Шаоюй Вэн: «Моя деятельность посвящена тому, чтобы раздвинуть рамки стереотипного восприятия»

Хотелось бы начать с вопроса о заявленной теме биеннале — «Бессмертие», о вашем к ней отношении и о том, как вы подходите к работе с ней.

Я считаю, что бессмертие — это очень широкая тема и в нее существует множество точек входа. Вместо того чтобы подбирать произведения искусства и концепции, работающие с понятием бессмертия в целом, я интерпретировала тему бессмертия с очень специфической точки зрения. Я размышляла о том, как мы сегодня понимаем бессмертие и подходим к этой проблеме через призму развития технологий. Такой подход к пониманию бессмертия, к пониманию того, как оно может соотноситься со смертью, очень узок и ограничен нашим четко заданным представлением о современных технологиях и о том, что они могут сделать с человеком. Это стало отправной точкой моих размышлений. Выставка не только критикует ограниченность наших представлений о современных технологиях, но и ищет истоки этих представлений и способы сделать наше взаимодействие с технологиями более открытым и осознанным в будущем. Так что бессмертие, в моем понимании, рассматривается как точка входа и как некий оптический инструмент наподобие зеркала, позволяющий заглянуть в эти отношения и понять их.

Что вы подразумеваете, когда говорите о новых технологиях? Трансгуманизм или что-то еще? Какую парадигму вы используете?

Для меня очень важна книга философа Юка Хуэя «Вопрос о технологии в Китае. Эссе о космотехнике». Для него современные технологии — это непрерывный процесс развития, начиная с эпохи Возрождения и до сегодняшнего дня, когда мир завоевывают такие компании, как Apple и Google. Индустриализация была очень важным шагом на этом пути. С точки зрения Юка Хуэя, речь идет о линейном, последовательном развитии на протяжении истории, которое за минувшие приблизительно 400 лет определило, что мы понимаем и подразумеваем под технологиями. В то же время, по его мнению, современные технологии — очень специфический продукт развития именно в рамках западной традиции.

Я правильно понимаю: вы считаете, что разные государства и народы могут вырабатывать разный подход к технологиям?

Да, это мысль Юка Хуэя, я ссылаюсь на него. Конечно, все это носит чисто умозрительный характер: люди ищут источники и древние знания, утраченные или забытые в ходе развития современных технологий. И моя идея как раз в том, чтобы пригласить людей из разных традиций, с разным культурным багажом и предложить им поискать те точки, откуда развитие могло бы пойти по другим путям.

Не могли бы ли вы сказать что-нибудь о российском варианте этих технологий и о том, как такой сюжет связан со спецификой Екатеринбурга, далекого от по-настоящему современных технологий?

Я считаю, что Екатеринбург как раз представляет собой одну из вершин в истории развития современных технологий, о чем свидетельствует большое количество заводов в городе. Выставка будет много работать со знаниями и опытом прошлого. Еще одна важная для меня тема — отношения тех, кто работает на заводе, с технологиями, машинами. Опять же, я хочу попытаться расширить представления людей, считающих, что технологии — это только компьютеры, планшеты, высокотехнологичные кольца. Так что эта часть выставки будет посвящена историческому аспекту. На ней будут представлены произведения и художники, которые говорят о конкретных моментах в истории, когда пожертвовали смертным, человеческим во имя бессмертных машин.

Я знаю, что в прошлом году вы провели глубокое подготовительное исследование, объездив половину России.

Не думаю, что теперь я могу назвать себя специалистом по российскому современному искусству. На мой взгляд, подобное заявление из чьих угодно уст звучало бы, пожалуй, чересчур самонадеянно. Но во время путешествия мне удалось познакомиться со многими художниками: частично я следовала рекомендациям, частично вела самостоятельную исследовательскую работу.

Как вам вообще работалось, достаточный ли был бюджет для реализации вашего кураторского замысла?

Надо сказать, что у нас были очень жесткие временные рамки и вообще множество ограничений, в основном связанных с логистикой. Как вы, наверное, знаете, у нас очень скромный, практически нереальный бюджет для организации выставки такого масштаба. Многие работы приходится делать максимально дешево, и я часто задействую кураторское воображение, чтобы придумать, как воплотить ту или иную идею. Таковы вводные данные и условия, и они были мне известны, когда я бралась за эту работу. Но в то же время они стали своего рода концептуальным инструментом, потому что я решила не относиться к ним как к трудностям или препятствиям, а использовать их как творческий стимул. С учетом сказанного большая часть работ, созданных для биеннале художниками из России, — скульптурные объекты и инсталляции, потому что с ними мы имели возможность сделать такие объекты.

Как бы вы в целом описали работы российских художников? О чем они?

Многие российские художники, представленные на нашей выставке, развивают умозрительные отношения с технологиями, о чем я уже говорила, а также работают с футуристическим аспектом проблемы.

Еще одна тема, к которой я хотела бы обратиться, — история Евразии. Мне кажется, что Екатеринбург — интересное место, поскольку он действительно соединяет Европу и Азию. Но что же происходит в азиатской части России? Складывается ощущение, что она забыта и выключена из дискурса современного искусства. Я осознала это только после того, как съездила в Россию первые несколько раз и начала исследовать ее сцену. Жаль, что у меня не было достаточно времени. Но, опять же, биеннале не только про российских художников, она еще и про установление связей, завязывание диалога и общения между ними и художниками из разных уголков мира. Так что я надеюсь, что это станет первым шагом, и в будущем он приведет меня к работе и с другими российскими художниками.

Не могли бы вы привести в пример произведение, лучше всего выражающее идею биеннале?

Наверное, в качестве примера можно привести работу тайваньского художника Цзявэй Сюя, двухканальную видеоинсталляцию «Письмо духа». В ней говорится о древнем боге, которого зовут Лягушачий Король. Он жил в храме в материковом Китае, и люди приходили в храм, поклонялись ему и просили его послать им удачу. Я считаю, что ритуальная практика — это тоже техника, и Юк Хуэй в своих работах говорит, что космотехникой можно назвать любую практику, объединяющую наш моральный порядок. Но во время гражданской войны в Китае в начале ХХ века и во время «культурной революции» храмы уничтожались по политическим соображениям. Лягушачий Король лишился дома, и — в воображении Цзявэй Сюя и согласно представлениям отдельных людей — он вместе с другими беженцами отправился из материкового Китая на Тайвань и обрел там новый дом. На основе этой истории художник создал видео, используя технологию (ее можно назвать современной технологией) съемки с датчиками движения. Он надел датчики на группу людей, практикующих старинный ритуал: они призывают Лягушачьего Короля появиться и пообщаться с ними. Получившееся видео как бы анализирует происходящее и пытается ответить на вопрос, появился ли древний бог или нет. И оно умозрительно, потому что, с одной стороны, тут есть, в нашем понимании, вымышленная история, связанная с ритуалом, а с другой стороны, суперсовременная технология, способная, как заявляется, улавливать разные энергии. Художник соединяет их и создает причудливую, странную ситуацию. Посмотрев видео, вы так до конца и не понимаете, появился Лягушачий Король или нет.

Может быть, он пришел. Потому что были зафиксированы какие-то мельчайшие движения, позволяющие сказать: «Вот он! Он пришел, он здесь!» Но с точки зрения рационального мышления или доказательной науки это ведь все представляется совершенным абсурдом, так? Я думаю, что Цзявэй Сюй сознательно сталкивает эти вещи, предлагая им вступить в диалог, чтобы посмотреть, какова наша позиция, современное представление о том, что та или иная вещь научна и поддается фиксации при помощи технологий, а другая относится к сфере духовного и проживается, скорее, в нашем воображении.

У биеннале будет четко заданный маршрут, и зрители будут двигаться в рамках весьма жестко ограниченного нарратива. Эту работу я помещу в центр выставки, чтобы поднять вопрос о дуалистических оппозициях. Под дуалистическими оппозициями я подразумеваю порожденные модерностью разделения на науку и предрассудки, правду и вымысел, субъект и объект. Я думаю, что «Письмо духа» — прекрасный манифест, рассказывающий о том, как художники осмысляют эти проблемы.

Расскажите, пожалуйста, о своей сфере интересов в Музее Соломона Р. Гуггенхайма, где вы работаете, и о том, как они связаны с биеннале, если такая связь существует.

В Музее Гуггенхайма я работаю главным образом с искусством Азии. Вопрос, которым я пытаюсь заниматься на протяжении всей моей карьеры: как разомкнуть существующие представления об Азии, азиатском искусстве и художниках из Азии? Пожалуй, моя деятельность как куратора вообще во многом посвящена тому, чтобы раздвинуть рамки стереотипного восприятия, будь то в связи с технологиями, «азиатскостью» или же с какими-то другими нами самими созданными категориями.

А на мою работу с биеннале повлияла последняя подготовленная мной экспозиция «Аплодисменты одной рукой». Это групповая выставка пяти художников из материкового Китая и с Тайваня, исследующих то, как мы представляем себе будущее, в частности положение Китая относительно остального мира. Многие идеи для биеннале выросли из той выставки, отражающей технократический восторг в Китае.

Думаю, Китай очень интересен как пример, когда мы говорим об апогее технологического оптимизма. Но в то же время это очень мрачная история. Вы, наверное, читали о социократических практиках в Китае, когда информация о каждом человеке собирается и анализируется при помощи больших данных, чтобы власти могли на их основе определять, хороший он гражданин или нет. По-моему, это очень страшные вещи, и я много о них думаю. В то же время президенты трех стран — России, Китая и США — так или иначе высказывались об искусственном интеллекте и о том, что тот, кому удастся овладеть технологией искусственного интеллекта, выиграет гонку, конкуренцию на мировом уровне. Звучит очень знакомо, если вспомнить холодную войну. Таков политический контекст, за которым я стараюсь следить. И мне интересно работать с художниками, думающими в сходном ключе.

Я хотел спросить о публике и о том, что так называемые простые рабочие найдут для себя на выставке, посвященной, по вашим словам, теме труда, машин и рабочих.

Нужно пояснить, что не вся выставка посвящена труду и машинам. С этой темой работает только один ее раздел. Готовя выставки, я часто выбираю повествовательные произведения, рассказывающие какие-то истории. Не громадные минималистические или абстрактные полотна, перед которыми нужно стоять, пытаясь почувствовать их и осознать, способны ли они вызвать в тебе какой-то эмоциональный отклик. Думаю, одна из очень важных функций искусства — рассказывать истории, но оно делает это не так, как писатели, журналисты, активисты или ученые. Надеюсь, что каждый посетитель биеннале найдет здесь какую-нибудь историю, перекликающуюся с его опытом, и что произведения будут говорить сами за себя.