Перевод с готического на русский

В истории искусства немало художников, о которых можно было бы написать увлекательнейшие романы. О них известно не то чтобы очень мало, а не слишком точно. Зато их историческое окружение было весьма колоритным и наполненным как неординарными и благородными деяниями, так и капризами власть имущих. К таким художникам относится и прославленный российский зодчий Василий Иванович Баженов (1737–1799), о котором, казалось бы, известно предостаточно.

Родившийся в семье дьячка то ли в Москве, то ли в Малоярославце, он создал для Белокаменной грандиозные градостроительные проекты, затем благополучно нереализованные, и построил всего-то один мост и одну колокольню: первое сооружение — в Царицыне, второе — у храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», что на Ордынке. Авторство других его построек, даже таких представительных, как дом Пашкова, под большим вопросом. Архитектор императрицы, Баженов получал от нее вслед за престижными заказами уколы да капризные претензии и убийственные запреты на продолжение строительства; он достиг высших чинов в тогдашней академической иерархии, оставаясь при этом своего рода «бумажным архитектором». Памятник ему вкупе с Матвеем Казаковым установлен относительно недавно в Царицыне. А между тем его развалившуюся могилку в Старом Глазове под Тулой теперь мало кто найдет и вряд ли поправит.

Творческий портрет архитектора на выставке «Готика Просвещения. Юбилейный год Василия Баженова» создан четырьмя кураторами — Татьяной Дудиной, Сергеем Хачатуровым, Анной Корндорф и Зоей Золотницкой, любящими не только разгадывать ребусы искусства, но и сочинять их, — так сказать, на двух холстах, в музее и в фонде, но в одной тональности — «готической». Обе части экспозиции на свой манер хотят внести ясность (а может быть, и окружить тайной) в то, как выученик наших первых зодчих Дмитрия Ухтомского и Саввы Чевакинского, а потом и один из первых российских пансионеров во французской Академии художеств, вроде бы несколько подуставший от дисциплинированной классической архитектуры, проникся страстью к «вольностям» Средневековья и во исполнение прихоти Екатерины II и своих собственных фантазий создал для нее эдакий подмосковный императорский санаторий, «готический городок» в парке — знаменитое Царицыно.

То, что неоготика (или псевдоготика) была спутницей классицизма XVIII столетия (а потом еще и первой трети XIX века), не вызывает сомнений. Так же как и увлечение людей того времени «китайщиной» и всяческим другим Востоком. На то оно и Просвещение, век энциклопедизма, чтобы раскрывать публике глаза как на историю, так и на географию. Однако чтобы из спутницы стиля сделать ведущий мотив — для этого нужна вся тройная кураторская отвага и даже дерзость. Этим выставочный проект и любопытен. В союзники триумвират искусствоведов берет старых мастеров: нидерландца Эмануэла де Витте (1617–1692) с интерьером готического собора и даже Рембрандта с видом старого Амстердама, к которым присовокуплены гравированные виды средневековых русских городов. Для некоего «окологотического» или же предромантического настроения есть и гравюры Джованни Баттиста Пиранези.

На выставке такого иллюстративно-познавательного материала предостаточно (всего около 140 произведений живописи, графики и скульптуры); экспонаты на нее представлены как самими организаторами выставки — Государственным музеем архитектуры им. А.В.Щусева и фондом IN ARTIBUS, так и Государственной Третьяковской галереей, Государственным центральным театральным музеем им. А.А.Бахрушина, Государственным музеем-заповедником «Царицыно», Российской государственной библиотекой и частными коллекциями. Контекст вообще дан достаточно широкий: здесь и наброски, и эпюры современников, друзей-соратников и конкурентов мастера — Матвея Казакова и Джакомо Кваренги, здесь и полотно Стефано Торелли с коронацией Екатерины II в Кремле, и скрупулезные обмеры советских архитекторов тех баженовских строений в Царицыне, которые в 1960–1980-е превратились в тренировочные стенды для отечественных скалолазов, пока их не достроила ни в чем не сомневающаяся рука тогдашнего мэра.

Хотя акцент в наследии Баженова сделан на неоготической составляющей и эту кураторскую идею иллюстрируют ранние театральные «готические» эскизы самого архитектора, а также виды балаганных каруселей, отсылающих к рыцарским турнирам и сопутствующим им военным экзерсисам, главное место на выставке все же занимает постоянно находящийся в залах Музея архитектуры грандиозный баженовский макет переустройства Кремля, в свое время принятый, а затем отвергнутый императрицей. Все как по древней мудрости: и камень, который отбросили строители, стал главою угла.

Мыкавшийся долгие годы по разным хранилищам макет застройки Московского Кремля, выполненный из разных пород дерева в масштабе 1:48 и созданный под наблюдением мастера в 1770-е годы, недавно занял два зала Музея архитектуры. Сама по себе эта архитектурная инсталляция может быть засчитана Баженову как полноценное архитектурное сооружение. Идея выхода представительных зданий фасадами прямо к реке была в то время очень современной. Несколько раньше ее реализовали в Лондоне братья Адам — архитекторы Роберт и Джеймс, выкупившие участок на берегу Темзы у Вестминстера и застроившие его рядом однотипных ордерных классических домов на массивных цоколях. Эти террасы домов квартала Адельфи просуществовали до 1930-х годов.

Вполне вероятно, что если бы Баженов сумел разрушить средневековый облик московской цитадели и построить свой грандиозный «кремлевский форум», выходящий колоннадами на Москву-реку и соединяющий все главные дороги, то город в очередной раз попытался бы художественно претендовать на титул Третьего Рима. Но и тогда существовали ревнители старины, протестовавшие против нововведений, и к ним должна была прислушиваться сама власть.

Если при Баженове четко разводили стилистическое предназначение архитектуры: классика — в центре города, а неоготика — в пригороде, в парках и лесах, то дальнейшее течение градостроительной науки и практики внесло в этот вопрос кардинальные коррективы. Со времен британской королевы Виктории неоготику допустили в самый центр, и это даже стало нормой. В последней четверти XIX столетия в неоготическом стиле были построены здания парламентов в Лондоне и Будапеште. А уже в начале третьего тысячелетия на роди­­не Баженова это проектирование приобрело совершенно фантастические и даже фантасмагорические формы. В Мневниковской пойме решено было построить парламентский центр. Победивший в закрытом конкурсе проект предполагает такие размеры, которые отодвигают в провинциальную глубь здание парламента в Вестминстере, поскольку превосходят последний почти в 20 раз. Что же касается художественной части проекта, то это некая условная неонеоготика, задуманная в стиле отдела хрусталя советского универмага. По крайней мере так пишут архитектурные критики. А потому выставка «готического» Баженова нужна, просто необходима, чтобы уж совсем не потерять ориентиры приличного вкуса.

Государственный музей архитектуры им. А.В.Щусева, фонд IN ARTIBUS
Готика Просвещения. Юбилейный год Василия Баженова
До 30 июля