Юко Хасегава: «Искусство не может изменить мир. Искусство может только повлиять на разум людей»

Подготовка к 7-й Московской биеннале современного искусства — первой после ухода Иосифа Бакштейна с поста комиссара и ее реструктуризации — идет полным ходом. В качестве куратора основного проекта, который в этом году состоится в ЦВЗ «Манеж», пригласили Юко Хасегаву — главного куратора Музея современного искусства в Токио с обширным послужным списком по части биеннале: среди прочего она была художественным руководителем 7-й Биеннале в Стамбуле (2001), комиссаром японского павильона на 50-й Венецианской биеннале (2003) и куратором Биеннале в Шардже (2013). Мы расспросили ее о будущем проекте в Москве, ее подходе к кураторству и художественной ситуации в России.

Вы сразу согласились работать в России? Почему вам интересно поработать здесь?

До того как мне предложили стать куратором биеннале, я уже была в Москве трижды. Например, в 2014 году меня пригласили поучаствовать в московской кураторской школе фонда V-A-C. На мою лекцию тогда пришло много кураторов и художников, которым были интересны мой подход к кураторству и мои взгляды на происхождение искусства. Вообще, мне кажется, Россия не совсем европейская страна, то есть, конечно, она принадлежит европейской культуре, но далеко не полностью. Одновременно это и не Азия, и не северная страна, и не часть арабского мира, — меня очень интересует геополитика России и ее история.

Какое место, по-вашему, Россия занимает в мировом художественном контексте?

Роль и место России в мировой культуре особенно интересны в последние десятилетия. Если взглянуть со стороны, немалое влияние на нее оказывают Таджикистан и Монголия. Недавно я была в Харбине — это город на севере Китая, где в это время проходила неделя моды. В ней участвовало множество дизайнеров из Средней Азии и России, и все они представляли свои оригинальные коллекции — это очень оживленная и активно развивающаяся область, новый способ межкультурного диалога. Она отражает движение от Азии через Центральную Азию в сторону Запада. Россия в этой системе играет роль входной точки — места, где соединяются существующие по сторонам от нее культуры Востока и Запада. Но это мое мнение, я могу выступить здесь только как наблюдатель.

А вы видели предыдущие московские биеннале?

К сожалению, ни одной. Я видела здесь только Биеннале молодого искусства, но это совсем другое мероприятие. Мне очень жаль, что у меня не получилось их посмотреть. Но я слышала, что многие из них были весьма захватывающими, как, например, выставка моего друга Жан-Юбера Мартена в 2009 году и проект Петера Вайбеля для четвертой биеннале в 2011-м.

Вы упоминали, что лес в названии концепции «Заоблачные леса» — это метафора корней, которые люди ищут в новых местах, а облако — это метафора Интернета как глобальной платформы для коммуникации. Вы в большей степени говорите о диалоге высокотехнологичных и более традиционных форм искусства или о диалоге местной и глобальной культур?

Вы спрашиваете о взаимоотношениях технологий и традиционных ремесел и о сопоставлении местного и глобального, но об этом уже много сказали до меня. В концепции биеннале меня больше всего привлекает возможность поговорить о высокочувствительности, о новых идеях в сфере информационных технологий и коммуникаций, которые появляются в современных облачных пространствах. Когда изобрели Интернет — а с тех пор уже прошло более 30 лет, — появилась новая социальная экология, которая дополнила собой современную экосистему. Возникновение облачных пространств очень повлияло и на искусство тоже. Поэтому я хочу сфокусироваться на их возможностях: как они могут существовать, как создают новые ощущения и новые пути восприятия, как формируют новую медиареальность и становятся новой разновидностью будущего. Интересно даже просто подумать об этом, о новом виде леса — о лесе человеческой мысли; получить обратную связь, начать более позитивную дискуссию, новое сотрудничество — создать еще одну экосистему, где и лес, и облако выступают в роли метафоры человеческого общения.

Вы обещали, что будете работать с локальными контекстами. Как это будет происходить: будете ли вы обращаться к истории России, к российской культуре?

Пока не могу сказать точно. Одни искусствоведы могут сказать о себе: «Я знаю русское искусство, современное в том числе, и знаю его хорошо». Другие хорошо знают иконы и древнерусское искусство. Я знаю всего по чуть-чуть, но дело здесь не только в культуре. В России давно развивается космическая индустрия, существует обширная традиция научной фантастики — воображение здесь тесно связано с космосом и будущим, и это стало чрезвычайно увлекательной частью моей работы. Я думаю о том, чтобы в рамках биеннале провести исследование, которое бы сопровождало искусство. Например, я слышала о недавней работе, проведенной в Сибири: одна женщина, ученый, делала исследование о лесе. Мне интересен такой образ мышления, поэтому мне хотелось бы сделать с ней совместный проект, изучить демографию в России и задействовать дизайнеров, ведь нам надо определенным образом визуализировать результаты исследования. Это действительно междисциплинарный подход, я хочу этим заниматься, для меня в этом весь смысл. Если я найду и буду исследовать людей, занимающихся традиционными ремеслами, и инженеров одновременно с такими, знаете, бунтарями от науки — будет здорово. Это моя мечта. Но я только в начале пути, а время очень быстро бежит. Я стараюсь сделать все, что в моих силах.

Биеннале открывается осенью, верно?

Да, открытие назначено на 15 сентября. Как профессионал я делаю для этой выставки все, что могу. Россия интересна для меня с точки зрения культурного наследия, знаний, межкультурных взаимоотношений с соседними странами. Меня это очень впечатляет.

Насколько я понимаю, вы уже познакомились с российской арт-сценой. Как вы могли бы ее описать? Что волнует русских художников, в каких техниках они работают?

Российское искусство довольно непросто так коротко описать. Сейчас появляется много молодых художников. Молодые российские авторы любят обращаться к концептуальному искусству, выражать свою точку зрения относительно политики и общества через него. А еще в России очень богатая традиция живописи, и она может быть очень привлекательной. При этом большинство российских художников не боятся использовать в искусстве современные медиа и, соответственно, использовать новые, облачные технологии. И они используют все эти новые медиа совершенно иначе. Эти три аспекта кажутся мне заслуживающими особенного внимания.

У вас есть любимые российские художники? Может быть, кто-то, о ком вы узнали в рамках подготовки биеннале?

В данный момент я не могу назвать конкретных имен, тем более перед биеннале. Но на одной из выставок в Токио я работала с AES+F, это был фантастический опыт. И еще с Валей Фетисовым. Он работал с моими молодыми коллегами, и я пригласила его поучаствовать в проекте Globale: New Sensorium, Exiting from the Failures of Modernization в Карлсруэ в Германии. Но я просто назвала имена людей, с которыми работала раньше.

Безусловно, мои российские коллеги из Экспертного совета познакомили меня с целым рядом художников, о которых я раньше не знала.

Очень большое впечатление на меня произвело посещение Триеннале российского современного искусства в «Гараже». Это результат масштабной исследовательской и кураторской работы. Можно сказать, что там я сделала для себя много открытий, но я не хочу называть никаких имен.

Что для вас важно в художниках, которых вы выберете для этой биеннале? Какие у вас были критерии?

Здесь очень важен вопрос, зачем нам нужно искусство и что оно делает для людей. Искусство не может изменить мир. Искусство может только повлиять на разум людей, как на психологическом уровне, так и на уровне эстетики, и иногда на уровне восприятия — и это очень важно. Искусство может подтолкнуть людей к созданию нового знания. Любой человек, производящий что-либо, не обязательно именно художник, должен думать о том, чтобы побуждать людей размышлять, чтобы вдохновлять их, — вот мой главный критерий. Техники, в которых работает художник, могут быть как очень традиционными, так и невероятно современными — это совершенно не важно. Самое важное для меня — отношение. Этот новый диалог между лесом и облаком можно вместить в любой проект, и искусство — наша платформа, позволяющая показать, что мы можем сделать. Это прекрасная тема, и я надеюсь, что смогу воплотить все, что задумала, именно в Москве, потому что Москва — одновременно и плавильный котел культур, и в то же время воплощение центростремительной силы, и, с моей точки зрения, так будет еще как минимум ближайшие 50 лет.

Последняя Mосковская биеннале проходила в формате дискуссий, лекций и встреч. Вы воспользуетесь как-то этим опытом или на этот раз будет просто традиционная большая выставка?

Должна сказать, будет и то и другое. Манеж — прекрасное место, и расположен он отлично. Это очень удобная площадка, куда могут прийти все, даже случайные туристы. Я стараюсь сфокусироваться именно на местонахождении и других достоинствах этого здания. Мне бы хотелось, чтобы биеннале посетила не только привычная аудитория музеев современного искусства, я хочу пригласить более широкую публику. Структура биеннале позволит посетителям почувствовать себя вовлеченными. Будет достаточно много пространственных инсталляций, и в то же время мы покажем архивные вещи. Я хочу включить все и сразу: физическое влияние и интеллектуальное. Таков мой выставочный язык. Также я хочу включить несколько перформансов и ряд лекций. Я пока не знаю, где это будет происходить, но уже представляю себе, кого из экспертов и ученых хотела бы пригласить: это люди как из России, так и из-за рубежа. Хотелось бы устроить дискуссию об экологии, о межкультурных отношениях и их связи с экологией. Это большая тема нашей биеннале, и все этой темой очень заинтересованы.

С кем бы вы хотели работать больше — с молодыми художниками или же с представителями старшего поколения? Вам больше интересны звезды или новые имена?

Привлечь меня могут как звезды, так и новые имена, если интересен их замысел и сами работы. И если все это вписывается в мою концепцию. У биеннале есть тема, и мне необходимо встраивать все работы в выставку, это крайне важно. Если художник сам по себе прекрасен, но его работы при этом не подходят моей концепции — мне придется отказаться от сотрудничества. Важно, как художник интерпретирует готовую концепцию, и также важно, как художник может заново интерпретировать уже существующие работы. Это всегда диалог.

Почему для отбора художников вы выбрали именно формат open call?

Это важно для моей концепции. Любому художнику необходимо подать заявку с проектом работы, которая интерпретирует концепцию биеннале. Я в ней говорю о новом диалоге, о новой коммуникации, происходящей в облачном пространстве. Она никогда не бывает односторонней, и я стараюсь избегать такого взгляда. Мне крайне необходима взаимность, обоюдность и коммуникация. Я хочу получать заявки желающих принять участие: это в любом случае дает им возможность донести до меня свою идею, которую я не смогла бы получить, если бы искала художников через галереи, кураторов и критиков. Это невидимые богатства, это то самое облако. Прием заявок был организован через Интернет, так что это была моя прогулка и мой поиск в лесу — еще одна метафора.

Вы работаете здесь с российскими кураторами? Если да, можете их назвать?

Да, это имеет большое значение. Есть Экспертный совет, в него входят представители важных музейных институций и другие профессионалы, они дают мне рекомендации по моей концепции, и я могу задать им дополнительные вопросы. Они помогают мне, и это здорово. Если бы я обращалась к кому-то одному, взгляды этого человека оказывали бы слишком большое влияние на меня. Я стараюсь избегать такой ситуации. Также я благодарна Юлии Музыкантской и команде биеннале: они очень демократичны и имеют хорошую систему коммуникации, которая дает доступ к необходимым мне материалам.