Кирилл Данелия: «Китайцы скупают всё — шедевры и не шедевры!»

У вашей галереи много направлений — можете описать, на чем конкретно она специализируется? 

Обилие направлений отражает мои интересы как коллекционера. Линия развития коллекции, можно сказать, из варяг в греки, а из греков в Японию. В истории можно проследить путь перетекания одной культуры в другую, и собрание формировалось по тому же пути. Собирать я начал в 1990-х годах, когда на волне любви американцев к русскому искусству уехал по контракту в Нью-Йорк заниматься живописью и работать с местными галереями. Нью-Йорк — лучшее место для коллекционирования восточных вещей. В районе 20-х улиц целые здания забиты антикварными лавками — у кого-то хлам, у кого-то шедевры. У меня все началось с любви к искусству Гандары, региона, где произошло смешение эллинизма и буддистских традиций. Эта культура зародилась, когда греки с Александром Македонским пришли в район теперешнего Афганистана. Дальше ее влияние распространилось на Китай, Японию и Юго-Восточную Азию. Маленький, но важный раздел коллекции, этакое ответвление от основного буддистского пути, составляют древнеегипетские вещи. У моей галереи нет такой узкой специализации, как у западных: «только Китай», «только античность», «только Япония», «только ислам». Тут и мои собственные картинки висят, и еще чьи-нибудь, бывает, вешаю, если они мне понравятся.

Также, насколько мне известно, у вас большая подборка японской гравюры...

Да, около 2 тыс. листов лежат в папках, а еще 70 сейчас на выставке в Новгороде. В прошлом году все это было очень востребовано, поскольку в Год Японии министерство рекомендовало всем музеям сделать тематические выставки. А в Великом Новгороде, как я понимаю, японских гравюр не очень много… Я провел три выставки — в Нижнем Новгороде, Ульяновске и Великом Новгороде. Были планы устроить еще несколько, но я уже просто не справляюсь. И вещи не справляются, их нельзя столько экспонировать. Эротическую гравюру «сюнга» я не вывешиваю, потому что тогда нужно будет табличку «18+» на дверь привинчивать.

Какую долю в собрании она занимает? 

Это отдельная коллекция, довольно большая — хватило на целую книжку. Сюнга составляла примерно треть от общего тиража ксилографий — «укиё-э». Японцы ее немного замалчивают; пуритане англосаксы тоже замалчивали, пока Британский музей не сделал выставку, которая сняла это табу.

Насколько велик спрос на нее? Он больше, чем на обычные гравюры?

Нет, потому что ее на стену не повесишь! Покупают ее чаще женщины, как ни странно. Они менее закомплексованы, дарят эти листы друг другу, часто преподносят в качестве свадебного подарка. Исторически это вещь интимная, подборки таких гравюр хранили в виде альбомов и свитков.

Как получилось, что вы из коллекционера переквалифицировались в галеристы? 

Семнадцать лет назад, когда я решил переезжать в Москву, я понял, что собрание слишком разрослось. Любой коллекционер начинает с менее значимых вещей, постепенно набирается опыта, растет. В какой-то момент понимает, что денег на все не хватает, а хочется еще больше, еще лучше — одну выдающуюся вещь вместо пяти рядовых. И я попробовал выставиться на Антикварном салоне в Москве. Меня все отговаривали, уверяли, что это никому не надо. Но я продал всю экспозицию. Мы только успевали заворачивать! Основной вопрос у покупателей был: «Почему так дешево?» Так и родилась идея галереи. Это инструмент для жизни коллекции. Когда у тебя есть возможность купить целиком большое собрание, ты оставляешь себе три-четыре вещи, а остальные продаешь. Это как с помидорами: когда берешь оптом, за штуку получается дешевле. Конечно, большую, знаменитую коллекцию разбивать — грех! Но такого у меня еще не было.

Как выглядел тогда рынок?

Цены были смешные. На том салоне у меня все продавалось по $400–1000. Тогда был бум на изображения Будды. Дело в том, что стали дико популярны альбомы лаундж-музыки Клода Шаля, выходившие под брендом Buddha-Bar. Расцвела лаунджевая культура. А где звучит Buddha-Bar — там непременно громадная скульптура Будды. Декораторы скупали у меня этих больших будд в огромных количествах.

Многое ли с тех пор изменилось?

Произошло несколько интересных вещей. Прежде всего, невероятно вырос китайский рынок. Экономика в стране развивается, китайцы скупают свое искусство в диком количестве, открывают частные музеи, дают взятки искусством. Цены на китайский нефрит, фарфор, бронзу взлетели до небес. С каждым аукционом цена увеличивается минимум на 50, а то и на 100%. Иногда вещи дорожают на 200% в год. Китайцы шныряют по всему миру, скупают всё — шедевры и не шедевры! Примерно то же творилось в свое время с русским искусством. Народу много, богатых людей тоже много. Но, поскольку пласт вещей в Китае огромный, каждый находит свою нишу. Все гоняются за императорскими вещами, но и средний уровень китайского искусства очень высок. 

Следующий парадокс произошел с Гандарой. После терактов 11 сентября 2001 года все заговорили о знаменитых статуях Будды, которые талибы взорвали до того. Телекомпании всего мира начали делать передачи про Афганистан, и все вспомнили о том, что там было буддистское искусство, испытавшее сильное влияние эллинизма. Аукционные цены на него стали расти, и гандарских вещей на рынке практически не осталось. Серьезную вещь уже не купишь за две копейки, как можно было сделать до 11 сентября. Теперь приходится довольствоваться крохами либо долго копить.

Третий сюрприз — это бирманские вещи. Когда я начинал коллекционировать, Бирма была не очень популярна, более востребован был Таиланд. Но за 1980–1990-е годы дилеры вывезли из Бирмы очень много вещей, поменяв их на новые, что абсолютно нормально в буддистской практике, если речь не идет о какой-то чудо­творной святыне. Старая скульптура Будды развалилась — ты даришь монастырю новую, бетонную. Ребята сразу ее золотят, а ты вывозишь вещь XVIII века. И все довольны, никто никого не обманывает. Все по-честному! Бирманское искусство сейчас тоже очень сильно выросло в цене. Его покупают англосаксы. Двадцать лет назад можно было купить бирманскую скульптуру за $10 тыс., а такого же плана тайская вещь стоила $60–70 тыс. Бирманские вещи в то время никто не подделывал — а теперь тайцы активно занялись этим.

Много ли вообще подделок на этом рынке?

Огромное количество! Иногда они очень наивны, а иногда совершенны. В Китае большое производство фальшивок — фабрики бронзы, терракоты, фарфора. Гандарские «древности» в промышленных количествах производят в Пакистане. Надо понимать, что на рынке в изобилии имеются как подделки, так и просто копии. Те, кто их производит, изначально не скрывают, что это реплики, но рано или поздно находятся какие-нибудь жулики, которые пытаются эти вещи выдать наивному туристу за оригиналы. А бывает, что он просто не так понял, потому что их английский и наш английский вот так неудачно «сплелись». Ему, может быть, продавец сказал на своем ломаном английском: «Эти вещи мы с XIV века производим по той же технологии». А наш турист, с его не менее ломаным английским, подумал, что это вещь XIV века. Потом он долго гордится ею, считая, что он ее с трудом и риском вывез — это же контрабанда! А потом, когда мода на «будда-бары» проходит, приносит ее мне. Я ему говорю: «Она на eBay продается за 100 руб.». Он расстраивается.

Но когда речь идет, допустим, о нефрите, который тоже очень сильно поднялся в цене, то там ценится качество самого камня. Китайцы у меня покупали современный качественный белый нефрит охотнее, чем некачественный императорский, династии Цинь, проверенный, с кучей бумаг, с провенансом. Они смотрят на него просто как на драгоценный камень. Та же ситуация с резьбой по кораллу.

Как эти антикварные предметы попадают на рынок, ведь из Китая ничего старше 100 лет вывезти нельзя?

На рынке циркулируют предметы, которые оказались в Европе до принятия конвенции о запрете вывоза, то есть до 1985–1990 годов. У всех западноевропейских стран была колониальная политика. Офицерский корпус всегда состоял из образованных людей, и они вывозили в метрополию произведения искусства. Французы сидели в Камбодже — у них лучшие кхмерские вещи, англичане сидели в Индии, Бирме, Афганистане, Пакистане — у них лучшая Индия, Гандара и бирманские предметы. То же самое было с Египтом: когда-то иностранные археологические экспедиции могли совершенно легально увозить с собой часть находок. А американцы позже начали скупать все это. Вторичный рынок огромен. В Нью-Йорке никого не удивляет, когда продаются вещи VIII века н. э. или VIII века до н. э. Christie’s, Sotheby’s в год проводят две «азиатские недели» в Нью-Йорке и еще одну в Гонконге.

Но вещей становится все меньше, потому что их скупают те же китайцы и везут на родину и в другие страны, откуда их вывоз запрещен?

Да, они расползаются по частным китайским и японским коллекциям. Как говорит мой друг японист Родион Жернов, любой японец до 25 лет собирает фигурки аниме, а после — буддистское искусство. Поэтому фигурки Будды XVII–XIX веков в Японии так просто не купишь. Все офисные работники должны иметь хотя бы по одной-две. Две — это уже коллекция! Предметов становится меньше, но потом вдруг какая-то коллекция выходит на торги, и баланс восстанавливается. 

Среди ваших покупателей бывают выходцы из стран Азии?

Китайцы иногда заходят. Все мои коллеги знают, что есть несколько китайцев, которые бродят по Москве и пытаются что-то найти. Их любимое выражение: «Килилла, долого?» У меня есть коллега, тоже Кирилл, они и к нему приходят с этим «Килилла, долого?». Он говорит: «Ага!»

Сотрудничаете ли вы с музеями, приобретают ли они что-то в свои фонды?

Покупают, но это очень невыгодно для коллекционера. Единственная возможная мотивация в этом случае — хочется, чтобы вещь попала в музей. Так произошло с моим древнеегипетским жезлом. Я вдвое снизил цену, чтобы он оказался в ГМИИ им. Пушкина. Хочу, чтобы он остался в этой стране, в здании, куда я ходил в седьмом классе на экскурсии. Чтобы мои внуки так же ходили туда и видели его.

Как возникла идея устроить в ГМИИ выставку древнекитайских скульптур собак?

Дело в том, что в древнекитайской археологии чаще всего находят скульптуры лошадей и собак. Это два животных, которые всегда были рядом с человеком. Поскольку 2018-й — год Собаки, я предложил директору Марине Лошак устроить эту выставку. Такого количества ханьской скульптуры (II век до н. э. — II век н. э.) еще не показывали, тем более из частных коллекций. Теперь думаем о следующей выставке. Она будет посвящена лошади в китайском искусстве — это все, что я пока могу сказать.