Владимир Дубосарский: «Все, что приходит само, я закидываю в работу»

С 6 по 28 сентября в Музее Москвы (Провиантские склады) пройдет выставка дуэта самых известных современных российских живописцев Александра Виноградова и Владимира Дубосарского «Ускользающая реальность». А с 15 сентября в загородном комплексе «Пирогово» на Клязьме Владимир Дубосарский выступит соло с экспозицией «Дом художника».

Следом за Владимиром Дубосарским мы входим в огромный эллинг для яхт на берегу Клязьминского водохранилища. Пространство разгорожено стенами из побеленных палет, картины по большей части уже развешены, недописанные работы приставлены к стенам. Владимир водит нас из зала в зал и рассказывает о том, как готовилась выставка «Дом художника».

Весь мой «Дом художника» построен из палет: и залы, и жилые комнаты, и офис, и комнаты под инсталляции, и мастерская. Есть даже башня со смотровой площадкой. Ночью сквозь эти стены очень красиво свет электрический пробивается. Сидишь за ноутбуком — и неожиданно в тишине: скрип! Это так эллинг остывает. Живой дом, хоть и железный. После выставки сюда заедут на зимовку лодки пироговского яхт-клуба. Меня пустили на лето, и вот я живу здесь, работаю.

По сути «Дом художника» — это живописный перформанс. Художник заезжает, работает здесь и сейчас и старается быть максимально открытым к ситуации: к людям, которые приходят, к событиям, которые происходят. И делает искусство из того, что есть в данную минуту, что и как ему сейчас интересно, пуская в ход самые разные художественные языки. Буду делать, как захочу, как бог на душу положит. Здесь вот я уже развесил свои иллюстрации к детским книжкам из 1990-х, следующий зал — новые иллюстрации. Это я, грубо говоря, раскрасил картинки из любимых детских книг. Детям же за-прещают в них рисовать, а я вырос и решил это сделать. Напротив — серия «Пять состояний Марины Абрамович». Кто-то из друзей выложил в Facebook фильм о ее перформансе «В присутствии художника», и я сделал стоп-кадры той минуты, когда она открыла глаза и увидела своего первого мужа, Улая, с которым рассталась 22 года назад.

Для вас есть запретные темы? К вам у общественности много претензий. «Ах, голую Ахматову изобразил!» — в таком духе.

Да ничего такого! Мы же над ней не глумились. Нарисовали ее хорошо, изобразили молодую красивую женщину. Это был проект «Тотальная живопись», контекст картины был рай, а там, как известно, все голые. И мы изобразили великих людей в раю на фоне красивой природы. Это уже проблема зрителя, если он в таких образах видит что-то неприличное. Мы-то ему красоту даем. Элемент провокации и нахождение болевой точки — вот что важно. В этом и состоит задача искусства. Взять Репина, «Крестный ход в Курской губернии» или «Портрет протодьякона». Та же «Боярыня Морозова» у Сурикова. Так, в следующем зале — два моих автопортрета с зонтом, по сути, пародия на Терборха, Остаде, на «Ночной дозор». С фотографии в гостинице в Таллине нарисованы.

Про пародии и цитаты расскажите побольше. Вы много цитировали классика соцреализма Аркадия Пластова: на его «Ужин трактористов» ответили «Праздником урожая», на «Юность» с подростком и щенком — «Летним днем» с девушкой и волком. Другие художники вас на такой диалог вдохновляют?

Веласкес, Рембрандт, Тициан, современные художники — мы с Сашей постоянно в своих работах даем цитаты, реплики, намеки. В наше время все используют всё — куда ж без этого!

Кстати, а почему над этим проектом вы один работаете, без Виноградова?

Мы с ним сейчас вместе подготовили большую выставку в Музее Москвы, ко Дню города. Про Москву. А здесь у меня индивидуальная история. Такое и раньше бывало. Просто с Сашей мы обычно делаем выставку в одном
ключе — сквозная тема или формат, чтобы была цельность, а сейчас у меня идея — против этого закона пойти, сделать выставку, чтобы она была «разболтанная». В результате должен получиться Дом художника не как территория, а как мир. И он гораздо сложнее, чем его обычно сегодня понимают. Потому что современный художник должен быть понятным, чтобы его могли объяснить, продать, выставляли в галереях, в музеях. И он вынужден работать в формате, мало маневра. А я хочу за эти рамки выйти.

Так, следующая картина, называется «Айфон на Афон».

А вы знаете, что iPhone исправляет вашу фамилию на «дуб гусарский»?

Не сталкивался. Ну да ему виднее… А это на самом деле гора Афон. Рука с iPhone потом сверху приделана, по-
нятно. Афон — фетиш и iPhone — фетиш. Да, и за этой работой стоит реальная история. Я когда был на Афоне, позвонил один мой знакомый художник. Известный, не буду называть его имени. И говорит: «Ты на Афоне? А можешь телефон направить на гору? Я помолиться хочу. Только не подслушивай». Я так и сделал. Такая вот сакральная история.

Да ладно, сакральная! Человек подсуетился, решил проскочить там, где надо самому в паломничество ехать.

А он потом съездил. Ладно, следующий проект. Условно называется Рациональная живопись. Художники, они же обычно с палитры краски выбрасывают и кисти вытирают — об тряпки, об бумагу. А я решил не тратить краски зря, класть их все на новый холст после окончания работы над основными картинами. Где-то палитру почистил, где-то кисточку вытирал.

А на следующей картине мой внук. Из шланга цветы поливает. Да, кстати, тоже с Facebook фотография.

У вас много сюжетов с Facebook на картины перекочевало. Внук-то ладно, а с остальными работами как? Нет претензий от правообладателей?

Нет, все нормально. Я каждый день скачиваю фотографий 50, потом одну-две из них перекидываю в папку «Эскизы». Наутро ее открываю и решаю: «Сегодня сделаю это». Вот эта картина. Я скачал фотку, даже не запомнил чью, нарисовал — и тут же стали писать: «Вот, у Тоньки спер». Это, оказывается, фрагмент видео Антонины Баевер, молодой художницы. А я считаю: ничего я не спер, раз снимок выложен в открытом доступе! Следующего героя узнаете?

Саид из «Белого солнца пустыни».

Ага. А это кто, как думаете?

Данило-мастер?

Правильно. Этих узнали?

Владимир Владимирович — как живой, и часы на правой руке, — а китайского премьера не помню, как зовут.

Я тоже не помню. Это, по сути, китайская открытка, чистый китч: храм Покрова на Нерли — Великая Китайская стена, медведь — дракон с логотипом «Газпрома» в лапе вместо жемчужины. А это Мисима. Видите, за ним журавли летят? Это я в начале перестройки делал такие маленькие халтурки на продажу: журавли на фоне заката.

А голова лося — вот, на картине рядом — так появилась. Ко мне сюда приходил один бизнесмен крупный, говорит: «Я тут лося очень редкого убил, на рогах по восемь ответвлений. Дома теперь голова висит». Я говорю: «Ну присылайте фотографию». Он прислал, я нарисовал. Все, что приходит само, я закидываю в работу. Вот, например, Будда в нирване с индейцем, с трубкой мира. А вот здесь тема — гольф: тут же поля вокруг.

А котики будут? У вас здесь половина работ — по мотивам фотографий из Интернета, а снимки кошек там первые позиции держат по популярности. Вы их сознательно обходите в своем творчестве? Нащупали-таки запретную тему!

Нет, котики у меня запланированы. Есть идеи работы со стихами сделать, на разных материалах, с резьбой
по дереву поработать. Идей много, а времени мало.

Не подумываете организовать фабрику, как у Уорхола, где многие работы выполняли бы ассистенты?

У нас есть ассистенты, которые натягивают подрамники, переводят рисунок, подкрашивают на начальной стадии. Иногда мы этим пользуемся, иногда нет. Если нужно, я хоть 100 человек найму. Время, деньги и целесообразность — если все это есть, то нанимаем. Был у нас с Виноградовым в 2006-м проект здесь же, на Клязьме, «Легкость бытия»: за лето надо было сделать 50 картин. Понятно, что каждые два дня большую картину выдавать без ассистентов нереально. Надо ж ее еще придумать, композицию набросать, все это нарисовать. А у Уорхола мастерская только называлась фабрикой, а так это, скорее, был сквот. У него там жили фотографы, художники, танцоры, и, да, они делали работы, но свои. Это миф, что он там, как на заводе, тиражировал свое искусство.

А коммерческий успех вашего дуэта с Виноградовым тоже миф?

Скажем так: на фоне русских художников, которые живут и работают здесь, мы очень успешны, а вообще — так себе.

В Нью-Йорке, в Лондоне мастерских у вас нет, вы работаете в Москве. Почему?

Я всегда воспринимал Москву как родной город, никогда не стремился отсюда уехать, но сейчас вот раздумываю.

Вам хотелось бы, чтобы ваши картины стали узнаваемыми символами России, как матрешка, балалайка или автомат Калашникова?

Как матрешка — нет. Вообще эта тема меня мало интересует. Меня интересуют слава и деньги. А символ России мои картины или символ искусства — какая разница?!

Делая этот проект, какие задачи вы перед собой ставите?

Чаще всего создание выставки — это контролируемая история: придумал концепцию и наполняешь ее, следуя некоему плану. А тут у меня идея — убрать художника, мозг, и просто слушать этот входящий поток и из него выбирать, пытаясь создать контролируемый хаос. И у меня есть убеждение, что этот хаос в итоге сложится в гармоничную историю, как в жизни. Как в природе. Автор ускользает, потому что половина работ, по сути, чужие: фиксируешь все, что приходит, встречается. Понятно, что случайное здесь не случайно. В каком-то смысле это мистический подход, и, исходя из него, я сейчас создаю пространство выставки. Образы, идеи, смыслы, люди, воспоминания, просто изображения — все, что приходит, может стать предметом. Я даже ловлю себя на мысли, что их так много и все они так прекрасны, что нет возможности все зафиксировать. Это метод, который позволяет везде увидеть повод для произведения. А в то же время оно все необязательно. Открываю папку «Эскизы», смотрю, что закинул туда на днях, одну картинку беру в работу, другую стираю. И никаких сожалений.

Александр Виноградов, Владимир Дубосарский.
Москва: ускользающая реальность
Музей Москвы, Провиантские склады 
Москва
6–28 сентября

Владимир Дубосарский.
Дом художника
Загородный комплекс «Пирогово»
с 15 сентября