Бриллиантовый юбилей

Два лика королевы 

Королеве Елизавета II — один из самых популярных персонажей в истории визуального искусства. Ее жизнь пришлась на столетие новых технологий, и по миру распространились миллионы ее изображений, ведь в первой половине XX века к прежним формам тиражирования портретов монархов, таких как монеты, банкноты, печати, медали, скульптуры и живопись, добавилась фотография. Последняя в эпоху папарацци окончательно вышла из-под контроля, и сейчас в Интернете можно найти почти 58 млн изображений королевы в самых разных видах. Контролировать королевский образ в годы правления Елизаветы II было очень и очень сложно. Но все же это не превратилось в невыполнимую задачу: образ королевы, создаваемый в ходе государственных церемоний и на официальных изображениях (например, на монетах и портретах), позволяет проследить весьма четкую и в то же время загадочную и парадоксальную линию развития. С одной стороны, в наш век равенства, в котором нет места верноподданническим чувствам, общество хочет, чтобы члены королевской семьи стали просто людьми наподобие нас самих. С другой стороны, многим хотелось бы видеть совершенно особого человека — украшенный драгоценными камнями символ, который воплощал бы национальную идею и героическое прошлое державы, а также ценности и доблести, давно утраченные большинством. Это противоречие лежит в основе всей иконографии Елизаветы II, которая так разнообразна, что порой кажется, будто портреты изображают двух совершенно разных людей.

Творцы королевского образа

Елизавета была старшей дочерью младшего сына, и поэтому о ее публичном образе стали заботиться лишь в 1937 году, когда был коронован Георг VI и она стала наследницей британского престола. Самые ранние ее фотопортреты сделаны Маркусом Адамсом (1875–1959), любившим придавать королевским детям слащавый облик. В 1936 году фотограф Лиза Шеридан почти случайно получила заказ сфотографировать семью герцога Йоркского в повседневной обстановке. Ее работы стали особенными благодаря необычному содержанию: они были визуальным аналогом откровений Мэрион Кроуфорд, гувернантки юных принцесс. С 1937 года эти фотографии стали публиковаться официально. Они изображали нового монарха, его супругу и детей как счастливую семью, которая живет так же, как жила в то время любая семья среднего класса. Это были тщательно продуманные снимки, отражающие семейную жизнь двух юных принцесс и их родителей и, конечно же, тяготы войны. В такой стилистике работала не только Лиза Шеридан. Фотограф Дороти Уилдинг (1893–1976), которой была доверена съемка коронации в 1937 году (снимки получились чопорными и скучными), несколько раз фотографировала Елизавету еще в бытность принцессой. Когда она взошла на трон, Уилдинг сделала знаменитый портрет, который печатался на всех марках с 1953 по 1967 год.

Звездный час Сесила Битона

К этому моменту рядом с королевой появился более крупный мастер — сэр Сесил Битон (1904–1980). Именно он сделал легендарную фотографию будущей королевы-матери в 1939 году, на которой та, благодаря многочисленным драгоценностям и старинному кринолину, казалась пришелицей из иного мира. Битон привнес в портреты королевской семьи историзм. Он виртуозно играл со светом, что придавало его фотографиям совершенно особый, нездешний колорит. Фотограф создал по-своему уникальный портрет королевы-матери и обрел в ее лице надежного союзника. Благодаря этому с 1953 по 1968 год Битон оставался главным творцом королевского образа. Его ранние портреты принцессы Елизаветы были выполнены в той же магической стилистике, что и портрет ее матери, но главным шагом вперед стала серия фотографий с коронации, которые позволили Битону получить неофициальный статус королевского фотографа. Свет, струящийся сквозь окна капеллы Генриха VII в Вестминстерском аббатстве, оживленные фрагментом золотого занавеса, — именно на таком фоне была изображена королева в парадной мантии и короне Британской империи со скипетром и державой в руках.

В последующие годы для портретов Елизаветы Битон использовал обрамление, подобранное еще в 1939 году для ее матери: мраморные колонны, роскошные драпировки и позолоченную мебель разных комнат дворца, — и больше не пытался делать снимки в саду. Хотя Битон считал убранство дворца ужасающим, говоря, что нечто подобное можно увидеть в отелях и на претенциозных трансатлантических лайнерах, он сформировал стиль, который повлиял на всех продолжателей его дела и был воспроизведен Энни Лейбовиц в 2007 году и Джоном Суоннеллом в 2011-м, когда тот готовил фотографии к бриллиантовому юбилею королевы. Сейчас, когда правление Елизаветы II уже неизбежно близится к концу, возврат к иконографии 1950–1960-х годов свидетельствует о том, что королева обрела статус национального символа.

В простом плаще

Официальные кадры несут в себе лишь один из образов королевы Елизаветы, но есть у нее и другой. К концу 1960-х роскошь вышла из моды. «Уже было сделано множество портретов королевы в диадеме, с орденами и в кринолинах, и я понял, что надо попробовать что-то еще, — вспоминает Битон. — Я решил выбрать строгий белый или голубой фон и сделать фотографию четкой, ясной и смелой». Именно так появился один из самых запоминающихся портретов королевы — в полный рост в простом темном плаще. Смена стиля королевы была вызвана сразу двумя причинами. Во-первых, стало ясно, что фотоискусство резко изменилось. К концу 1960-х годов, когда уже распространились идеи американцев Ирвина Пенна и Ричарда Аведона, подхваченные и усовершенствованные Дэвидом Бейли и Теренсом Донованом, прежние фотографии выглядели безнадежно устаревшими. Фотографы стали ценить асимметрию, движение и вызывающий стиль, но это полностью противоречило пожеланиям Букингемского дворца, где настаивали на отстраненности и формальной строгости во всем.

«Аннигони для бедных»

Как бы то ни было, понадобились новые рецепты, чтобы показать, что монархия не совсем отстала от стремительно развивающегося общества. Возникла необходимость в кадрах без лишней бутафории, подчеркивающих роль монарха как непреходящего символа, стоящего во главе нации. Битон добился этого, создав работу, которую сам он презрительно назвал «Аннигони для бедных». Нам пока что не приходилось упоминать о значимых живописных изображениях королевы, но в 1953–1954 годах она позировала итальянскому художнику Пьетро Аннигони (1910–1988), который создал, пожалуй, наиболее характерный портрет за все время ее правления. Заказчиком портрета была Ассоциация рыботорговцев. Королева, облаченная в темно-синюю мантию ордена Подвязки, без пышных кринолинов, немного отстраненно возвышается на холсте. Ее украшают лишь жемчужные серьги и звезда ордена Подвязки. Вдали на заднем плане — зимний пейзаж. Как только портрет был готов, он тут же стал невероятно популярен. И сразу возникает вопрос: почему это произошло? Работа Аннигони вступала в резкий контраст с модернизмом и постмодернизмом, типичными для середины XX века. Кроме того, художник сумел изобразить королеву, избежав влияния традиции, которую воплощали Гейнсборо, Рейнолдс и Лоренс. Он исполнил картину в стиле итальянского Кватроченто, для которого было характерно изображение сидящих женщин на фоне отдаленных пейзажей.

В 1969 году Аннигони создал еще один портрет королевы, предназначенный для Национальной портретной галереи. Он решил прибегнуть к другому, еще более выразительному ракурсу, изобразив ее анфас в развевающейся мантии — в позе, напоминающей иконографию Богоматери Милосердной (Madonna della Misericordia), складки плаща которой вмещают в себя все человечество. Он рассказывал, что смотрит на королеву как на человека, который без какой бы то ни было поддержки противостоит всем невзгодам. «Я не хотел делать из нее кинозвезду, — объяснял Аннигони. — В ее лице я видел монарха, который в одиночку должен справиться со всеми проблемами». Торжественность обоих портретов отличает их от всех прочих изображений королевы. Проходят годы, а значимость этих работ только возрастает, ведь теперь мы можем взглянуть на правление Елизаветы II как бы в ретроспективе.

Формула царственности…

Опираясь на творчество Аннигони, Битон разработал альтернативную формулу царственности для монарха середины XX века. Тем не менее на его портретах лицо королевы все же смягчено по сравнению с загадочной аурой произведений Аннигони. Идея оказалась такой плодотворной, что Энни Лейбовиц вновь вернулась к этой теме в 2007 году, сделав впечатляющий снимок, на котором королева выглядит как чудотворный лик. Волнующее изображение небосклона на заднем плане отсылает к «портрету из Дичли» Елизаветы I, великой тезки королевы, — сейчас эта работа находится в Национальной портретной галерее.

В мире существует немало выдающихся фотопортретов королевы, но есть ли шедевры среди ее живописных изображений, помимо работ Аннигони? Еще одним художником, сумевшим отрешиться от наследия прошлого, стал Люсьен Фрейд. В 2001 году он написал Елизавету II для Королевской коллекции, но, в отличие от произведений Аннигони, этот портрет задумывался не как публичное изображение. Это гипнотически искаженный образ королевы в старинной диадеме, голубом дневном платье и с жемчужными нитями вокруг шеи.

Пока мы рассмотрели только одну сторону королевской иконографии. Другая стала ответом Букингемского дворца на культ обыденного. Начало этому стилю было положено в конце 1930-х и в 1940-е годы, когда всеобщее равноправие и всепроникающие СМИ требовали кадров из личной жизни королевы и ее семьи. Более того, монархия должна была доказать, что не является непосильной роскошью для страны. Так возникла необходимость продемонстрировать, что повседневная жизнь Виндзоров не слишком-то отличается от жизни среднего класса.

…И художественные провокации

В 1969 году в Букингемский дворец впервые были допущены телекамеры. Этот год стал своего рода водоразделом: СМИ сумели пересечь границы, которые прежде казались непреодолимыми. То же самое произошло и с изобразительным искусством. Настало время деконструктивизма, благоговение перед монархами ушло, и привычный образ королевы с диадемой устарел. В год серебряного юбилея всех потрясла обложка сингла God Save The Queen группы Sex Pistols, автором которой стал Джеми Рид. В одноименной песне правление королевы было охарактеризовано как «фашистский режим». Однако такая лобовая атака на образ королевы не только не подорвала его, но и в чем-то даже укрепила.

То же самое можно сказать и об известных композициях с открыток Гилберта (р. 1943) и Джорджа (р. 1942). Хотя художники называют себя консервативными монархистами, их работа «Крест коронации» (1981) довольно провокативна. Это необычный коллаж, на котором фотографии Битона с коронации образуют крест — он делит полотно на четыре части, заполненные изображениями нефа Вестминстерского аббатства. Символизирует ли это, что жизнь монарха сродни распятию?

Можно вспомнить и произведение Энди Уорхола (1928–1987). В 1985 году он переработал официальную фотографию королевы, сделанную Питером Граджоном в 1977 году к серебряному юбилею, в стилистике поп-арта. Так фактически был положен конец традиции официальных фотографий. Ирония судьбы заключается в том, что работа Граджона продолжает жить не благодаря его мастерству, а благодаря тому, что Уорхол, один из самых едких критиков медийной известности, переосмыслил и даже в чем-то облагородил его произведение.