Родившаяся и выросшая в Иране Ширин Нешат приехала в Лос-Анджелес в 17 лет — и он ей ужасно не понравился. Очарование голливудского гламура, известного ей по фильмам, которые она смотрела в родном городке Казвин в двух часах езды от Тегерана, не имело ничего общего с тем, что она увидела в Америке. «Я ужасно скучала по дому», — вспоминает Нешат. Уехав в Нью-Йорк, она на десять лет забросила занятия искусством.
Сорок лет спустя художница триумфально возвращается в город, когда-то разбивший ее мечты. Выставка «Ширин Нешат. Я снова встречу солнце» в Музее Брод охватывает 30 лет ее творчества. На ней представлено более 230 фотографий и 8 видеоинсталляций, в их числе новая мультимедиаинсталляция «Земля мечты».
В России Ширин Нешат также хорошо известна. Ее видеоинсталляция Turbulent («Непокорная») была показана в Центральном доме художника в 2001 году. В 2002-м с мастер-классами она посетила Казань, Москву и Петербург. В 2003-м работы Ширин Нешат (и Билла Виолы) стали первым видеоартом, показанным в Государственном Эрмитаже. А в 2014-м в Мультимедиа Арт Музее, Москва прошла ее выставка «Не спрашивай, куда ушла любовь».
Выставка в Музее Брод станет вашей самой большой на сегодняшний день ретроспективой. Что ждет зрителей?
Я очень рада, что эта выставка, в отличие от многих других, что мне доводилось делать, посвящена не только Ирану и его истории. Экспозиция демонстрирует эволюцию моего творчества как в тематическом отношении, так и в том, что касается формы. Ее открывают работы 1990-х годов, в которых я смотрю ностальгическим взглядом на тот Иран, каким он стал после исламской революции 1979 года. Это, например, «Женщины Аллаха» (1993–1997). И по экспозиции можно увидеть, как изменились мои работы, когда стало понятно, что я уже не смогу вернуться в Иран. Тогда я начала активно снимать видео и делать такие вещи, как «Восторг» (1999) и «Шествие» (2001).
Кроме того, я получила возможность создать новую работу специально для выставки, она называется «Земля мечты» (2019). Я снимала ее в Нью-Мексико. Это первая работа, в которой говорится обо мне в этой стране, в ней я исследую США с точки зрения иранской иммигрантки. Таким образом, структура выставки замыкается: в ее начале я смотрю извне на Иран, а в конце я смотрю взглядом со стороны на США.
Каким был ваш первый опыт жизни в Лос-Анджелесе в 1970-е?
У меня было очень «голливудское» преставление о Лос-Анджелесе. В те времена большинство иранцев думали об Америке в самом лучшем свете. Но, когда я приземлилась в Лос-Анджелесе, я увидела совсем не то, что ожидала. Я погрузилась в глубокую депрессию и просто презирала все, что попадалось мне на глаза. Я отчаянно хотела вернуться домой, но моя семья была против. А потом произошла революция, и я в каком-то смысле потерялась по ту сторону границы на 11 лет.
Разумеется, начав делать кино, я поняла, что Лос-Анджелес — самое подходящее место. Я чувствую пульсацию жизни города, художественной сцены, иранского сообщества. Поэтому он, с одной стороны, притягивает меня, а с другой стороны, я помню то мрачное ощущение потерянности, которое у меня поначалу было в Лос-Анджелесе.
На ваш взгляд, Лос-Анджелес развивается как центр искусств?
Безусловно. Один только новый Музей Брод — очень мощная движущая сила, а его сочетание с разными сильными музеями, галереями и художниками, живущими в регионе, делает город потрясающим местом. Сейчас Лос-Анджелес во многом опережает Нью-Йорк. Жизнь в Нью-Йорке становится все труднее: он очень дорогой и ужасно элитный. Маленькие галереи переживают тяжелые времена, а средние закрываются. Многие художники переезжают за пределы города, в Бруклин или на Западное побережье. А Лос-Анджелес в это же время переживает расцвет более низовых, неформальных организаций. Здесь очень много самых разных художников, разных сообществ, не говоря уже о киносообществе в Голливуде и за его пределами.
В Лос-Анджелесе живет самая большая в мире иранская диаспора. Вы рады возможности сделать выставку в их среде?
Да, и я очень волнуюсь. Должна признать, что среди моих знакомых местных иранцев мало любителей музеев, они предпочитают музыку и кино. Но мне кажется, что в моей выставке заложено много всего помимо истории искусства. Она предлагает иранцам взглянуть не только на собственную историю, но и на свой иммигрантский статус в США. Моя новая работа рассказывает о том, как мы, иранцы, загнаны в угол в этой стране, о нашей уязвимости. По сути, она о напряженности между США и Ираном и о том, как мы, будучи иммигрантами, зажаты между этими полюсами.
Давайте поговорим о вашей новой работе «Земля мечты». О чем эта история?
В ней рассказывается об иранской женщине, главная героиня — продолжение меня самой. Она фотограф, она из Ирана, она иммигрантка, и она ходит от дома к дому в маленьком американском городке и просит у людей разрешения сделать их портрет. Сфотографировав, она просит каждого рассказать о своих мечтах. В течение фильма она встречается с самыми разными людьми: представителями коренного населения, отставным военным, монахиней, иммигранткой и так далее. Затем она каким-то загадочным образом переправляет эти мечты и портреты в сюрреалистичную иранскую колонию, расположенную внутри горы. Там люди тайно анализируют мечты американцев. Она практически шпион, но в то же время и некто вроде медиатора. Это такая политическая сатира, очень черная комедия.
Как экспонируется эта работа?
Она состоит из двух видео, каждое длиной 20 минут: в одном женщина общается с американцами, а в другом работает в этой тайной иранской колонии. И еще зал с фотографиями, которые она сделала (естественно, все фотографии моего авторства). Это черно-белые изображения, покрытые текстами на фарси, как и в моих предыдущих работах. Тексты рассказывают о мечтах изображенных на портретах людей.
Где снималось это видео?
В Нью-Мексико. Мы отправились в резервацию индейцев навахо и нашли там очень эффектную гору, в которой снимались эпизоды в колонии. В фильме внутренности горы выглядят как некая электростанция. В ней есть что-то от эстетики Фрица Ланга или «Процесса» Орсона Уэллса.
Второе видео на самом деле снималось в разных местах, в том числе в Лас-Вегасе, Альбукерке и Фармингтоне. Я выбрала штат Нью-Мексико из-за пустынь, он очень похож на Иран. Иногда по видео даже непонятно, где происходит действие — в Иране или в США.
Это ваш первый опыт съемок в США. Каким он был?
Это был потрясающий опыт! Мне посчастливилось встретиться с представителями других иммигрантских сообществ, с испаноязычными американцами, с коренным населением, пообщаться с ними и увидеть глубину разорения страны и в то же время насладиться их гостеприимством и теплотой. Я как будто одновременно переживала все, что люблю, и все, что ненавижу здесь. Этот опыт открыл мне глаза.
Что вы чувствуете в связи с ситуацией вокруг иранской ядерной программы и санкциями США?
Нескончаемое противостояние этих культур абсурдно. На мой взгляд, темная сторона есть и у той, и у другой. А нынешние власти США с каждым днем все больше напоминают власти Ирана. И я загнана в угол обеими сторонами конфликта — быть может, пока не так сильно с американской стороны. Прямо сейчас санкции убивают Иран — не только его правительство, но и простых людей. Ну а США… Господи, да они просто катятся в ад! В стране столько проблем: коррупция, здравоохранение, образование, бедность… Положение коренного населения. Например, то, где они живут, нехватка рабочих мест — да это просто неслыханно! И то, как нынешнее правительство отворачивается от людей, при этом оставаясь якобы «главным мировым лидером». У меня нет слов!
Американские СМИ демонизируют другие культуры и народы, в том числе мексиканцев или, например, мусульман. Иран делает то же самое. Обе страны используют образ врага, чтобы отвлечь своих граждан от внутренних проблем. На мой взгляд, лучше всего говорить об этом при помощи политической сатиры.