Дмитрий Волкострелов: «Традиционный драматический театр сегодня отчасти музей»

Дмитрия Волкострелова, руководителя одной из самых экспериментальных театральных трупп России-Театра post, многие театралы называют главным современным новатором всего искусства. В рамках грядущего фестиваля TERRITORIЯ для Московского Музея Современного искусства (ММОМА на Тверском бульваре) он подготовил необычную выставку. В экспозиции «Повседневность. Простые действия» нет предметов, картин или объектов, зрителям предложат создать произведение самостоятельно. Совершить какой-нибудь привычный, будничный «ритуал» - завязать шнурки, расчесать волосы, чтобы установленные повсюду камеры перенесли эту «обыденность» в художественное пространство. О первом опыте режиссера в музее, произведении как театральном этюде, зрителе – соавторе, а также «другой коммуникативности» TANR решила поподробнее расспросить у неуловимого режиссера.

Читая описания выставки «Повседневность. Простые действия» вспомнила фразу Ромео Кастеллуччи «театр – искусство, которое в большей степени, чем другие виды, может заменить жизнь». Но почему вы решили сделать жизнь музейным объектом, что это за подмена?

- Никакой подмены тут нет. Мы все проживаем обыденную жизнь. У нас много чего в жизни не происходит, не случается грандиозных событий. Живем от одного важного события до другого. А всё, что происходит между – находится в области перемотки. Но почему мы должны проживать существенную часть этой жизни неосознанно, автоматически? Я понимаю, что это и психологическая защита, память не должна перегружаться. Но, тем не менее, мне кажется, что иногда неплохо остановиться и с этими вещами поработать. И попробовать эту обыденную жизнь, эту «повседневность» осмыслить.

Вы работали с Ксенией Перетрухиной, она говорит, что постмодернистская ситуация в принципе предполагает, что зритель не должен понимать театр перед ним или нет. А чем будет эта выставка? Спектаклем? Видео-инсталляцией?

Сейчас для нас это скорее не выставка, но спектакль-выставка. От зрителя потребуется достаточно активное соучастие. Ситуация диалога, не менее наполненная чем в театре. Выставка строится таким образом, что каждый, кто посетит «Повседневность» должен будет стать достаточно активным её соучастником, превратиться в со-автора.

Выходит, соучастники становятся безвольными перформансистами? Просто изображают жизнь, транслируя её, а, оказывается, творят искусство в искусстве.

-Да, так и есть. Но только не безвольно изображая жизнь, скорее наоборот. Мы оказываемся в ситуации чуть более внимательного проживания жизни.

А насколько важны для вас опыты истории перформанса? Помимо Йозефа Бойса, кто-то ещё повлиял на ваше творчество?

- Я не занимаюсь перформансом, я занимаюсь театром.

Ну смотрите, вы руководите своими актерами, но они ведь выходят за рамки исполнительского искусства? По-моему, актер экспериментального театра во многом опирается на опыт художника перформанса - не играет, не притворяется, а просто выступает в качестве самого себя.

В этой связи мне нравится слово «художник». Актеры являются художниками, да. И чтобы изменить  парадигму нашего театра с «режиссер и актеры», на «художник и художники/артисты», мало просто изменения системы обучения актёров. За рубежом сознание более открытое. Мы же варимся в замкнутых структурах. С точки зрения обучения мне было бы интересно ввести курс современной музыки. Музыка очень помогает расширить сознание. Когда ты понимаешь, что музыка может быть другой, гораздо менее детерминированной, то ты автоматически задаешь себе вопрос: а почему театр тоже не может быть таким же. В XX веке отношения между композитором и исполнителем изменились, композитор может дать исполнителю выбор, сделать его полноценным соавтором, партитура может быть текстовой и исполнитель, музыкант, сам принимает решение, как её исполнять. Всегда важно открытие других возможностей коммуникации.

Но человек, привыкший к классическому восприятию, может просто не хотеть в неё вступить?

Да, может и не хотеть. Это просто другая коммуникативность, не та, к которой он привык.

Современному человеку, какая форма зрелищности нужна?

- Театр интересен у нас четырем процентам населения, а театр, которым мы занимаемся – вообще ниже статистической погрешности. Здесь говорить сложно. Да и сложно говорить вообще в целом про некоего абстрактного современного человека.

Может быть, поэтому театр пытается зайти на другие территории? Сейчас открывается Новое пространство Театра Наций, куратор проекта Вера Мартынова обещает акции и эксперименты, работает выставка «Театр или нет» на Ходынке. Но ведь это не театр в точном смысле слова, это объекты искусства?

Ничего не знаю об этих проектах, поэтому мне пока трудно их комментировать...

Тогда расскажите, что на ваш взгляд заимствует современный театр у искусства, зачем театру художник?

- Тут вопрос очень сложный. Мы все заимствует друг у друга всякие штуки, иногда на уровне идей, иногда на уровне смыслов, иногда буквально. Мы делали спектакль Shoot/Get treasure/Repeat по эпическому циклу Марка Равенхилла, который назывался музеем шестнадцати пьес. Я ставил спектакль «Любовная история» по Хайнеру Мюллеру, где художник Яков Каждан для каждой сцены создал объекты, скульптуры. Или вы имеете в виду заимствование смысловое, это тоже очень важно. Это важнее, чем заимствование формальное, потому что работая со смыслами, лежащими в сфере интересов современного искусства, мы расширяем смысловое поле театра.

А как вы находите источники вдохновения, находите эти смыслы? Ну например, как в случае с Джоном Кейджем для спектакля «Лекция о ничто»?

Спасибо ГЦСИ. Я знал до этого про Кейджа, но на выставке увидел текст лекции. Я его прочел и понял, что нужно обязательно его поставить. Грядущая выставка «Повседневность. Простые действия» проводится совместно с театром Post, который исследует ряд определенных тем. Одна из главных – это, безусловно, повседневность. С неё мы начали свою театральную историю и иногда к ней возвращаемся.

Мне интересно, как вы приходите к театральному воплощению того, что сложно изобразить. Например, такую идею как нелинейное время?

В «Поле» по тексту Павла Пряжко у нас в спектакле участвует 12-летний актер. Он держит айпад с программой генератором случайных чисел. Каждая сцена имеет свой номер, первые 22 сцены играются в случайном порядке, номер называет актер, и остальные играют, пока все номера не выпадут и все сцены не будут сыграны. Каждый раз спектакль складывается абсолютно по-разному. А потом в тексте встречается некий драматургический перелом, и тогда структура меняется. Поскольку текст апеллирует к современной физике и строится по законам квантовой механики, нам было важно попытаться отразить это в спектакле.

Я читала в одном интервью, что у вас были мысли стать художником, вы делали инсталляции во время обучения у Льва Додина. А почему выбрали театр?

-Театр мне позволяет, прежде всего, коммуницировать с людьми, с которыми мне интересно коммуницировать. Я однажды делал спектакль без актеров. Тоже по Джону Кейджу, «Лекции о нЕчто» и понял, что больше, скорее всего, так делать не буду. Мне нравится репетировать, мне нравится момент коммуникации с участниками спектакля.

Тем противоречивее в этом случае ваша нынешняя выставка. А «Лекцию о нечто» можно назвать спектаклем?

Это, конечно, спектакль. Просто его создатели – зрители.

На ваш взгляд, что ждет экспериментальный театр дальше? Как и в чем могут воплощаться идеи режиссеров-экспериментаторов, где это поле поиска?

Это очень сложный вопрос. Вариантов множество.

Кристина Матвиенко (Член международной ассоциации театральных критиков, куратор школы современного зрителя и слушателя) сказала мне, что театр сегодня как раз становится в центре искусства, становится главнейшим из искусств…

- Я с ней согласен. Вещи являются важными не из-за того, сколько людей на них смотрит. Театр – это единственное из искусств, где возможна реальная человеческая коммуникация здесь и сейчас.

А если с вами захочет сотрудничать какой-нибудь современный художник, вы согласитесь?

- Почему нет, всё возможно. Есть большое количество художников, которые мне интересны. У меня нет никакого предубеждения, нет мнения, что я могу сделать что-то лучше, чем кто-либо другой. Я вообще не считаю то, что мы делаем экспериментом.

А как это назвать в сравнении с драматическим театром?

-  Я считаю, что традиционный драматический театр сегодня отчасти музей. В музее есть совершенно грандиозные картины старых мастеров, так и в театре - у нас работают прекрасные мастера, но зачастую смотря их спектакли я могу восхищаться их мастерством, но при этом я не чувствую какое отношение это все имеет к сегодняшней реальности.

Расскажите о планах на будущее?

- В декабре нас ждет спектакль «Я сижу в комнате» по музыкальному произведению Элвина Люсье. Это такое своеобразное продолжение «музыкальных» спектаклей тетра post. Но в этом спектакле мы планируем и зрителя привлечь к исполнению музыки, к соучастию в спектакле.