Памятники наказали за расизм

Одной из самых впечатляющих картин расправы над памятниками стало свержение в британском Бристоле статуи Эдварда Колстона. Классический монумент был сдернут с постамента с помощью петли, затянутой вокруг шеи бронзовой фигуры, и под радостные крики протестующих утоплен в соседнем заливе. Гнев демонстрантов распространился не только на работорговцев, какими были Колстон и Роберт Миллиган, статую которого в районе лондонских доков убрали после настойчивых петиций, не только на памятники генералам-конфедератам, воевавшим во время Гражданской войны в США на стороне рабовладельческого Юга. (Кстати, голливудский шедевр «Унесенные ветром», воспевший для всего мира эту бурную эпоху, теперь тоже будет цензурирован.) Досталось и Христофору Колумбу — его памятники громят за то, что он стал символом уничтожения коренного населения Америки. Рука протеста дотянулась и до короля Бельгии Леопольда II, чью конную статую на одной из главных площадей Антверпена пришлось демонтировать после того, как ее подожгли. Король слишком напоминает о временах колониализма, когда Бельгия жестоко притесняла и грабила несчастное Конго. Дошло до того, что претензии предъявляют самому Уинстону Черчиллю за неполиткорректные высказывания и действия — его статую в Лондоне во время демонстрации предусмотрительно закрыли щитами. В Париже осквернили памятник Шарлю де Голлю, облив желтой краской и подписав: «Сторонник рабства».

Массовые протесты под лозунгом «Жизни черных имеют значение», начавшись в Америке в конце мая после гибели чернокожего Джорджа Флойда под ботинком полицейского, который не давал ему дышать, превратились в мощное интернацио­нальное движение против расизма и любой дискриминации, когда в каждой стране находятся свои скелеты, свои униженные и оскорбленные, свой повод стыдиться национальной истории. И свержение памятников особо ненавистным фигурам выглядит символичным и наглядным жестом этого движения.

Вспомним, что знаковой картиной демократической революции в СССР стал в 1991 году снесенный восставшим народом «Железный Феликс» — памятник Дзержинскому на Лубянке. Любопытно, что журналист Guardian Стюарт Джеффрис в недавней статье, посвященной проблеме сноса памятников, ставит в пример британским властям московский парк «Музеон», который англичанин назвал «парком павших героев», и предлагает создать нечто подобное в Британии. В нашем парке скульптур действительно упокоились многие демонтированные после распада СССР монументы, в том числе Дзержинский, долгое время лежавший там на боку. В таком лежачем положении предлагают показывать в бристольском музее и Колстона.

Поучительные параллели и аналогии с нынешней монументомахией в российской истории этим примером не ограничиваются. Россия пережила несколько подобных войн с памятниками. Самой сокрушительной была большевистская, когда 100 лет назад было практически стерто с лица земли все, что напоминало об угнетателях и царском режиме. Одним из первых был тогда разобран памятник царю Александру III у храма Христа Спасителя, а позже взорван и сам храм. Взамен Ленин, вдохновившись «Городом Солнца» Кампанеллы, предложил разработать систему наглядной агитации, вошедшую в историю как «ленинский план монументальной пропаганды», по которому в городах Советской России должны были появиться памятники прогрессивным героям, а к его осуществлению были привлечены лучшие художественные силы. План был выполнен и даже перевыполнен, однако вместо предполагавшегося пантеона (в первоначальном списке было 70 имен революционеров и деятелей культуры) мы получили тысячи созданных по шаблону унылых памятников самому вождю мирового пролетариата.

Не забудем и избирательную чистку, случившуюся после ХХ съезда партии и разоблачения культа личности. Тогда циклопические статуи Сталина (некоторые достигали 50 м в высоту) были демонтированы не только в СССР, где они стояли в каждом городе, но и во многих столицах стран социалистического блока — как будто их никогда и не было. Кто сейчас вспомнит, что один из памятников погубившему миллионы своих граждан тирану в Москве стоял в самом центре, на площади Свердлова, ныне Театральной? Как показывает советский опыт, разрушение «неправильных» с точки зрения текущей идеологии монументов действительно эффективно: таким образом как будто исправляются и сама история, и общественная мораль.

Обычно свержение памятников сопровождает смену политического режима (или его существенное изменение), а сегодня мы имеем дело с инициативой снизу. Так, Guardian цитирует британского художника Джейка Чепмена: «Вид падающего деспота перекликается с символическим падением режима, но я подозреваю, что то, что происходит сейчас, — это в лучшем случае политическая корректировка. Поскольку никакого революционного краха системы не предлагается, пессимист во мне задается вопросом: когда пыль осядет, может ли уничтожение мерзких чучел совпасть с необходимой ревизией? Не станет ли слишком малой ценой, которую нам нужно заплатить, стирание из памяти тех непристойных объектов, что прилипли к зобу нашей истории?» Ему вторит его коллега Трейси Эмин: «Хорошо, что их снимают, но они должны отправиться в музей, а не быть уничтоженными. История должна быть объяснена для будущих поколений. Интересно посмотреть, что будет на их месте. Приятно осознавать, что это не будет кучей тухлых стариков».

Между тем мэр Лондона Садик Хан объявил о похожем на ленинский плане, учредив комиссию по «плюрализму» в городской скульптуре, чтобы учесть интересы различных этнических и прочих меньшинств и запечатлеть их унижения и страдания в новых монументах. Пару идей таких мемориалов уже подкинул знаменитый британский художник индийского происхождения Аниш Капур. «Склонность XIX века увековечивать память людей, которые выиграли войны, или колонизаторов сохраняется до сих пор, — говорит он. — Но что забыто нашим обществом? Как насчет памятника 12 млн, погибшим в результате работорговли? Или памятника голоду в Бенгалии в 1943 году, вызванному пренебрежением Уинстона Черчилля к колониям?»

Впрочем, в Лондоне уже более 20 лет существует экспериментальная площадка для временных монументов, так называемый четвертый постамент на Трафальгарской площади, куда устанавливают произведения современных художников. Три других заняты статуями короля Георга IV и еще парой «тухлых стариков», а один пустует. Именно там в 2005 году появилась скульптура беременной художницы Элисон Лаппер, родившейся без рук, работы Марка Куинна. Это стало важнейшим шагом к общественному признанию проблемы инвалидов, буквально сделав ее видимой. 

Возвращаясь к отечественной истории, нужно вспомнить, что в начале 1990-х был объявлен конкурс под девизом «Что нам делать с монументальной пропагандой?», в котором поучаствовали 150 художников. Они предложили свои варианты приспособления морально устаревших монументов тоталитарной эпохи: одни предлагалось превратить в рекламные носители, другим — добавить шуточные аксессуары, чтобы нивелировать их токсичную идеологическую ауру. Самым знаменитым проектом стала «Бегущая строка на Мавзолее» Виталия Комара и Александра Меламида, перекодировавшая знаковый советский мемориал. Надо ли говорить, что ни один из этих проектов не был осуществлен?

И в России, и, как теперь видно, во всем мире к памятникам продолжают относиться с огромной серьезностью. Они и в самом деле имеют какую-то магическую силу и служат символами того, что хочет запомнить и увековечить общество или режим. Либо, в случае решения о демонтаже, того, от чего мы хотим отказаться и что хотим навсегда забыть. Что нам сегодня делать с монументальной пропагандой? На это нет одного ответа. Объявить мораторий на памятники людям и сооружать только аллегории и абстракции вроде завернутого Христо Рейхстага? (Вспоминается история с Эрнстом Неизвестным, который предлагал поставить в подмосковном Зеленограде статую Прометея, но вместо нее поставили Ленина. Когда его снесли, скульптор заметил: «Надо было брать Прометея, он бы уцелел при любом режиме».) Но что делать с желанием отдать дань действительно выдающимся людям? Или обыкновенным, ставшим жертвами сталинских репрессий? В рамках общественного проекта «Последний адрес» мемориальные таблички размером с ладонь с именами погибших прикрепляются к домам, где они жили. Сотни и тысячи маленьких табличек — сегодня такая идея рассеянного в пространстве памятника кажется самым человечным ответом на государственную монументальную пропаганду, по-прежнему делающую ставку на фараоновские размеры. Как и неподцензурные граффити, оружие сегодняшнего пролетариата. Не зря городские власти ведут безжалостную войну с этими эфемерными публичными памятниками, стихийным гласом народа.

Кстати, мировая знаменитость, граффитист Бэнкси уже успел сочинить эскиз памятника на злобу дня. И выложил набросок в Instagram: фигура работорговца Колстона возвращается на постамент, к ней добавляются бронзовые протестанты, которые накидывают ему петлю на шею и уже вот-вот сбросят. То есть памятник свергающим памятники. Как говорится, запомните этот момент.