Дом архитектора Константина Мельникова (1890–1974) в Кривоарбатском переулке известен каждому мало-мальски образованному человеку. Наряду со Стеклянным домом (1928–1932) Пьера Шаро, виллой «Савой» (1930) Ле Корбюзье, Домом над водопадом (1939) Фрэнка Ллойда Райта или Стеклянным домом (1949) Филипа Джонсона дом Мельникова относится к жанру зданий-манифестов, сильно повлиявших на развитие мировой архитектуры.
Семья Мельниковых жила здесь почти 80 лет. Сын архитектора Виктор Константинович (1914–2006) завещал создать в доме музей. Восемь лет ушло на улаживание споров с наследниками, в финале этот процесс достиг драматического накала. В 2014-м государство в лице Министерства культуры РФ и Музея архитектуры получило контроль над зданием. Несколько лет описывали и ставили на учет 14 тыс. экспонатов, после чего приступили к их оцифровке. С 2015-го в доме, который в статусе филиала Государственного музея архитектуры им. А.В.Щусева стал Музеем Константина и Виктора Мельниковых, раз в день проводятся экскурсии, попасть на них можно только по предварительной записи. В 2017-м Музей архитектуры получил гранд Фонда Гетти в размере $120 тыс. и финансовую помощь от компании ПИК на всестороннее исследование объекта перед будущей реставрацией и вот теперь представил отчет о проделанной работе.
Дело восстановления и сохранения конструктивистского дома Мельникова объединило специалистов широчайшего спектра из полудюжины стран. В приветственном слове, предварявшем заседание по результатам проведенной экспертизы здания, директор Музея архитектуры Елизавета Лихачева горячо поблагодарила всех и выразила надежду на то, что лет через пять музей заработает в полную силу. Впрочем, последнее, чего хотят все вовлеченные в процесс люди, — торопиться. Когда имеешь дело с таким памятником, прежде чем что-то менять, надо десять раз подумать.
Наблюдательный совет по сохранению дома Мельникова возглавляет французский историк архитектуры, профессор Принстонского университета Жан-Луи Коэн. Он живой носитель истории: в 1974-м лично общался с Мельниковым. По мнению профессора, памятник важен для всего человечества и его следует включить в список всемирного наследия ЮНЕСКО, а для этого при реставрации нужно сохранить целостность и аутентичность. Первое подразумевает заботу не только о доме, но и о саде, вещах внутри, об истории. Второе не позволяет ничего глобально менять. Любое вмешательство — лишь по жизненным показаниям.
О технических проблемах памятника долго и подробно рассказывали инженеры Дмитрий Кузнецов, Самвел Саргасян и Андрей Сенченко. В процессе работ были исследованы грунты на предмет карстовых пустот и гидрогеологических рисков. Вывод: обстановка стабильна. (Как заметил один из инженеров, «нам повезло, что дом устоял в „нулевые“, когда шло строительство вокруг».) В самом доме произвели более 50 вскрытий: 30 внутри и 20 на фасаде, — выясняли причины трещин и подтеков. Нередко они были результатом конструктивных и строительных просчетов автора, который, пытаясь достигнуть выразительного образа, не всегда придерживался необходимых технологий. При этом сам Мельников ко всему этому относился терпимо: например, когда возник прогиб крыши, он заявил, что это улучшает свет в мастерской. С несовершенством дома придется смириться. При аккуратной эксплуатации и постоянном уходе он простоит еще сотню лет.
Доклад Татьяны Могилюк из Московского государственного строительного университета был посвящен расчету прочности и жесткости всех конструкций. Для этих целей инженерами была создана 3D-модель дома, которую обсчитали с помощью компьютерных программ и проверили на практике: водили по дому группы по десять человек и замеряли остаточные прогибы перекрытий. Вывод: «Дополнительные кратковременные нагрузки не приводят к потере несущей способности, что позволяет использовать здание в качестве музея».
Исследованием красочного слоя в доме Мельникова занимаются специалисты Агентства по культурному наследию из Нидерландов Мариэль Польман и Люк Мегенс. В 2018-м они взяли 140 (!) проб из различных мест в доме и сейчас под электронным микроскопом изучают пигменты красок. Пока обнаружили три основных красочных слоя: 1929 года, 1947–1949 годов и 1996-го, когда проходила предыдущая реставрация. Изменение пигментов позволяет, например, понять, как передвигали и достраивали мебель в доме.
Историк архитектуры Татьяна Царева рассказала об удивительном научном открытии: удалось обнаружить дневники Мельникова — краткие, но очень информативные записи на страницах отрывного календаря, сделанные как раз в момент строительства дома. Архитектор фиксировал все возникавшие сложности. К тому же денег у него было в обрез, и он составлял подробные сметы-отчеты о том, какие строительные материалы и для каких целей использовал.
К исследованию дома привлечен и финский архитектор Тапани Мустонен, член правления влиятельнейшей организации по защите наследия Europa Nostra, соавтор книги «Реставрация Выборгской библиотеки Алвара Аалто». Он показывал западные варианты реставрации домов-музеев, удачные и не очень, размышлял о «здоровом компромиссе с туризмом», призывал фиксировать все этапы работы в доме Мельникова для будущих поколений. «Главное, — резюмировал Мустонен идеологию современных реставраторов, — скромность. Мы должны быть скромными, когда планируем какие-то изменения. И надо слушать здание».
Воодушевляюще прозвучало выступление главы архитектурного бюро «Рождественка» Наринэ Тютчевой, автора, помимо прочего, проекта реставрации флигеля «Руина», одного из лучших, если не лучшего, в Москве. «Дом Мельникова нуждается не в реставрации, — сказала она, — а в сохранении метафизики места: подлинности, аутентичности, ощущения, что хозяин только вышел». Даже утраты — потертости и трещины — имеют ценность. Правда, не все, и надо разобраться, что подновлять, а что оставить как есть. К работе нужно обязательно привлечь реставраторов, которые занимались домом Мельникова в середине 1990-х годов. Это важно и с практической точки зрения, и с позиций этики. Учитывая большой общественный интерес, уверена архитектор, не стоит полностью закрывать объект на время реставрации, этот процесс должен быть открытым, по крайней мере отделочные работы, с привлечением экспертов и студентов, с проведением воркшопов, фиксацией всех этапов.
Руководство Музея архитектуры планирует реставрацию дома Мельникова на 2021–2023 годы. Пока что можно выражать осторожный оптимизм: накопленный в России опыт научной реставрации и участие в проекте международных наблюдателей внушают надежду на то, что памятник будет приведен в порядок предельно тактично, без вопиющих переделок, авралов к круглым датам или визитам политического начальства. Хотя в этом году как раз случится круглая дата — 130 лет со дня рождения Константина Мельникова, но ее музей отметит большой выставкой, а не ускорением реставрационных работ.
Проект, очевидно, потребует довольно серьезного финансирования и участия общественности. Оптимизм внушает и сам факт, что наш интерес сместился с продукта на процесс. Удивительная международная кооперация, взаимодействие инженеров и гуманитариев, людей разных поколений, благодарность, а не критика тех, кто ремонтировал дом в 1990-е, имеют ценность сами по себе и представляют собой практическое научение культуре и искусству, почтительному уважению к истории. Наконец, долгий процесс обретения дома оставляет нам время вдоволь погоревать о судьбе гениального архитектора, прославившего СССР, достигшего зенита международной славы к 40 годам, а в последующие 40 лет не построившего ничего, отлученного от профессии, вынужденного преподавать черчение в провинциальных вузах. Возможно, острое переживание этой трагедии убережет наше общество от аналогичного отношения к талантам сейчас и в будущем.