Вбрасывание мяча на поле искусства

Популярности футбола можно только удивляться. Хоккей есть не везде, отнюдь не повсеместно распространены регби и гандбол, так же как теннис и гольф... Между тем футбол существует всюду, где найдется хоть какой-нибудь пустырь, где можно погонять мяч, а если не мяч, то на худой конец консервную банку. Кстати, с этого-то и начинали многие будущие звезды футбола.

В деле отображения футбола в искусстве сама родина игры не слишком пре­успела. В позапрошлом столетии в Англии существовали и забавные картинки, и курьезные рисованные репортажи о матче, и просто карикатуры на участников соревнований и зрителей. Но выше этого искусство подняться так и не смогло — ему понадобилось добавочное время. И оно пришло с приближением XX века.

Впрочем, сущность футбола в артистической среде не сразу распознали: путали с похожими видами спорта. На картине «Футболисты» Руссо Таможенника игроки — несколько усатых месье в полосатых трико, — словно в немом кино, бодро подпрыгивают с мячом среди кустов, но, так как они уж очень откровенно дают волю рукам, мы понимаем: это не футбол, а регби. 

Кубистические игроки Робера Делоне, Андре Лота и других модернистских парижан выходили настолько декоративно обобщенными, что их, как и тех месье Таможенника, трудно отнести к какому-либо определенному виду спорта. Кстати, традиция относиться к спортивному состязанию как к зрелищу игры колористических пятен перекочевала и в послевоенный модернизм. Темпераментному Николя де Сталю, пораженному цветовой феерией футбольных матчей на парижском стадионе «Парк де Пренс», мы обязаны серией, о которой образно высказался искусствовед Жан-Клод Маркаде: «Это настоящий балет гео­метризированных форм».

Но вернемся к началу века. Опусы форвардов мирового авангарда Малевича и Боччони по поводу футбола были настолько отвлеченными от реальности, что оказались, что называется, вне игры. За разъяснением картины «Супрематизм. Живописный реализм футболиста. Красочные массы в четвертом измерении» (1915), похожей на упражнение в планиметрии, и взвихренной футуристической «Энергии футбола» (1913) неискушенному зрителю нужно обращаться к Козьме Пруткову: «Если на клетке слона прочтешь надпись „буйвол“, не верь глазам своим». 

Однако некоторым представителям авангарда ничто человеческое не было чуждо. Так, Эль Лисицкий мастерски вклеил фотографию парящего футболиста в конструктивистскую паутину своего коллажа, сделанного для изданной в Берлине книги Ильи Эренбурга «Шесть повестей о легких концах» (1922). В известном смысле он предвосхитил те пластические ходы, которые обнаружились в советском искусстве, когда в стране прекратили бороться с футболом как буржуазным явлением.

Игру амнистировали в скором времени. Словно в ознаменование образования сборной СССР и первой же ее победы в 1924 году над сборной Турции, советские художники принялись атаковать новую тему. Первым в том же году откликнулся Александр Дейнека. Однако в его «Футболе» было нечто неопределенное: игроки пока лишь разминались, просто перепасовывая друг другу мяч в некоем абстрактном пространстве. А вот его коллега по команде ОСТа Юрий Пименов в 1926 году столкнул в борьбе за мяч троих противоборствующих в одновременном прыжке. Спустя два года Дейнека увеличил счет, подняв в воздух уже четырех игроков. Дальше, словно захваченные эпидемией левитации, у самых разных художников запрыгали и запорхали борцы за мяч. Даже выученик академической школы Николай Дормидонтов не удержался от общего поветрия и периодически смело возносил над землей целые скопища футболистов («Спартакиада Балтфлота», 1933, «Футбольный матч СССР — Турция», 1935). 

Закрадывается вопрос: может, все эти перечисленные парящие игроки были родом из того же племени, что и «Люди будущего» (1929) Константина Юона? Этот старейший на то время художник как-то вдруг выдумал фантастическую генерацию людей, перемещающихся по воздуху с помощью неких реактивных двигателей-рюкзаков. Кажется, прямая им родня — «Футболист» Дейнеки 1932 года, который настолько успешно справился с гравитацией, что, даже не испытывая нужды в инновационных приспособлениях, смог пробить свободный удар в сторону колокольни. А уж его послевоенный барельефный «Вратарь» (1948–1950) так и просто покоится на воздухе.

Полевой игрок в советскую эпоху стал своего рода соперником (к тому же соперником-победителем) предшествующих культов; он как бы одновременно занял место и христианского воина-святого, и античного атлета. А о том, что футболист действительно вошел в советский пантеон, говорит хотя бы тот факт, что его фигуру наряду с другими неоклассицистическими бронзовыми изваяниями пограничников, птичниц, студентов и прочих Матвей Манизер поместил под сводом одной из арок станции метро «Площадь Революции» (1936–1939) — своего рода подземного храма советской цивилизации. 

Кстати, и супруга мэтра соцреализма Елена Янсон-Манизер внесла свой вклад в широкую популяризацию этого вида спорта: после демонстрации на выставке Ассоциации художников революционной России в 1926 году ее скульптуры «Футболист» уменьшенные копии опуса из бронзы и цинка разошлись в немалом количестве. В дальнейшем к пропаганде спорта подключились и мастера фарфора, среди которых на первом месте была прославленная Наталья Данько. А если еще вспомнить бесчисленных тиражных чугунных защитников и нападающих каслинского литья, то можно понять, что легионы советских футболистов могли бы поспорить с терракотовой армией императора Цинь Шихуанди. 

Среди изображений рядовых борцов за мяч было бы некорректным не вспомнить и о звездах ристалищ. Скульптурную группу «Футболисты» (версии 1928 и 1938 годов) Иосифа Чайкова смогли бы принять за свою и ваятели эпохи эллинизма, и мастера барокко (если бы они, конечно, ведали о футболе), настолько вся физиология была проработана скульп­тором. Впрочем, древних могла бы смутить композиция из двух повисших один над другим в воздухе спортс­менов, держащихся лишь благодаря конструктивистскому расчету (остроумным было инженерное решение: скульптурная группа опиралась на одну-единственную точку — на бутсу одного из футболистов). Спустя почти 20 лет подобную композицию, но из дерева создал неуемный фанат футбола Александр Дейнека. И это была, пожалуй, последняя попытка героизации и обожествления футбола, после чего игроки спустились на землю.

Послевоенные годы показали, что в футболе вовсе не обязателен героизм, достаточно простого человеческого желания играть. А для этого и нужны-то всего лишь пустырь да самодельные ворота. Эту немудрящую мысль как раз и проиллюстрировал Сергей Григорьев в известной картине «Вратарь» 1949 года, в которой планка амбиций и азарта взрослых сведена до уровня переживаний детворы, наблюдающей матч дворовых команд. 

В послевоенное время эстафету отражения-отображения футбола стали перенимать у высокого искусства другие медиа: фотография, кино и телевидение. И кажется, что иные кадры из кинофильмов, к примеру «Спортивная честь» (1951) или «Удар, еще удар» (1968), с легкостью перекочевывали на дежурные полотна официальных выставок типа «О спорт, ты — мир!». 

Оппозиционное же искусство того времени смотрело не столько на футбол, сколько на опыты его отображения, причем с нескрываемой усмешкой. Можно предположить, что будущий протагонист Бульдозерной выставки Оскар Рабин, прежде чем набросать в 1957 году рисунок с мячеголовыми игроками и зрителями, посмотрел за год до того вышедший фильм «Старик Хоттабыч» (напомним: в одном из эпизодов джинн из соображений ложно понятой справедливости спустил с неба на обе команды кучу мячей). «Левый» художник Миша Брусиловский в 1965 году написал «Игру в мяч» («Футбол») с кувыркающимися в воздухе игроками, которую можно посчитать ироническим оммажем всем антигравитационным футболистам, от Александра Дейнеки до послевоенного монументалиста Бориса Тальберга. Расцветшему с 1990-х годов завиральному популизму дуэт Владимира Дубосарского и Александра Виноградова посвятил панорамную «Земля — чемпион!» (2004) с трибунами землян, празднующих победу над сборной инопланетян. Прокомментировать такой матч, пожалуй, мог бы Великий комбинатор: «Из Васюков полетят сигналы на Марс, Юпитер и Нептун… А там, как знать, может быть, лет через восемь в Васюках состоится первый в истории мироздания междупланетный шахматный конгресс!»