Ивона Блазвик: «Большая честь быть куратором. Это лучшая работа!»

Каких русских художников вы знаете и с какими вы бы хотели работать?

В прошлом году в Московском музее современного искусства я открыла для себя работы Ostengruppe («Остенгрупп» — дизайн-лаборатория, основанная в 2002 году. Сейчас в нее входят Игорь Гурович, Анна Наумова, Эрик Белоусов, Наташа Агапова, Кирилл Благодатских. — TANR). Несмотря на то что они графические дизайнеры, у них есть талант и энергия настоящих художников. Я пригласила их на очень важную международную выставку в галерее Whitechapel под названием Дух утопии, которая пройдет летом этого года. Сейчас мы работаем с ними над созданием серии графики для этой выставки. Так что я очень рада, что нашла их.

Было ли это вашей идеей — учредить специальный приз для женщин-художниц? Не кажется ли вам, что такой приз не очень уместен, потому что дискриминации в художественном мире уже нет и в арт-индустрии работает больше женщин, чем мужчин?

Мне кажется, наш приз сыграл определенную роль в том, что изменилось отношение к женскому искусству, но это лишь недавняя победа. В течение 2 тыс. лет истории искусства женщины не получали ни места, ни признания. Нам все еще кажется, что нужно помогать женщинам-художникам, особенно в начале их карьеры, потому что это самое трудное время. Женщины все еще вынуждены решать, заводить семью или нет, за их работы все еще не платят те же цены, что за произведения художников-мужчин, и в коллекциях большинства музеев очень немного женских работ. Так что борьба продолжается. С помощью приза Max Mara для художниц мы хотим подарить им время, и это лучший подарок. Мы заботимся о том, чтобы они на шесть месяцев погрузились в другую культуру. Победительницы получат возможность жить в резиденции в Италии полгода, причем три месяца в городе и три месяца в деревне. В результате художницы создадут работы, которые потом станут частью музейной коллекции Марамотти. Это очень важно, потому что с их работами смогут познакомиться новые зрители. Наш конкурс говорит молодым девушкам всего мира: «Ты можешь быть художницей! Ты можешь найти способ раскрыть свой талант! И даже если ты не станешь художницей, ты можешь быть куратором, галеристом или кем угодно другим из мира искусства». Конкурс — это способ прославить женское творческое начало, вот что делает этот приз таким важным.

Недавно в Москве открылась выставка феминистского искусства, и был большой скандал, потому что кураторы проигнорировали группу Pussy Riot. Вопрос такой: если бы Pussy Riot жили в Англии, могли бы они претендовать на ваш приз?

Они не художники, а музыканты. Мне кажется, это важное различие. Конечно, они активисты, и они очень смелые, и я не испытываю к ним ничего, кроме восхищения. Это невероятно, что три молодые девушки бросили вызов всем этим государственным мужам. Мы аплодируем тому, что они делают. Мы даже отдали им дань уважения в галерее. Однако премия наша — для тех, кто считает себя художниками. Я хотела бы, чтобы они выиграли музыкальный приз. Например, The Mercury Prize. Но мы, конечно, восхищаемся тем, что они делают.

Дело в том, что в России их воспринимают скорее как художников, которые делают видео.

Не знала об этом. Ну тогда, конечно, они могли бы претендовать на нашу премию.

Важно ли для вас ваше польское происхождение?

Конечно. Мои родители переехали в Великобританию после Второй мировой войны, очень молодыми, но пережившими множество травм, поэтому они приветствовали все новое. Они не хотели оглядываться назад, на ужасы, которые произошли с ними, они хотели строить новое будущее. Они были архитекторами и обожали архитектуру модернизма, что довольно непросто в Великобритании, очень традиционной стране. Они были открыты всему новому. Мне кажется, те культуры, у которых всегда были сильные традиции и им ничего не угрожало, могут, возможно, продолжаться без изменений, но мои родители считали, что прошлое было слишком темным и что необходимо новое завтра. Они верили в интернационализм. Это привило мне интерес к изучению мира. И наконец, они были очень визуальными людьми, художниками.

У вас много ипостасей: вы куратор, вы читаете лекции, вы пишете книги о современном искусстве и, наконец, вы «топ-менеджер» известнейшей галереи. Скажите, какой из ваших талантов вы считаете самым важным?

Для меня огромная честь — быть куратором, потому что я постоянно нахожусь в диалоге с видением художников, а поскольку мы работаем с современным искусством, оно постоянно меняется и полно неожиданностей. Каждый раз, когда я думаю, что дальше уже двигаться некуда, появляется что-то новое. Мне кажется невероятно захватывающей идея брать что-то из истории искусства и переосмысливать это в соответствии с духом нашего времени, несмотря на то что мы не сможем это понять, пока не оглянемся назад.

То, что мы видим сейчас, — это лишь часть большой картины, которую можно увидеть, только посмотрев на прошлое. Сейчас мы находимся на очень интересной стадии, когда многие художники оглядываются на прошлое. У меня есть теория. Примерно 100 лет назад в России работали авангардисты (Малевич, Родченко и так далее), они, безусловно, изменили мир и создали то, что сейчас мы называем современным искусством, но для них прошлое было чем-то темным, они хотели отрезать его и начать с чистого листа, а сейчас многие молодые художники, наоборот, смотрят в прошлое. Мне кажется, это происходит из-за того, что страны, откуда они родом или где они побывали, пережили множество травм и идеологических перемен в прошлом. У молодых художников появилось новое понимание прошлого. В качестве куратора, давая художнику возможность взять себя в путешествие, можно узнать очень много нового. Кроме того, мне кажется важным, что я встречаю такое количество художников со всего мира. Мое преимущество в том, что у меня есть платформа, место, где я могу показывать поразившие меня произведения. Это прекрасно, это лучшая работа в мире. Например, когда я ездила в Польшу, я встретила Уильяма Сасноу, а когда ездила в Россию — художников «Остенгрупп», и у меня была возможность пригласить их сюда. И это тоже здорово.

Вы одна из тех, кто создал Тейт Модерн. В частности, идея делать специальные инсталляции для Турбинного зала галереи принадлежит вам. Я знаю, что, например, в Москве многие юные художники презирают этот вид инсталляции, потому что он слишком зрелищный, слишком гигантский, на него надо потратить много денег. Это мнение радикалов. Как вы считаете, сумели ли вы создать новый жанр искусства благодаря этому гигантскому размеру пространства или это все-таки то же самое искусство?

Я считаю, что художники могут работать и в пространстве вроде гаража или подвала, но им действительно нужны ресурсы для работы. И мне кажется, одна из обязанностей куратора — найти партнера, найти способ сделать так, чтобы что-то случилось. В то же время я помню, как мексиканский художник Габриэль Ороско выставил просто пустую коробку из-под обуви. Мне кажется, настоящий художник всегда сможет найти подходящее решение проблемы, они способны сделать нечто из ничего. Одним из первых русских художников, с которым я познакомилась, был Илья Кабаков. Он делает свои работы почти из ничего. Его Коммунальная квартира, которую мы показывали в Институте современного искусства (ICA) 20 лет назад, была незабываема. Соединение философии, юмора, изобретательности, сделанное просто с помощью бумаги и мусора. Он создал целый мир. Я доверяю художникам, я не думаю, что искусство обязательно нуждается в деньгах, хотя отлично, если они есть. Мы должны помогать им раскрывать их видение мира, а они сами найдут подходящее решение в зависимости от того, в богатом или в бедном месте они живут. Это правда, что там, где нет мира и еды, невозможно создавать искусство, разве что в голове. И я думаю, что люди в таких местах так и делают. Людям нужна безопасность и стабильность, чтобы творить, мы должны предоставлять им условия.

Во всех статьях о вас упоминается грандиозная сумма, которую вы собрали, чтобы отреставрировать галерею Whitechapel, — £13 млн. Я думаю, многие директора крупных российских музеев вам бы позавидовали. Как вам удается убеждать людей давать деньги на искусство? Какие слова вы им говорите?

Все, что мы делаем, — это партнерство, мы слушаем людей. Мы не можем просто сказать: «Мы хотим сделать то-то, дайте нам денег!» Мы должны слышать, что хотят люди. У нас в галерее Whitechapel смешанная экономика. Так, 40% средств мы получаем от государства, и они очень важны для нас. Мне кажется, налоги населения должны идти и на культуру тоже, потому что она является частью нашей цивилизации. Еще 40% средств мы получаем от спонсоров и меценатов, и мы уделяем одинаковое внимание тем, кто дает £10, £100 или £100 тыс. Мы слушаем, в чем нуждаются люди и какие у них пожелания. Кроме того, мы еще и зарабатываем деньги. У нас есть свой издательский дом, который, что удивительно, приносит прибыль. И еще мы полагаемся на щедрость художников, потому что они создают для нас специальные тиражи, которые мы можем продать. В этом есть и политическая составляющая: эти серийные работы дешевы и производятся в больших количествах, что дает возможность любому человеку купить их. Примером стал Йозеф Бойс, который хотел дать возможность обычным людям иметь немного искусства в их домах. Смешанная экономика очень значима, потому что каждый из партнеров знает, что от него не зависят полностью. Еще это важно с точки зрения поддержки. Люди думают: «Если государство поддерживает их, значит я могу им доверять. Если художники им верят, то и я могу поддержать их». Кроме того, мы видим нашу миссию в том, чтобы сделать искусство доступным широкой публике. Мы не берем плату за вход. Мы очень много тратим на образование, огромная часть наших ресурсов уходит на это, мы отправляем художников учиться, знакомим детей с искусством. Это очень важная и невидимая работа, люди просто должны поверить, что мы ее делаем. И возможно, через 14–15 лет один из пришедших к нам подумает: «Может, я художник?» Одни люди дают деньги исключительно из соображений благотворительности и желания изменить мир, другие люди и организации хотят, чтобы их деятельность и их бренд ассоциировались с искусством. Например, Max Mara — это модный дом с очень необычной историей. Его основатель был портным и хотел привнести техники создания одежды на заказ в производство одежды для массового покупателя. И мне очень нравится такой подход. Мы подошли друг другу, потому что у нас схожие ценности.

Вы занимаетесь формированием культурной политики Лондона вместе с его мэром, входите в совет по культуре. Отстаиваете ли вы интересы галерей, например пониженную арендную плату?

Нет. Для меня важно то, что мы работаем с коллегами из разных сфер: театра, оперы, танца, музыки... Это большое удовольствие — обсуждать с коллегами проблемы, с которыми мы сталкиваемся, и иметь возможность сказать о своих проблемах мэру. Мы можем лишь советовать. Например, можем сказать о том, что учителя с трудом находят в учебном плане время для походов в музеи и галереи. Мы можем рассказать, исходя из своего опыта, что происходит на улицах, в школах. Сейчас мы занимаемся общегородской образовательной программой, которая дала бы возможность всем детям быть вовлеченными в искусство, программой, которая сделала бы Лондон столицей мирового уровня и наследием Олимпиады. Мы потратили очень много денег на олимпийский парк, теперь наша задача — сделать парк частью города. Это возможность для общения, это место, где директор театра может поговорить с кем-то из танцевальной компании, а тот, в свою очередь, может поговорить с музейным работником. Это очень важно. Только вместе мы можем быть сильнее.

У вас была знаменитая фраза о том, что вы начинали с мытья туалетов в галерее и что без этого нельзя понять, что такое галерея. У студентов-искусствоведов МГУ есть традиция: многие начинали с работы уборщиками музеев. Но обязательно ли начинать с мытья туалетов?

Ха-ха-ха! Это отличная возможность познакомиться с публикой, потому что, чем выше ты поднимаешься, тем меньше ты видишь публику. Кроме того, полезно знать, каково делать это: заклеивать конверты, писать пресс-релизы и так далее. Это невероятный опыт! Многие художники, которые стали кураторами, делали то, что делала я: они красили стены, вешали картины и так далее. В результате ты можешь делать все что угодно.