменная глазурь воды — все это наработанный арсенал Айвазовского, почти никогда его не подводивший.
А потому даже тот же Стасов должен был признать, что Айвазовский — «художник совершенно исключительный, живо чувствующий и самостоятельно передающий, быть может, как никто в Европе, воду с ее необычайными красотами».
У подданных Российской империи, по свидетельству заезжего критика Астольфа де Кюстина, с выездами за рубеж обычно были проблемы. А уж у художника Главного морского штаба, каким и являлся Айвазовский, писавший укрепрайоны на Балтике, они должны были быть наверняка. Ан нет. Иван Константинович, облеченный доверием императоров (их было несколько на его веку), свободно путешествовал по странам и континентам, подобно туристу, отмечая кистью запомнившиеся виды: томные бухты Неаполя и Венеции, достопримечательности Египта (он был на открытии Суэцкого канала), жуткие штормы в Бискайском заливе и в Северном море, невероятный Ниагарский водопад... Те же места, где он не был, Айвазовский все равно мастерски изображал — как антарктические Ледяные горы. Неслучайно его, почетного члена Географического общества, поздравлял с юбилеем сам Семенов-Тянь-Шанский.
Человек верующий, адепт армяно-григорианской конфессии, Айвазовский и, так сказать, по зову души, и по заказу писал картины на сюжеты Старого и Нового Завета. Это можно было бы назвать болезнью мариниста, но художник брался только за те сюжеты, где так или иначе присутствует вода: Всемирный потоп; Хаос. Сотворение мира (дар папе римскому Григорию XVI); Крещение; Переход израильтян через Чермное море; несколько вариантов Хождения по водам... В то же время в таком подходе нельзя не заподозрить скрытого дарвинизма или разделения художником неких эволюционных взглядов: мол, все мы вышли из воды.
Безо всяких скидок можно сказать, что Айвазовский почти за век до появления «нового реализма» изобрел multiples, то есть тот вид демократического искусства XX века, когда оригинал существует только в ограниченном тираже и в миниатюрной форме. Свои фотокарточки размером около 10х7 см, где он изображен у мольберта, маэстро украшал крошечными живописными вставками с каким-либо морским видом. Обычно он их дарил друзьям и знакомым на память. Теперь они фигурируют в музейных собраниях и на аукционах. И у них вполне приличные цены.
