Оля Кройтор (р. 1986) — лауреат Премии Кандинского в номинации «Молодой художник» (2015), победительница грантовых программ «Гаража» и финалистка конкурса стипендий Фонда Иосифа Бродского, входит в инвестиционный рейтинг 49ART, представляющий художников младше 50 лет.
Где вас застал карантин?
Почти до середины марта я была в Париже. Местные жители уже перестали целоваться и обниматься при встречах и постоянно обсуждали коронавирус, но у меня не было времени читать новости, ситуация казалась спокойной, и я даже поменяла билеты на более позднюю дату. Вскоре после моего возвращения в Москву рейсы из Парижа прекратились. Можно сказать, я влетела в закрывающиеся двери (что нередко со мной происходит). Как ответственный гражданин две недели я провела в изоляции, а потом практически сразу началась официальная самоизоляция по стране.
Как вы переносите вынужденное ничегонеделание?
Отлично. Чем больше времени пребываешь наедине с собой, тем лучше. Все проекты отложены. Не состоится фестиваль перформанса в Тунисе; совместный воркшоп с перформером из Сан-Франциско в Петербурге переносится на осень; закрылась выставка в Третьяковке, в которой я участвую; еще одна выставка сдвинулась на неопределенный срок, как и много чего другого. Но если постоянно об этом думать, можно умом поехать и загрустить. Так что, решаем проблемы по мере поступления.
Есть ли у вас советы, как использовать это время?
Чтобы поддержать психологическое здоровье, я решила минимум времени проводить в Facebook, где наблюдается затяжная истерия, просто «Последний день Помпеи». Я верю в силу мысли: если мысленно ожидать конца света, он настанет лично для тебя. С потоком коллективного психоза надо быть аккуратным — сохранять дистанцию.
Чем вы занимаетесь?
Культивирую внутреннее спокойствие. Новости читаю по вечерам и не более десяти минут. Мне, в общем, и с людьми хорошо, и в одиночестве отлично. Смотрю фильмы, читаю, просто думаю, мастерская постепенно заполняется воображаемыми образами. Мне это напоминает раннее детство: мне пять лет, у меня набор игрушек — и весь мир подождет.
Навожу порядок в архиве, завершаю монтаж видео, дорабатываю сайт. Еще мне нравится несколько раз в неделю, рано утром, часов в восемь, разговаривать по телефону с Дашей Демехиной (куратор и исследователь перформансов. — TANR), у нас масса общих тем.
Что нового появится в нашей жизни благодаря месяцам изоляции?
Расцветут онлайн-технологии: посещение музеев онлайн, организация выставок без зрителей, но с трансляцией через Сеть, различные образовательные программы. Это, конечно, не новое, просто этого будет значительно больше.
Вы планируете откликнуться на происходящее каким-нибудь перформансом?
Не думаю, что мгновенный отклик возможен. Все-таки художник не журналист, чтобы реагировать по горячим следам. Художественный образ, метафора — это до некоторой степени сублимация внутренних переживаний, они просто-напросто должны накопиться, а для этого нужны время и дистанция. Хотя это моя точка зрения; возможно, другие работают иначе.
У вас есть перформанс «Изоляция». Его название звучит как предвидение нынешней ситуации. Действительно ли существуют точки пересечения того художественного вымысла и сегодняшней реальности?
Большинство моих работ — про самоизоляцию: и «Без названия», и «Кокон». Общество становится все более дискретным. Мы как лошади в забеге: движемся гурьбой, но каждый отдельно. Хотя… отправной точкой для ранних перформансов было в том числе и мое личное состояние, боязнь людей. С тех пор многих внутренних демонов мне удалось усмирить.
Какое художественное событие последнего года произвело на вас сильное впечатление?
Из совсем свежих потрясений — музей современного искусства MAC VAL в Валь-де-Марн в пригороде Парижа. Там было много классных работ, и сама экспозиция — у меня чуть глаза не вывалились от красоты.
Вы не расскажете, каково это — сделать перформанс? Стоять четыре часа на столбе («Точка опоры») или висеть запеленутой в целлофан на дереве («Кокон»)? Что самое сложное: войти в это состояние, пребывать в нем, эмоционально «отморозиться» после?
Хороший вопрос. Проще всего — после: это время чаще всего проводишь в одиночестве и уже не несешь ответственности перед зрителем. Войти и пребывать — одинаково сложно. Потому что, в принципе, ты можешь в любой момент «вылететь» из состояния. Я заранее продумываю, что же может меня расфокусировать. Погружение художника в перформанс — самое интересное для зрителя. Когда я наблюдаю чужие перформансы, то именно на это обращаю внимание.
Что сложнее — самой делать перформансы или продюсировать и режиссировать их, задействуя чужие тела?
Сложнее самой. Единственный перформанс, который я ставила с привлечением других людей, — это «2344. Penetration» (участники в вязаных платьях, расплетая одежды, нитями связывают экспонаты выставок. — TANR). Правда, ставила я его многократно. Одним из моих принципов и в работе, и в жизни является ненасилие: участник должен выйти из перформанса с теми затратами, на которые он был изначально готов, поэтому я могу давать только общие установки, но не диктовать, не ожидать, что актеры будут испытывать те же чувства, что и я, автор.
Ставя перформанс, надо решать и организаторские проблемы, но это даже увлекательно. И мне постоянно везет с людьми. Я ужасно благодарна Кате Бочавар, которая подвигла меня увеличить состав участников, Оле Фоминой — швее, которая связала уже, наверное, более 20 одинаковых (ну почти) платьев. И главное — ребятам, благодаря которым у меня появилась возможность увидеть свои «концепты» со стороны. Ведь фактически они надевают на себя мою личину… И я через каждого получаю новое состояние.
Требуют ли перформансы физической подготовки и телесного совершенства участников?
Все зависит от конкретных задач. Тело — инструмент пластичный. Может, для чего-то нужно и отъесться как следует или стать мускулистым «качком». Важнее внутренний стержень, вы должны рассчитать собственные силы. Если вы собираетесь четыре часа стоять на высоком столбе — это одно. Если вы планируете с этого столба сигануть — это уже другой смысл и сценарий, и к нему надо иначе готовиться.
Моя вредность играет со мной злые шутки. Когда зимой я должна была стоять на столбе, то понимала, что будет холодно и надо подкопить жирок — но от этой мысли почти перестала есть. А перед перформансом в немецком городе Пернбахе, где я почти обнаженная лежала под стеклом, наоборот, надо было похудеть, но как раз в это время аппетит был зверский. К счастью, кроме меня, его последствий во время перформанса никто не заметил.
Для следующей работы как раз нужна хорошая физическая подготовка. Кажется, я близка к тому, чтобы впервые в жизни заняться фитнесом.
Перформанс — женское или мужское ремесло?
Уверена, что здесь 50 на 50. Наверное, есть стереотип, что женщины физически слабее мужчин, и поэтому, когда девушки делают энергозатратные перформансы, это сильнее впечатляет. В то же время женщины и в обычной жизни играют роль невидимой силы, в том смысле, что фронт повседневных дел у них больше. Мне нравится, что перформансы делают и мужчины и женщины. Благодаря этому мы воспринимаем жанр с разных точек зрения.