Питер Хелли: «Люди думают, что я работаю с идеями, но как художник я в немалой степени полагаюсь на интуицию»

Хелли знаменит благодаря своим геометрическим абстракциям, при этом он всегда заявлял, что не считает собственные работы абстрактными — напротив, по словам художника, они графически отображают городские структуры и способы коммуникации. Мы встретились с Питером Хелли в отеле «Балчуг Кемпински», чтобы поговорить о выставке в Москве, влиянии политики на искусство и опыте преподавания в Йельском университете.

Это ваша третья выставка в Москве. В прошлый раз вы говорили, что вдохновлялись иконами. Что было источником вдохновения на этот раз?

В прошлый раз я вдохновлялся ими, потому что работал с Гари Татинцяном, а он, знаете, настоящий эксперт в области русских икон, он их просто обожает. Тогда он показал мне несколько икон и предложил сделать что-нибудь связанное с ними. Это был очень интересный проект. На этот раз в галерее будут два типа моих работ: «металлическая» серия и серия желтых картин. Гари приехал ко мне в студию в Нью-Йорке, увидел одну из них и спросил: «Как насчет целой серии?» — и мне эта идея понравилась. Задача состояла в том, чтобы по максимуму использовать желтый цвет, но сделать так, чтобы картины все же не выглядели одинаково.

А почему именно желтый?

Флуоресцентный желтый — очень притягательный цвет. Я не то чтобы создал очень много желтых картин, но та, которую увидел Гари, понравилась и мне тоже, и когда он предложил сделать больше таких работ, меня заинтересовала эта идея. Я начал с практически монохромных изображений и перешел к полотнам с более широкой палитрой.

Расскажите о «металлической» серии.

Я начал писать «металлические» картины 20 лет назад, и как художнику мне интересен в них не только цвет, но и сама краска. В последние несколько лет я делаю работы с решетками, состоящими из ячеек. Гари заинтересовался ими тоже — мы с ним вообще большие приятели и часто обсуждаем искусство. Он предложил сделать пять таких полотен с использованием металлизированной краски. На выставке будут два отдельных зала для двух разных серий. Мне особенно интересно создать два блока, которые бы вступали в диалог друг с другом.

В 1990–2000-х структуры, которые вы создаете в картинах, становились все более сложными и насыщенными элементами, сейчас же они снова стали минималистичными. Что произошло?

Тогда я был впечатлен Всемирной паутиной, и по мере ее развития мои работы становились все более и более сложными. В 1980-х композиции были проще, а мой подход к построению связей между элементами — более линейным, в начале 1990-х композиции стали гораздо более насыщенными. Когда оглядываешься назад, воспринимаешь это как ответ на появление интернет-общения, связей, которые распространялись во всех направлениях, в которых сложно было разобраться — так я это видел. В середине 2000-х я писал картины с тюрьмами, расположенными одна над другой. Мои более современные работы основаны на шутке: я повернул свою картину 2003 года «Потерянное в переводе» на 90°, что, конечно, выглядит как довольно простой прием, но для меня это было абсурдистским откровением. Я был очарован этим. Я осознаю, что это не очень понятно, но в этом основная задумка. Обычно люди думают, что я работаю с идеями, но как художник, занимающийся визуальным искусством, я в немалой степени полагаюсь на интуицию.

Вы в своих работах часто исследуете городские структуры. Что думаете насчет Москвы? Могли бы вы создать картину об этом городе?

Москва сейчас выглядит немного безумно, со всеми этими бело-зелеными заграждениями, как будто вдохновленными произведениями Даниеля Бюрена (французский художник, использующий в своем творчестве мотив чередующихся полос разного цвета. — TANR). Так что работу я делать, пожалуй, не буду: Бюрен уже все за меня сказал. Я ехал в такси и чувствовал себя странно, но на самом деле на улицах Нью-Йорка ситуация не особенно отличается от Москвы: каждое лето внезапно нужно отремонтировать все улицы.

Вы экспериментировали с веб-искусством, создавая произведения, которые существовали только в цифровом пространстве. Почему вы остались верны живописи, а не перешли в диджитал?

Да, у меня был такой опыт. Вообще, я создаю все свои работы с помощью компьютера, а каком-то смысле я практически полностью творю в цифровом формате. Но важно не путать входные данные и конечный результат. Если ты архитектор, ты делаешь проект на компьютере, но здание ты все равно построишь из бетона, стали и стекла. Я работаю на компьютере, но картины создаю с помощью краски, то есть использую цифровые технологии, чтобы сделать что-то материальное.

А как вы относитесь к Интернету? В одном из интервью вы упоминали, что его появление усилило социальную изоляцию. Можете рассказать подробнее?

Ну, он и хорош, и плох одновременно. Тех, кто говорит о его преимуществах, очень много, поэтому кто-то должен сказать и о его недостатках. Я не имею в виду то, что люди теперь более изолированы, скорее, я указываю на череду изменений, которые начались со времени появления телевидения. Люди стали реже ходить в театр или просто гулять, в 1960–1970-х они оставались дома и смотрели телевизор. К тому же широко распространились автомобили и люди меньше ходят пешком, вместо этого проводя много времени в этих металлических коробках. И наконец, мы добрались до Интернета и персональных компьютеров, и получили людей, целыми днями сидящих в одиночестве перед экраном. Да, они связаны с другими, но способ их общения определяется крупными корпорациями.

То есть вы считаете такое общение менее ценным?

Оно более ограничено и одномерно, а я верю в неоднородную коммуникацию между людьми. Когда приезжаешь в большой город, ты видишь людей из разных мест, принадлежащих к разным социальным слоям, разного возраста, и, по-моему, этот опыт неоднородного социального взаимодействия очень важен для культурной жизни.

Изменение способов современной коммуникации повлияло на ваше искусство?

Повлияло, конечно, причем в самом начале моего творчества. Первые картины, которые я создавал в 1980-х, практически все изображали тюрьмы. Я тогда вернулся в Нью-Йорк, и мне было одиноко. Меня вдохновлял ранний экзистенциализм, Сэмюэл Беккет. Все было очень мрачно, но даже тогда, до эпохи Интернета, я начал думать о телефонах, электричестве, которые не очень-то вписывались в реальность Беккета. Технологии создавали связи между изолированными единицами.

В другом интервью вы упоминали, что на ваше творчество в 1980-х, во время президентства бывшего актера Рональда Рейгана, влияла и политическая ситуация. Как насчет президентства шоумена Дональда Трампа?

Оно действительно повлияло на мои недавние работы: структуры, о которых я думаю в последнее время, довольно беспорядочны, одни формы повернуты по отношению к другим. Рейган был невероятно консервативным милитаристом, потому были Буш и война в Ираке, которую я считаю трагедией невероятного масштаба. А теперь вот этот парень... Знаете, меня вгоняет в тоску то, что американцы продолжают выбирать таких людей.

Вы были директором по художественным исследованиям в живописи и полиграфии в Школе искусств Йельского университета. Можете рассказать о своем подходе к художественному образованию?

О, это хороший вопрос, на самом деле меня еще никто об этом не спрашивал. До того как я занял эту должность, образовательная программа там была довольно авторитарной, и не думаю, что я бы смог долгое время работать в такой обстановке. Я считаю, что среда должна быть более инклюзивной, не должно быть предубеждений на основании вида искусства, в котором работают студенты, будь то скульптура или фотография, не надо заставлять их быть традиционными живописцами. Я постарался привнести в образовательный процесс свободный диалог. Например, каждый год мы приглашаем временного лектора, и я, вместо того чтобы выбирать его самому, предложил студентам сделать собственный выбор. Важнее всего для меня было создать место, где можно было бы собрать максимально возможное количество точек зрения на искусство.

Ваши работы собирает Дэмиен Херст, а у вас самого есть коллекция?

В ней в основном искусство 1960–1980-х. Из молодых художников мне нравится Эндрю Кво, он пишет картины на основе схематических изображений своих психологических комплексов. Среди моих любимых художников очень много моих бывших студентов: Тала Мадани, Мэри Рейд Келли, один из последних учеников Эрик Мак — сейчас он как раз набирает популярность. Я предан им.