Биеннале антикваров должна быть чем-то большим, чем ярмарка, — надо помнить о своем месте в культуре, как и было заповедано Андре Мальро.
Нельзя просто так взять и сделать Биеннале антикваров — наверное, самую престижную в Европе ярмарку антиквариата и уж точно одну из трех важнейших, наряду с брюссельской BRAFA и маастрихтской TEFAF. «Просто так» нельзя сделать по причине как раз престижа и респектабельности: реноме — дело наживное и растрачивается в момент, если относиться легкомысленно к подобным вопросам.
Это ясно с порога, вот буквально со взгляда под ноги, где открывается напольное покрытие, чей узор повторяет рисунок «кружевного» (broderie) партера версальской Оранжереи — купол Гран-пале, соответственно, служит как бы небесной проекцией оранжерейного фонтана; реальный фонтанчик, впрочем, также присутствует, а нежнозеленые стены выставочных стендов разделаны под трельяж, — и все это потому, что только что отмечали 400-летие главного садовника Версаля, изобретателя «регулярного парка» Андре Ленотра. Отмечали в прошлом году, но это не важно. Важно, что Биеннале антикваров должна быть чем-то большим, чем просто ярмарка, — надо помнить о своем месте в культуре, как и было заповедано Андре Мальро в момент превращения Foire des antiquaires в Biennale des antiquaires (это когда бывший левый писатель Мальро стал министром культуры при де Голле, а ярмарка только-только переехала в Гран-пале).
Дизайн — вообще бзик и первое достоинство Биеннале антикваров, куда приглашаются выдающиеся дизайнеры: например, Карл Лагерфельд, который дизайнировал прошлую выставку (тут вообще-то не употребляют термин «дизайн», а называют это почтительно «сценографией»). Лагерфельд подвесил под куполом Гран-пале монгольфьер и все пространство ярмарки придумал так, будто вы находитесь не среди стендов в интерьере выставочного зала, а снаружи, в городе, и в Париже не XXI века, а XIX. Нынешний дизайнер, Жак Гранж, вдохновлявшийся Ленотром и Версалем, использовал, кроме а-ля трельяжных фасадов и фонтанчика, еще и общую планировку «гусиная лапа» (patte d’оie), обычную для французского регулярного парка, когда аллеи раскрываются веером с той точки, где находится наблюдатель. Направо — променад, налево тоже, и прямо — и где-то там вдалеке рисуется стенд Cartier, который, по слухам, обошелся арендаторам в миллион. Но с учетом заработков ювелиров на Биеннале антикваров, которая на самом деле называется «Биеннале антикваров и высокого ювелирного искусства» (haute joaillerie), — с учетом заработков ювелиров эти деньги стоят того.
В отличие от собственно антикваров, кто ничтоже сумняшеся выставляет по нескольку раз подряд на своих стендах из года в год одно и то же — справедливо полагая, что вещам от этого хуже не становится, с годами они не дешевеют, — ювелирные дома готовят к каждой биеннале новые коллекции. Толчея на ювелирных стендах накануне вернисажа, пока остальной Гран-пале приятно пустует, а ювелиров осаждает пресса, — такой ажиотаж об успехах ювелиров способен сказать, наверное, убедительнее всего. Тем не менее антиквары их недолюбливают, кажется, хотя и признают значение. Сама планировка, где ювелиры задвинуты на зады ярмарочной экспозиции, ясно говорит об этом. Однако же как задвинуты? В каком направлении ты бы ни шел, все равно уткнешься в Cartier, Chanel или Bulgari, в чьих стендах-пещерах не счесть алмазов и пр., — быть настолько задвинутым любой бы захотел. Однако о ювелирах вы подробнее читайте в нашем приложении «Роскошь». Мебель — это вообще specialite de la maison ярмарки в Гран-пале. Кто интересуется исключительно живописью, старыми мастерами, тому, скорее, в Маастрихт на TEFAF. Или на молодую парижскую ярмарку Paris Tableu, четвертое издание которой состоится в середине ноября в Пале-Броньяр, Биржевом дворце. А Биеннале антикваров шикует мебелью. Очевидцы до сих пор вспоминают реконструкцию Овального кабинета, предпринятую на позапрошлой биеннале галереей Kraemer, когда на продажу были выставлены вещи, аналогичные тем, что находятся в резиденции главы Североамериканских Штатов. И на прошлой биеннале тоже вышло эффектно, когда Kraemer представляла мебель столяра-краснодеревщика последних французских королей Жан-Анри Ризенера. Секретер работы учителя Ризенера Жан-Франсуа Эбена в этом году на стенде Кraemer считается самым-самым в экспозиции, что именуется галереей Близнецы, поскольку аналоги каждого предмета являются музейными экспонатами; в частности, такой же секретер Эбена находится в Лувре.
Галерея Chadelaud в числе шедевров на своем стенде отмечает шкаф-кабинет Эдуарда Льевра, мебельщика эпохи эклектики, она же эпоха историзма, когда считалось нормальным склеивать фрагменты XVIII и XIX веков, добавлять к ним аутентичные кусочки японского лака, допустим, и выглядело это в итоге не менее чудовищно, чем фасад Гран- или Пти-пале. Тем не менее сейчас это антиквариат, это называется искусством — и, положа руку на сердце, искусства, то есть творчества, в этом куда больше, чем в очередном «чик-чик» концепте Лучо Фонтаны, чьи порезы наличествуют едва ли не на каждом втором стенде. A propos, в галерее Steinitz, которая тоже торгует мебелью и продолжает хвастать выставленным на стенде великолепным рокайльным комодом голубого цвета, сейчас как раз проходит выставка Эдуарда Льевра. От Гран-пале это минут десять ленивого ходу.
Живопись на Биеннале антикваров хоть и считается принципиально дополнением к главному профиту ярмарки, мебели (по-русски это так и называется — «для мебели»), — однако ж именно живопись, а точнее, живопись наисовременнейшая, вовсе даже не антиквариат, оказывается поводом к препирательству внутри Национального синдиката антикваров, организатора Биеннале антикваров, в тот момент, когда синдики, отвлекшись от прошлого, начинают прикидывать, что им делать в будущем. Живопись, причем великолепная, безусловно, имеется. Тут стоит упомянуть шикарнейшего ван Донгена у Tamenaga (€1,85 млн) и у Gradiva & Hopkins (€2,8 млн), но, как кажется, именно «для мебели» допустили на стенды итальянских кинетистов 1960–1970-х плюс Лучо Фонтану — да так, что фирменные порезанные холсты Фонтаны, разного формата, вызывают в итоге что-то вроде оскомины. (Если ктото видел до сих пор в «пространственных концептах» Лучо Фонтаны какую-то экспрессивно-выразительную честность, пусть представит эти разрезы уменьшенными раз в пять — и выставленными в промышленном количестве.) Кинетизм хорошо смотрится в интерьере. Потом, Фонтана настолько похож сам на себя, что с ним парадоксальным образом не возникнут проблемы типа «где-то я это уже видел, не на этом ли стенде два года назад?» — конечно, это Фонтана, но вопрос, тот ли это Фонтана, что и два года назад, или не тот, просто не возникнет.
В конце концов, это просто мода — и, например, уважаемая галерея De Jonckheere, специализирующаяся на живописи Северного Возрождения, выставляет Фонтану, а также Магритта и Николя де Сталя вместе с Питером Брейгелем Младшим и Питером Кук ван Альстом, потому что это работает. «Впервые мы проделали этот опыт на прошлой биеннале, два года назад, — объяснили галеристы, — потому что это хорошо работает. Такая связка: современные художники привлекают на стенд молодых покупателей, которых мы можем потом познакомить и со старым искусством». Примерно по такой же схеме действуют и организаторы биеннале, поэтому центральные, сразу от входа, стенды отданы нью-йоркским галереям Dominique Levy и Marlborough. Доминик Леви показывает тех же итальянских кинетистов, французского классика послевоенной абстракции Пьера Сулажа и Гюнтера Юккера. Marlborough, которой долго не было в списке участников — и которая, похоже, согласилась в последний момент, — продолжает историю, начатую на прошлой биеннале, когда она предъявила фактически персональную выставку Маноло Вальдеса, — сейчас на ее стенде тоже практически персоналка, тоже испанца, валенсийского живописца Хуана Геновеса.
Галерей из России на Биеннале антикваров нет, не было и не предвидится, сколько бы ни заявляли официальные лица Национального синдиката антикваров о важности русских денег. Русские деньги важны, это да (иначе откуда бы практически на любом ювелирном стенде взяться русскоязычным сотрудникам?), а вот русские сами по себе важны не очень. Притом что соотечественники представлены были на ярмарке обильно: Сержа Полякова предлагали и Galerie de la Presidence, и Le Minotaure, и Jaques de la Bernandiere (за весомые €950 тыс.), и Applica-Prazan; Николя де Сталь, помимо De Jonckheere, был обнаружен еще и на стенде галереи Boulakia; Серж Шаршун — у Le Minotaure же и где-то еще; Андре Ланского можно было купить у Applicat-Prazan и у Le Minotaure (за €300 тыс.).
Вот, собственно, и все. Нью-йоркской галереи A La Vieille Russie, торгующей иконами, Фаберже и Айвазовским, в этом году на биеннале не было.