Михаил Швыдкой: «Канал „Культура“ смотрят не только потому, что там есть что-то, но и потому, что там чего-то нет»

Вы основатель телеканала «Культура», который отмечает свое 20-летие. Все ли, что вы придумали, осуществилось так, как вы хотели? Каковы главные достижения телеканала и ноу-хау, самые яркие моменты?

Я не был отцом-основателем, я был первым руководителем и первым продюсером этого канала. Двадцать пятого августа 1997 года вышел указ президента, где было написано, что 1 ноября 16,5-часовой канал должен выйти в эфир. Времени на раскачку вообще не было. Двадцать лет назад было только эфирное вещание и было всего шесть метровых частот (дециметры, то есть кабельные каналы, тогда принадлежали либо спецслужбам, либо военным). Каждая из них была на вес золота. И вот за эту «пятую кнопку», которая была телеканалом Петербурга, боролись самые разные люди, определявшие не только телевидение, но и экономику, и политику даже, от Бориса Березовского до Владимира Гусинского и далее по списку. И чтобы не усиливать ни одну из борющихся сторон…

…решили отдать канал культуре.

Было принято, как многим казалось, временное решение, промежуточное. «Давайте это отдадим деятелям культуры, тем более что деятели культуры очень просят». А они действительно очень просили, все обращались к Борису Николаевичу Ельцину тогда: Дмитрий Лихачев, и Михаил Пиотровский, и Марк Захаров, и Мстислав Ростропович, и Валерий Гергиев, и Савва Кулиш — все хотели канал «Культура».

А у вас же был телевизионный опыт?

На телевидение я пришел в конце 1967 года, практикантом. Была такая научно-познавательная «Четвертая программа», и там же в 1968 году вышла телевизионная пьеса о Корнеле и Расине «Рыцарский турнир», которую мы написали с режиссером Леонидом Калиновским. Потом у меня был опыт работы в качестве автора программ, ведущего, сценариста разного рода театральных встреч, которыми я зарабатывал на жизнь в 1970–1980-е годы. Но понятно, что создание канала — это история совсем другая. Я довольно долго не понимал вообще, кто нужен, но в конце концов понял, что нужна Таня Паухова, потому что она с 18 лет на телевидении. Мы с ней были знакомы еще с юношеских лет, и я ее уговорил. Для нас эти 45 дней, которые были отведены на запуск канала, были временем «бури и натиска». Никто не понимал, как мы существуем. Канал учреждали санкт-петербургская мэрия, ВГТРК, правительство РФ. С одной стороны, я был главным редактором, назначенным президентом, с другой стороны, я был зампредседателя ВГТРК. Каждый месяц нам кто-то говорил: «Ребята, вас скоро закроют».

Но вам удалось.

Понимаете, дипломатничать особо было некогда. Если говорить о художественной составляющей, конечно же, у нас не было денег, у нас ничего не было. В общем, мы вещали из моего пальца и…

Хорошее выражение.

Тем не менее высокий класс профессионалов ВГТРК, которые занимались связью, созданием всех выпускающих комплексов, нам очень помог. И коллеги, которых я пригласил: помимо Тани Пауховой, это Наташа Приходько, это Катя Андроникова, Дина Хомутова, Борис Каплан, Валентин Тернявский, Людмила Каширникова, — все лучшие. 
Главной проблемой первого года канала стало то, что у нас не было денег на создание собственных программ. Для 1 ноября, когда мы выходили в эфир, я взял в долг концерт трех теноров, и расплачивались мы за него через несколько лет. А например, 1 января 1998 года было прямое включение из Вены с выступления Венского филармонического оркестра, который в Новый год исполняет знаменитые вальсы.

Эта традиция продолжается до сих пор на канале.

Но самым сложным для нас были новости. Новости всегда были ахиллесовой пятой канала «Культура», потому что считалось, что положительные новости делать невозможно, это малоинтересно. Вернисажи — это не новость, а вот взрыв на вернисаже — это новость. Слава Флярковский стал работать на «Культуре», и появились другие интонации. Мы пытались найти некую актуальность, связанную не только с новым искусством, но и с отношениями искусства и общества. Мы рекрутировали Григория Горина, Виктора Лошака и меня, и в полдвенадцатого ночи у нас выходила программа «После новостей», к нам приходили разные люди — от Григория Явлинского, который был по тем временам ярким политиком, до Ульяны Лопаткиной. Отсюда и появление таких форматов, как «Культурная революция», когда я уже не работал на канале, а стал ведущим.

Да-да, 16 лет вы вели это ток-шоу. Это же вообще потрясающе!

Я очень благодарен каналу, телекомпании «Игра ТВ», Наталье Стеценко и Андрею Козлову, что эта программа так долго жила в эфире. Сейчас появились ток-шоу «Агора», «Правила жизни». Соотношение искусства и общественной актуальности — это очень важный момент. Я всегда считал, что культуру надо трактовать широко. Кроме отражения филармонической жизни и выставок, нужно, чтобы на канале были отражены и образование, и наука. Татьяна Паухова очень долго держала канал, потом пришел Александр Пономарев, последние годы очень интересно этим занимается Сергей Шумаков, яркий главный редактор с острым творческим чутьем. К культуре добавились другие компоненты, то есть культура стала пониматься расширительно. Появилось много программ, связанных с разными сферами интеллектуальной деятельности. Я думаю, самое трудное для канала — это найти верное соотношение актуального и классического.

В этом году на телеканале «Культура» произошли серьезные изменения. Многие опасаются, что канал будет более политизированным, а раньше это было такое отдохновение от информационного шума.

Нет, я не думаю. Канал «Культура» смотрят не только потому, что там есть что-то, но и потому, что там чего-то нет. Нет рекламы, нет политики. И притом что у него не очень большой, как вы понимаете, рейтинг, тем не менее аудитория очень устойчивая. Когда мы начинали, он выходил далеко не во всех городах, и тем не менее, когда спрашивали: «Что вы смотрите?», большинство, как правило, говорили: «Телеканал „Культура“». Даже там, где его не было! В музеи ходит 2% населения. Очередь на Серова состоит из тех же полутора миллионов. Мне всегда казалось, что аудитория канала «Культура» — та, что читала толстые журналы в Советском Союзе, то есть это миллионов пять-семь, максимум десять.

А вы сами смотрите «ящик»? Потому что сейчас опять считается хорошим тоном говорить: «Я телевизор вообще не смотрю». 

Я всегда смотрю телевизор, это стало за последние 20 лет профессией. Кроме того, я считаю, что в России хорошее телевидение — если говорить о развлекательных программах, кинопоказе. Никто не запрещает вам сегодня сделать то телевидение, которое вы хотите: составить его из трансляции оперных спектаклей или балета, включить любые новости на любом мировом канале. И это, по-моему, величайшее благо. Единственное, я считаю, что канал «Культура» не должен быть только высоколобым. Если есть такой феномен, как рэп-баттл, надо о нем говорить. Культура значительно шире, чем филармонические фестивали.

Вы как раз и позвали рэпера Гнойного на свою «Агору». Чем эта новая программа отличается от вашей «Культурной революции»? 

«Игра ТВ», Андрей Козлов и Наталья Стеценко, мои коллеги по работе на «Культурной революции», делали очень внятный телевизионный продукт. Конечно, очень структурированный, очень жесткий, в этом была его огромная привлекательность. В какой-то момент шоу стало немножко абстрактным, скажем так. Кроме того, оно шло всегда в записи, и это задавало определенные рамки. Было ясно, что надо куда-то вырываться. Идея была не моя, а, скорее, руководства ВГТРК. Идея делать более актуальную, более острую программу. «Агора» — это прямой эфир. Мы стараемся быть привязанными к событиям недели, быть предельно актуальными, насколько это возможно.

Вы специальный представитель президента по международному культурному сотрудничеству. Недавно министр культуры Владимир Мединский заявил, что мы должны разорвать отношения с Нидерландами в связи со скифским золотом, например. Или знаменитая история с библиотекой Шнеерсона и фактически разрывом культурных контактов с Америкой. Расскажите, что сейчас происходит.

Позиция России крайне проста. Мы не будем сворачивать культурное сотрудничество ни с кем ни по политическим, ни по экономическим соображениям. Естественно, если это не будет представлять угрозу для людей и для предметов искусства. Сейчас мы хотим получить от ряда стран — от Америки прежде всего, а также от Канады — гарантии возврата произведений, поскольку то, что произошло из-за коллекции Шнеерсона, которой я занимаюсь последние 25 лет, неприемлемо. Опасность ареста произведений искусства очень высока. Вы должны понять: у нас, при всей риторике, при всех ужасных отношениях, каких не было даже во времена холодной войны, при антироссийской шизофрении, которая существует в Штатах, как было 80% американского кино в репертуаре российских кинотеатров, так и осталось, как доминировала переводная американская книга в репертуаре издательств, так и осталось, как была приблизительно треть концертов российских музыкантов в Карнеги-холле, так и осталось, как была примерно четверть выходцев из России в Метрополитен-опера и американском балете, так и осталось. Поэтому риторика — риторикой, а жизнь — жизнью. У нас, скажем, сложные отношения с британцами, но мы с ними делали перекрестный Год культуры, перекрестный Год языка и литературы уже после украинских событий, сейчас у нас перекрестный Год науки и образования. Так и будет дальше.

Вы были министром культуры, руководили Роскультурой. Как вы видите задачи, которые стоят перед нынешним Министерством культуры?

Времена меняются, поэтому не надо прикладывать кальки, скажем, 1990-х или даже начала 2000-х на сегодняшнюю ситуацию. А задачи всегда одинаковые, как ни странно. Я считаю, что одна из очень важных задач — это сохранение художественного образования в стране. Не менее важно соединение художественного образования с общим образованием, потому что мы теряем образованную публику, которая не из-за моды ходит в музеи, а со школьной скамьи знает, что такое прекрасное. Вторая задача — это сохранение памятников культуры. И третья, очень важная — это внимание к актуальному искусству, не просто к современному, а к тому, что расширяет границы привычного. И последнее, что сегодня необходимо сделать как можно скорее, — это подготовить новый закон о культуре. Но для того, чтобы его сделать, нужно изменить уже действующее законодательство, все, что связано с выделением и расходованием бюджетных денег, из-за чего, собственно, многие наши коллеги попали в беду. 

И еще — надо вывести культуру из социальной сферы. Культура не может быть сферой услуг, не может быть приравнена к парикмахерским, прачечным, это нечто иное. Вот эти проблемы в самом общем виде и надо решать. Культурой нельзя управлять. Она, к счастью, живет своей жизнью и существует даже там, где нет специализированного ведомства. У нас оно есть, что важно. И оно призвано создавать ту среду, которая помогает жить культуре.