Михаил Пиотровский: «Все равно будем делать то, что считаем важным и нужным»

В рамках Санкт-Петербургского международного культурного форума состоялось обсуждение «Стратегии развития музеев России — 2030». Она должна определить поправки к музейному законодательству, но такой документ уже готовило Министерство культуры РФ. В чем же задача «Стратегии…»?

Документ, написанный по заказу Министерства культуры, само же министерство и отвергло. И мы — Союз музеев России, ИКОМ, Администрация президента РФ — взяли на себя ответственность создать новый. Это наше представление о том, как должны развиваться музеи России. Если наша концепция станет основой для серьезных государственных проектов — хорошо. Нет — все равно будем делать то, что считаем важным и нужным. Музеи являются особыми институциями — хранителями исторической и эстетической памяти, это их философская функция, которую должны обеспечить и государство, и сами музеи. Для этого нам надо сохранить автономность.

Какая автономность может быть у государственных музеев?

Финансовая автономия отчасти уже существует, нам надо сохранить ситуацию, которая позволит оставлять в музеях заработанные ими средства. Автономность — это в первую очередь самостоятельность в принятии стратегических решений, неприкосновенность коллекций, на которую постоянно посягают слишком резвые чиновники, требующие передела, оптимизации. Необходимо формировать правильное понимание доступности коллекций — создавать крупные музейные кластеры, музеи-спутники. (Эрмитаж уже открыл выставочные центры во Владивостоке, Калининграде, впереди Екатеринбург и Омск.) Нужно постепенно превращать все хранилища в открытые музейные экспозиции. Музей не склад, а сокровищница, которая должна быть доступна!

Как быть с доступностью физической? Многие музеи, особенно в Петербурге, занимают здания, совершенно не приспособленные для маломобильных посетителей. Сейчас идет судебный процесс против реконструкции одного из внутренних дворов Русского музея, где предполагалось установить лифт для колясочников… 

Дворцы сложно приспособить, это часто противоречит законам по охране памятников и эстетике. Мы пошли по пути создания особых условий для посещения музея инвалидами, например, в выходные дни. Это большая часть расширения общей доступности музеев. Автономность, доступность — главные положения нашей стратегии, которые обеспечат новый этап развития музейного дела в России.

Осталось только убедить в этом чиновников.

Да, нам постоянно приходится доказывать, что музей не только предоставляет услуги, главное — он формирует культурную среду. И не надо тотально управлять культурой! Что хорошо для военного министерства, для культуры не годится. Культуре нужна свобода, при которой она может развиваться. Еще одна тенденция, которой мы противостоим, — постоянное желание все оптимизировать. Министерские чиновники считают, что кругом воры и бездельники. Может, и так, но воры кругом, в том числе в министерстве! Бездельников хватает, но культура, кроме всего, еще и создает рабочие места.

Сколько Эрмитаж зарабатывает сам?

Примерно 40% своего бюджета, иногда получается половину. Это билеты, доноры. 

Насколько эффективным оказался эндаумент?

Очень эффективен. На эти средства мы покупаем экспонаты для Эрмитажа. Недавно купили — не одни, правда, а с фондами Владимира Потанина и Леонида Блаватника — работу Ансельма Кифера и одну из видеоработ Билла Виолы. Этот опыт распространяется на другие музеи. Омский музей изобразительных искусств, например, создал эндаумент по нашим лекалам.

Какие именно российские законодательные акты мешают развитию культуры, музеев? 

Все! Поэтому сейчас идет работа по подготовке новой системы законодательства по культуре, которая должна заменить существующую. Большой ряд законов и подзаконных актов, регулирующих деятельность учреждений культуры, вошел в противоречие с существующими нормативными актами. Например, в новом таможенном законодательстве забыли про музеи и ввели финансовое обеспечение в размере партии товара, то есть приравняли экспонаты временных выставок к зерну и топливу. Сейчас, в том числе с нашей подачи, изменения, касающиеся музеев, внесены в таможенное законодательство и рассматриваются на уровне правительства.

Новая стратегия касается взаимоотношений музеев и церкви в имущественных вопросах? Нужен ли отдельный закон, который регулировал бы эти отношения?

Стратегия этого особенно не касается, и отдельный закон не нужен. У нас, я считаю, эти вопросы практически решены: что надо было вернуть — вернули, остальное — мелочи. В Италии, например, половина церквей принадлежит Министерству внутренних дел, а главным собором Флоренции владеет фонд, который регулирует отношения с церковью и определяет всю политику. И никого это не волнует. Есть куда более актуальные вопросы. Например, как рассказывать о религиозном искусстве? Все искусство Ренессанса — религиозное, в Европу приезжают миллионы туристов из Азии — как им рассказывать об этом? Говорить об изменениях в понимании евхаристии у Микеланджело в последние годы жизни или нет? Как представлять европейское искусство национальным и религиозным меньшинствам? Давно пора переходить к этому уровню обсуждения!

Вы обещали написать письмо патриарху и поговорить с ним в связи с Исаакиевским собором. Был результат?

Да, написал, и у нас был разговор с ним. Но дискуссия в обществе продолжается. Я пытаюсь перевести ее от этого идиотского капиталистического подхода: кому что принадлежит — на другой уровень: как нам работать вместе. Исаакиевский собор — блестящий пример музея. Он был музеем и всегда будет и музеем, и храмом! 

Возможен компромисс между музеями и церковью по вопросу о совместном пользовании объектами из списка всемирного наследия ЮНЕСКО? 

В каждом отдельном случае нужно пробовать договориться или подавать альтернативные предложения в течение трех недель, как и предлагало Министерство культуры, в согласительную комиссию, в которую входят представители министерства, Союза музеев, Патриаршего совета по культуре.

Я много лет езжу на Соловки и каждый год, особенно после объединения монастыря и музея, сталкиваюсь с тем, что монастырь не разрешает сторонним экскурсоводам водить группы на его территории. При этом своим экскурсоводам музей-монастырь рекомендует не распространяться о ГУЛАГе, о советских тюрьмах…

Они даже не говорят о том, что Соловки и до советской власти были тюрьмой! Вот об этом и надо договариваться: как рассказывать о памятниках, а не о том, что кому принадлежит!

На Культурном форуме состоится встреча с директорами итальянских музеев. Как вы относитесь к инициативе политика Дарио Франческини проводить конкурс на должности директоров национальных музеев Италии, ведь в результате их выигрывают не итальянцы?

Мы организовали круглый стол «Итальянская музейная революция», потому что хотели услышать, что получилось из этой музейной революции. Хорошо ли, когда 20 директоров национальных музеев — иностранцы? В какой степени они освободились от бюрократии? Ко всему, что делает Италия, мы очень хорошо относимся, но у нас тоже есть свой опыт.

Можете представить себе, что пост директора Третьяковки или Эрмитажа займет иностранец? 

У нас такое невозможно по законодательству.

Что покажете в Венеции на биеннале, которая открывается в начале мая?

До биеннале еще далеко, у нас в конце этого года будет там большая выставка «Руины» — образ руин в мировом искусстве. Мы делаем большую выставку картин из Эрмитажа в Местре, а о биеннале еще рано говорить. 

Говорят, вы будете куратором российского павильона.

Куратором не буду, но Эрмитаж — один из активных участников подготовки биеннале.

Санкции последних лет как-то отразились на выставочной деятельности Эрмитажа?

Нам не привыкать. У нас давно нет выставочного обмена с США, потому что они не дают гарантий от претензий частных лиц. Нет выставок из американских музеев — зато есть выставки из частных коллекций, например Лейденской коллекции Томаса и Дафны Каплан.

С 2017 года Эрмитаж втянут в череду судебных процессов по делу о срыве строительства третьей очереди фондохранилища. Когда мы наконец-то увидим творение Рема Колхаса?

Когда в стране перестанут воровать. Потому что сейчас мы занимаемся ловлей воров, сами ловим тех, кто крадет государственные деньги. Поймаем, вернем деньги и тогда построим.