«Мама, мама, я боюсь!» — маленькая девочка с непритворной опаской заносит ногу над краешком проема, открывающегося прямо в брусчатке Ивановской площади. Два этих проема, конечно, забраны стеклом, даже стеклопакетом, на котором хоть пляши чечетку в полном латном доспехе — не проломится. Но да, все равно есть ощущение, что ступаешь на схватившуюся тонким ледком гладь маленького водоема пятиметровой глубины. На дне которого фрагменты старинных кремлевских построек. Утраченных в 1929 году, как казалось, безвозвратно.
Консервация откопанных руин и демонстрация их, что называется, in situ (то есть прямо на месте обнаружения) — почтенная археологическая практика. Но если камни, скажем, римского форума стоят себе открытые всем стихиям, то в таких случаях, как кремлевский, общедоступное и компактное «окно в прошлое» посреди пусть специфической, но все же городской среды приходится превращать в витрину. Такие археологические окна есть в десятках городов по всему миру — в Москве же ничего подобного прежде не бывало, если не считать белокаменной кладки фундамента Китайгородской стены (ее фрагмент с 1970-х можно видеть в подземном переходе станции «Китай-город», но стекла там нет).
Технологически это устроено гораздо сложнее, чем может показаться с земли. Не раскоп, просто прикрытый стеклом, но фрагмент раскопа, который изолирован от окружающей почвы и фактически вставлен в бетонный короб. Вдобавок, говорят археологи, сделано все возможное, чтобы внутри этого короба поддерживался нужный микроклимат. Камень и кирпич, конечно, не левкашенная доска рублевской «Троицы» — с трепетом отслеживать микроскопические изменения температурно-влажностного режима не так обязательно, но все же грибок или плесень не украсят открывающееся через окна зрелище.
Мороз и жара, снег и дожди, грунтовые воды и мусор — все это драгоценным архитектурным останкам теперь не повредит. (Птичий помет — довольно агрессивная в смысле химического состава субстанция, между прочим, — не повредит тоже, но голубей и ворон в Кремле, как известно, не водится и так.) Есть вопросы разве что к наружной, земной, обращенной к нам с вами поверхности окон. Зимой на них падает снег, гуляющие по стеклу посетители отчаянно следят — сами можете себе представить, как это смотрится на хрустальной глади. Так что рядом с окнами можно видеть несущих вахту бодрых среднеазиатских тетенек в утепленной спецовке со швабрами в руках. Прадедовские технологии хоть где-нибудь да оказываются всесильны.
Чтобы понять, откуда под Ивановской площадью, широкой, гладкой и пустой нынче, взялись эти стены и фундаменты, надо представить себе топографию восточной части Кремля 100 лет тому назад. К Кремлевской стене между казаковским Сенатом и Спасской башней почти вплотную подходили здания Вознесенского монастыря — это главки его церквей видны над стеной на дореволюционных фотографиях Красной площади. Монастырь был основан в конце XIV века великой княгиней Евдокией Дмитриевной, женой Дмитрия Донского. После его смерти княгиня приняла постриг в основанном ею монастыре (позже под монашеским именем Евфросиния она была причислена к лику святых), там же была погребена и тем самым положила начало традиции, просуществовавшей до петровских времен: жен и дочерей великих князей, а потом и царей хоронили именно в этой обители.
К Вознесенскому монастырю с запада примыкал незамкнутым каре комплекс Чудова монастыря, основал который в 1365 году митрополит Алексий — по преданию, в благодарность за исцеление по его молитвам ханши Тайдулы (пять лет тому назад, в 2012-м, вышел посвященный этим событиям фильм Андрея Прошкина «Орда»). Чудов тоже достопамятное место, хотя события в связи с ним вспоминаются не самые благостные. Здесь постригся в монахи Григорий Отрепьев, он же, согласно распространенному мнению, Лжедмитрий I. Здесь в 1612 году поляки уморили голодом патриарха Гермогена, а в 1666-м восточные иерархи судили патриарха Никона. Здесь в 1812 году был расквартирован штаб наполеоновской Великой армии.
Пушкин, поселивший в Чудовом монастыре своего летописца Пимена, наверняка бывал в этих местах не раз, но одно документально зафиксированное посещение стоит особняком. Визит, правда, был не в монастырь, а в примыкавший к нему с юго-востока Малый Николаевский дворец. В сентябре 1826 года поэта, после его возвращения из ссылки (где и был написан «Борис Годунов»), принял во дворце только что коронованный Николай I.
Малый Николаевский дворец стоял на месте старых боярских дворов, еще до Петра отошедших Чудову монастырю. В XVIII веке на этом участке возникла резиденция московских митрополитов, которую несколько раз перестраивали вплоть до времен Александра I, когда митрополичий дворец перешел короне. И поскольку Николай Павлович, тогда еще великий князь, предпочитал в Москве именно эту резиденцию (по крайней мере до тех пор, пока Константин Тон не построил Большой Кремлевский дворец), здание прозвали Малым Николаевским дворцом. Чтобы не путать с основным царским жилищем — старыми, дотоновскими палатами. В Малом Николаевском, между прочим, родился в 1818 году будущий Александр II.
Постройки Чудова монастыря и дворец довольно далеко выдвигались к центру Кремля. Между чудовской трапезной и восточным — храмовым — фасадом старого патриаршего дворца, замыкающего ныне ансамбль Соборной площади, был проход шириной всего-то метров 12. Даже после всех сносов XVIII–XIX веков плотность застройки в Кремле 100-летней давности была несопоставима с нынешними торжественно пустыми гектарами площадной брусчатки.
В 1929 году все эти здания снесли. Музейные работники еле успели спасти фрагменты фресок, часть икон и утвари (и самое главное, белокаменные саркофаги из усыпальницы цариц — их перенесли в подземелья бывшей Казенной палаты, примыкающие к подклету Архангельского собора). Пятью годами позже на этом месте уже стояла новенькая неоклассическая постройка — пресловутый 14-й корпус, в котором сначала размещалась военная школа, потом вспомогательные кремлевские учреждения, затем Кремлевский театр, а после строительства Дворца съездов — номинальный коллективный глава советского государства, Президиум Верховного Совета СССР.
В новой России 14-й корпус отдали особо важным подразделениям администрации президента. Парадный фасад здания, гармоничный и в общем-то вполне мастеровитый, рядовые посетители Кремля могли видеть разве что сбоку, под очень неудобным углом. Этот фасад, обращенный к Тайницкому саду, выходил на ведущий от Спасских ворот проезд, до поры до времени зарезервированный для «членовозов», простую публику и близко туда не подпускали. Зато все видели выходивший как раз на Ивановскую площадь боковой фасад. И это было казенное страшилище, воплощенная «желтизна правительственных зданий».
С 2011 года перед посетителями Кремля представали уже, собственно, не сами фасады, а их изображение на регулярно обновлявшихся пластиковых баннерах, наглухо скрывавших постройку. Обычное дело для реконструкции. Которая, однако, кончилась совсем неожиданно — президентским решением снести корпус подчистую. А что будет на его месте — это, мол, мы еще посмотрим.
Важные находки в окрестностях 14-го корпуса случались и раньше. Еще при Михаиле Горбачеве, например, во время земляных работ по чистой случайности была обнаружена подземная усыпальница похороненного при Чудовом монастыре великого князя Сергея Александровича, убитого Иваном Каляевым в 1905 году. Но теперь можно было заняться планомерными археологическими изысканиями.
В двух шурфах, сделанных за периметром бывшей постройки, прошлой весной было обнаружено столько важного, что как раз их-то и решили расширить, законсервировать и превратить в те самые окна. Один шурф, расширенный до площади в 44 кв. м, обнаружил фундаменты и цоколи трапезной Чудова монастыря и церкви Благовещения и Алексия, митрополита Московского, построенных в 1680-е годы при царе Федоре Алексеевиче. А также остатки белокаменных надгробий первой половины XVII столетия с монастырского кладбища. Их бестрепетно распилили и использовали во время строительства для того, чтобы сделать «прикладку» к фундаменту.
На трех блоках можно разглядеть высеченные на камне эпитафии (точнее, увы, их фрагменты), свидетельствующие, что на кладбище были похоронены некто из рода Вельяминовых, схимник по имени Серапион и монастырский слуга Павел Радионов. Еще глубже, в слоях XIII–XIV веков, нашли обломки стеклянных браслетов и восточной посуды. На месте монастыря, проще говоря, жили состоятельные люди, знавшие толк в дорогих импортных вещах.
Со вторым шурфом, превращенным в окно поменьше, около 20 кв. м, все менее увлекательно, потому что культурный слой буквально перелопачивали во время строительства Николаевского дворца и перекладки его фундаментов. Через стекло видны остатки стены с чередующимися секторами из белого камня и кирпича — это и есть фундамент дворца после реконструкции 1870-х годов. Средневековые артефакты, впрочем, нашлись и тут: монеты, нательный крестик, обломки изразцов и детские игрушки.
Подойти к новым археологическим достопримечательностям теперь может любой посетитель Кремля. С момента выселения президентской администрации из 14-го корпуса восточная часть главной российской цитадели уже не выглядит прежним «запретным городом». Доступен для прогулок сквер над Тайницким садом, открыт (правда, в одну сторону — на выход) проход с Ивановской площади на Красную через ворота Спасской башни.
После упомянутых раскопок последовал целый ворох президентских поручений, одним из которых было создание специального экскурсионного маршрута с включением в него археологических окон. Музеи Кремля его разработали; теперь экскурсантов, зашедших через Троицкие ворота, останавливают для вводного рассказа у Дворца съездов — Государственного Кремлевского дворца, потом ведут к археологической экспозиции в подклете Благовещенского собора, затем на Ивановскую площадь к окнам. Завершающий этап — экспозиция в пристройке Архангельского собора, посвященная Вознесенскому монастырю, где можно увидеть шитые пелены, драгоценную утварь и иконы, принадлежавшие когда-то главной женской обители Московского царства, и узнать, например, что иконостас монастырского собора не пропал: его смонтировали в церкви Двенадцати апостолов, домовом храме патриаршего дворца (заменив малоценный иконостас николаевского времени), где он и до сих пор смотрится как родной. Правда, списанные с барочных гравюр Библии Пискатора иконы страстного ряда там не поместились — а потому оказались теперь в специальной экспозиции. С весны по осень экскурсия заходит еще и в примыкающий к Архангельскому собору придел святого Уара, патронального святого несчастного царевича Димитрия, где теперь стоит рака с мощами святой Евфросинии: так история двух монастырей получает еще одну рифму.
Новизна, правда, в этом маршруте не преобладает: все эти экспозиции тщанием Музеев Кремля, отчаянно сражающихся за новые площади, были открыты еще до раскопок. Впрочем, похвастать тем же подклетом Благовещенского собора — дело нелишнее. Есть ощущение, что это древнее подземелье (самая ранняя из сохранившихся каменных построек Москвы, ровесница разрушенной Бастилии и здравствующей Пизанской башни) с выставленными там раритетами вроде несметных кладов или каролингского меча привлекает куда меньше посетителей, чем могло бы. И маркетинговый ход, хотя бы такой, как теперь, конечно, нужен.
И все же эти новации смотрятся только этапом глобального переустройства музейной жизни Кремля, которого стоит ждать — или по крайней мере надеяться на него — в ближайшее десятилетие (берем разумный срок с поправкой на все обыкновенно сопутствующие таким случаям обстоятельства). Под нужды музея должны обустроить Средние торговые ряды на Красной площади. Освободившиеся в результате переезда площади в храмах и палатах займут новые экспозиции. В восточной части Кремля уже в этом и следующем году, согласно тем же президентским поручениям прошлой весны, будут проведены дополнительные раскопки.
Помимо двух упомянутых шурфов, уже проведены археологические раскопки на месте подвалов и внутренних дворов 14-го корпуса, и там тоже обнаружено много интересного. Но эти раскопы временно законсервированы и скрыты под новоразбитым сквером. Оставаться закрытой зоной им придется неопределенное время, до тех пор пока для демонстрации тамошних находок не будет спроектирован полновесный археологический музей. В составе ли каким-то образом воссозданного монастырского комплекса или нет, но это уже должно быть не просто окошко в прошлое, а целые парадные ворота.