Почему я еще не самый дорогой?. Что делать начинающему художнику, чтобы его стоимость неуклонно росла? Как мэтру российского рынка войти в круг лидеров продаж не только в нетрезвой компании на вечеринках Miami Art Basel? Что понимать под стоимостью искусства и как она устанавливается? Еженедельно мы будем брать для разбора российских художников, как признанных, так и молодых, и стараться понять причины их текущего положения на рынке.
Сразу определим правила игры. Мы просветим карьеру художника на предмет составляющих его рыночной стоимости: ступень развития карьеры, наличие работ в значимых частных коллекциях и публичных музеях, информационная активность (наличие интернет-сайта, блогов и внимания СМИ), количество и периодичность выставок, участие в конкурсах, резиденциях и грантовых программах. Но в первую очередь мы будем судить о художнике по результатам аукционных продаж как единственном публичном источнике цен.
Суммарный доход от продаж работ российских художников на международной арене в минувшем году превысил предыдущие показатели почти вдвое ($ 164,2 млн. в сравнении с $ 87,2 млн. в 2012 году), чем вызвал восторг арт-богемы и уверенность в правильном движении на мировом рынке. Этот блог не ставит целью сломать хрупкую радугу арт-восторга, а призван помочь российским художникам утверждаться на глобальном рынке искусства планомерно и качественно.
По устойчивому мнению игроков рынка, произведения искусства не имеют правил установления стоимости и контроля за качеством, «сертификата соответствия» нормам искусства. Это дает функционерам арт-рынка огромнейшее поле для маневра! Тем не менее цены на искусство повсеместно растут. Первым, кто осмысленно изложил этот вопрос языком формул и цифр, был Олав Велтуис, профессор Амстердамского университета. Его книга Talking Prices («Говорящие цифры», 2007) не панацея, однако на протяжении нашего онлайн-общения мы будем к ней обращаться. В частности, автор пишет: «Европа имеет культурную традицию сдерживать рост цен на искусство, но Америка придерживается модели Гагосяна, который берет молодого художника, вздувает на него цены [...] в расчете на то, что некоторые люди начнут думать: «Похоже, это актуально, да еще и сексуально… Пожалуй, куплю». С высоты 2014 года добавим: сегодня весь мир живет по американской модели, имея столицей художественного рынка Нью-Йорк.
Арт-инвестор умеет считать. Это означает, что он прогнозирует вероятность использования приобретенной работы в качестве финансового инструмента — для обеспечения залога в крупном европейском банке либо гарантии предоставления кредитных средств аукционным домом для последующей покупки. Иногда художественное произведение входит составляющей частью в пул организованного арт-фонда — одним словом, для всего перечисленного необходимо совпадение трех факторов: регистрации стоимости продажи (1), достаточно высокой стоимости самой работы как актива (2) и подтверждения ее подлинности (3). Аукционный дом предоставляет первую составляющую, путем публичной продажи фиксируя стоимость вашего произведения, одинаково используемую и в операциях с банками, и при последующей продаже. У галерей, как правило, другая функция, в больше степени социальная. Это место установления новых связей в среде коллекционеров, возможность первым приобрести новые работы художника (как правило, публичные торги оперируют вторичным рынком, в котором работы переходят между коллекционерами).
Однако первичную стоимость художнику дает именно галерея. Многие творцы полагают, что на обретении благосклонного представителя и первых продажах их миссия окончена, а цены на работы будут неуклонно расти. На самом деле установленная галереей цена на нового художника — это результат доверия ее постоянных клиентов, создаваемый годами. Как правило, клиенты искренне полагают, что рынок состоит из нескольких громких имен, представленных исключительно «их» галереей. Стоит молодому художнику выйти из-под крыла галериста — художник теряет и протекцию, и круг знакомых с его творчеством коллекционеров, и свою стоимость. Помогают зафиксировать цену на рынке результаты аукционных продаж — первое, на что обратит внимание независимый покупатель. Сегодня данные по всем публичным торгам находятся в свободном доступе аналитических компаний, правда за определенную плату.
В процессе обсуждения с редакцией кандидатуры первого героя на страничке главного редактора The Art Newspaper Russia в Facebook к разговору о стоимости работ Фрэнсиса Бэкона неожиданно присоединился Юрий Альберт, написавший: «Кстати, а почему я еще не самый дорогой? Кто за это ответит?» Не сговариваясь, мы решили ответить художнику первым выпуском блога.
Итак, Юрий Феликсович Альберт, «еще не самый дорогой» российский художник. Родился в 1959 году, в Москве. Один из наиболее ярких представителей московского концептуализма 1970–1980-х годов. Теоретик искусства и педагог, преподает в ряде образовательных учреждений Москвы. Работы находятся в частных коллекциях и в музеях Венгрии, Германии, России, США, Украины и Финляндии. Сотрудничал или сотрудничает со многими российскими и европейскими галереями, принимал участие в 3-й Московской биеннале современного искусства. Живет в Кельне и Москве.
На 16 января 2014 года имеет шесть аукционных историй, из них:
четыре международных дома,
два российских дома.
Прежде всего, шесть выходов на публичные торги — много это или мало? Мало, но для российского художника это, к сожалению, не редкость. Для примера, «международный русский» Илья Кабаков к сегодняшней дате имеет 147 подобных историй, но показатели западных коллег еще выше: скажем, работы самого официально дорогого из ныне живущих, Джеффа Кунса, выставлялись на аукционы 626 раз, а главного ньюсмейкера последнего десятилетия Дэмиена Херста — 2467 раз.
Однако Юрий Альберт. Средний эстимейт при четырех торгах считать будет неверно, лучше пройдем по каждому:
- 2008 год, Phillips de Pury (Лондон), при эстимейте £3–4 тыс. работа 1987 года была продана за £14,9 тыс., более чем в три раза превысив верхнюю границу оценочной стоимости (рекордная для художника сумма публичных торгов);
- 2011 год, Phillips de Pury (Лондон), при эстимейте £7–9 тыс. работа 1993 года ушла за £8,75 тыс. (в пределах оценочной стоимости);
- 2011 год, аукционный дом Bruun Rasmussen (Копенгаген) не смог реализовать работу при эстимейте $4,6–6,4 тыс.;
- 2012 год, Sotheby’s, не реализована работа 1990 года при эстимейте £7–9 тыс. Второй неудачный выход на торги, а правильнее сказать — выход на аудиторию Sotheby’s, одного из двух крупнейших международных домов. Не секрет, что для любого российского художника (или менеджерской команды, стоящей за ним) выход на Sotheby’s или Christie’s является планкой после нескольких удачных продаж при участии аукционных домов второго ряда. И крайне важно удержать эту планку, пусть не продажей выше границы эстимейта, но даже в его пределах. Не случайно опытные менеджеры готовят предельно заряженных на покупку коллекционеров, буквально везя их на торги для гарантированного осуществления продажи. Мы видим, что этого не произошло. Но почему не была реализована работа в среде случайных коллекционеров с русским корнями? Давайте посмотрим на эти торги вблизи: именовались они Russian Art и были вторыми в серии русских торгов летнего сезона Sotheby’s (первые именовались Important Russian Art («Важное русское искусство»), собрав сливки прежде всего информационной подачей). Но даже на casual, то есть обычных русских торгах компанию Юрию Альберту составляли Гончарова, Лентулов, Бенуа, из современников — Пригов. И — внимание! — лот нашего художника шел последним, 260-м! Вы когда-нибудь проявляли терпение досидеть до конца торгов в 200 и более лотов? Когда раздается звонок в школьном классе, ученики сбегают вне зависимости от того, успели получить домашнее задание или нет.
Однако это не помешало работам того же Дмитрия Пригова (лоты 257 и 259) и украинского художника Анатолия Криволапа (лот 255) быть успешно реализованными (Криволап вообще установил личный рекорд, уйдя за £51,65 тыс.). В чем причина? Мы обязательно предложим свою версию — в следующем выпуске блога. А сегодня вернемся к Юрию Альберту;
- 2008 год, первый из двух отечественных торгов, аукционный дом «Совком». При эстимейте 105–150 тыс. руб. работа 2008 года ушла за €3,6 тыс. (на момент продажи — 138 тыс. руб.);
- вторая попытка «Совкома» в том же 2008 году была неудачной: при справедливо возросшем эстимейте за работу 1988 года в 500–600 тыс. руб. последняя покупателя не нашла.
Итого имеем: баланс проданных и непроданных работ у художника одинаков на внутреннем и внешнем аукционном рынке — 50/50. Неоднородность периодов создания работ, выведенных на торги, и установленной стоимости не дает возможности провести более детальный анализ. Однако отметим, что работы до 1988 года создания (потенциально самом сильном с точки зрения западного рынка периоде советского концептуализма) на аукционах представлены не были.
При этом работы Юрия Альберта находятся в публичных собраниях российских и международных музеев и галерей, а начиная в 1988 года художник регулярно проводил в России в среднем одну крупную выставку раз в два года. Последняя же западная экспозиция датируется 1999 годом, пик выставочной активности в Европе пришелся на 1990-е годы. А первый выход на международные торги, как мы помним, — только 2008 год. Видимо, помним это только мы, а западный коллекционер подзабыл.
Не меняют ситуацию, как видим, и годы работы Юрия Альберта в Германии. Почему-то принято считать, что если художник покупает краски в зарубежном art-craft-магазине напротив дома, то и продается наравне с международной тусовкой. Однако времена, когда «Синие всадники» диктовали моду из Европы остальному миру, остались в начале прошлого века.
Вторым рождением художника для новой волны коллекционеров послужила Премия Кандинского в номинации «Проект года» в 2011 году. Почему вслед за этим не последовало ни одной российской аукционной истории? Это случается, когда художник начинает успешно продаваться в непубличной среде и забывает про лоббирование своих работ на публичных торгах. Только, напоминаем мы, для фиксации цен на одном уровне, не говоря о повышении, нужен реальный аргумент.
Я бы отметил еще одни аукционные торги — Sotheby’s Contemporary East в ноябре 2013 года, а точнее, отсутствие на них работ Альберта. Неужели среди 33 современных российских художников на нашлось места лауреату Премии Кандинского? Чья это недоработка (варианты): тех, кто присуждал премию, менеджеров художника или галереи, представляющей его интересы? Почему, скажем, работа художника и владельца галереи Paperworks Евгения Митты «Без названия. Диптих» была включена в торги и успешно реализована (за £15 тыс. при эстимейте £2–3 тыс.), а ни одного произведения Альберта, которого Paperworks недавно выставляла и на сайте которой он числится «художником галереи» первым номером, Лондон не увидел?
При всей активности в социальных сетях наличие у художника официального сайта никто не отменял. Если такового нет, как в случае нашего героя, покупателю приходится опираться на сообщения СМИ. Допустим, наш воображаемый покупатель просматривает ведущие арт-издания. В большинстве интервью Юрий Альберт уходит от ответа на вопрос о творческом кредо, предпочитая по сути объективные, но маркетингово-проигрышные фразы: «Это вообще затруднительно сказать (ответ на вопрос «Кто такой Юрий Альберт в искусстве?». — TANR), потому что произведения искусства существуют только в сравнении с другими произведениями. Поэтому «я не как кто-то, я как кто-то, я почти как кто-то» — это универсальные характеристики […] Сопоставлять себя с кем-то другим (речь о намеренном «заимствовании» как стиле художника. — TANR)? А это все делают, просто не все это осознают. Любой художник и любое произведение — это пересечение отношений с другими художниками, течениями, историей искусства, социумом». В кинематографе существует правило: если идею будущего фильма нельзя уместить в десяти словах, компания-продюсер считает ее бесперспективной и не вкладывает денег. Возможно, следует вводить соответствующее правило и для художников.
Российская критика сравнивает художника по части перформансов, разыгранных в ММСИ в рамках недавней выставки «Что этим хотел сказать художник?», с Мариной Абрамович. Вот только нужно понимать, что перформанс как жанр продается чрезвычайно сложно, и основной сегодняшний доход художницы югославского происхождения — безвозмездные гранты и плата за участие в статусных тусовках и коктейлях. Однако для этого статуса необходимо было 30 лет назад публично привязать гражданского мужа резиновым жгутом за гениталии, а по прошествии лет — пустить слезу на таком же публичном с ним «случайном» свидании. А Юрий Альберт не вызывает слез, он провоцирует мысли и улыбку. Ни за то, ни за другое сегодня не платят.
Впрочем, есть один современный художник, который сопоставим с Альбертом по части заимствований и неприкрытых цитат, однако он перешел из разряда «художников» в статус «современный философ». Его имя Бэнкси, и он избрал своей аудиторией весь наш нецивилизованный мир. Иногда он продает свои принты по $60, но это часть игры. На аукционных торгах его работы, вынутые из стен, стоят сотни тысяч долларов и уже превысили рубеж в $1 млн.
С виду разница между двумя философами — Альбертом и Бэнкси — в том, что один пишет афоризмы в социальных сетях, а другой — на улицах городов мира. Подозреваем, что Юрий Альберт не поменяет свои очки на новомодный Google glass, чтобы его фотографии попали на обложки, а работы продавались дороже. Но, как известно, на рынке галерейных и дилерских продаж действует правило: «Искусство стоит ровно столько, сколько за него готов отдать покупатель». Возможно, ответ на вопрос Юрия Альберта «Почему я еще не самый дорогой?»: «Потому что об этом пока никто не знает».