Расскажите о ваших новых проектах. Что вы показываете сейчас в Саудовской Аравии, в Эр-Рияде? Это та инсталляция «Купол», которую вы показывали на своей выставке «Странный город» в парижском Гран-пале в 2014 году?
Изначально это был дизайн для постановки в 2003 году оперы «Святой Франциск Ассизский» Оливье Мессиана. И работали мы с таким легендарным человеком, как антрепренер Жерар Мортье. Вообще, мы отказывались делать оперу после нашего первого, неудачного опыта со Шнитке.
Да? А у вас был такой неудачный опыт?
Очень давно, в 1992 году, в Амстердаме была постановка оперы по рассказу Виктора Ерофеева «Жизнь с идиотом». Музыка Альфреда Шнитке, дирижер — Мстислав Ростропович, костюмы и дизайн Ильи Кабакова. А вот режиссером взяли руководителя Большого театра Бориса Покровского, и это создало невероятные проблемы. Советский директор не считал за людей ни художника, ни солистов, ни хористов. Он кричал, матерился (и это все переводили). Что было для него естественным поведением, было катастрофой для западных музыкантов. Ростропович, будучи не только великим музыкантом, но и великим дипломатом, старался все смягчить. Шнитке был после двух инфарктов, в очень плохом состоянии. Его жене не понравились костюмы, Покровский не хотел использовать дизайн декораций. Илья впервые сделал проекцию рисунков на задник сцены, и Покровский считал, что это слишком сильно и мешает певцам. Я отправилась к директору театра и сказала, что мы снимаем имя Кабакова.
И как же вы разрешили конфликт?
Утром, когда мы пришли в театр, подошел к нам Ростропович и предложил: «Пойдем, Илья, выпьем чаю и поговорим как мужчина с мужчиной». «А мы пойдем выпьем кофе», — сказала мне Галина Вишневская. Минут через 30 возвращаются Илья и Слава. Я спрашиваю: «Как я понимаю, он тебя уговорил остаться. Каким образом?» Илья мне отвечает: «Он сказал: „Ты гений, я гений, Шнитке — гений. Но, если ты сейчас уйдешь, он получит третий инфаркт. Умрет — и ты будешь Сальери“». Пришлось остаться. На торжественном обеде в присутствии королевы Нидерландов встала Галина Вишневская и произнесла тост, который меня поразил: «Вы тут плачете, жалуетесь, что Покровский на вас кричит. Скажите спасибо, что не бьет! Нас в Большом театре он еще и бил».
Хорошая история.
После этого мы категорически отказывались работать с оперой. Нам предлагали и в Зальцбурге, и в Германии. Жерар Мортье сразу сказал, что для него главное — художник, а потом уже режиссер и дирижер. Мы согласились. Так оно и было. Правда, Мортье работал только с очень хорошими художниками, музыкантами и актерами.
Ну, это вообще интересная конструкция. «Купол» — да, вы так ее называете?
Она основана на скрябинской идее цветомузыки. При каждой постановке — в Бохуме в Германии, в Мадриде, в Париже и теперь в Эр-Рияде — мы работаем с компьютерным специалистом, координируя гамму цветов в соответствии с музыкой. «Купол» имеет 14 м в диаметре, поэтому в Испании его пришлось поставить на стадионе. Руководитель фонда V–A–C Тереза Мавика очень хотела забрать его в Москву, в новое помещение фонда на ГЭС-2. К сожалению, он не поместился. Наверное, подошел бы по размеру в «Зарядье», но...
Это, похоже, универсальная вещь, и сейчас она в Эр-Рияде, на фестивале света.
Куратор этого светофестиваля, пригласив нас, сказал, что хочет «Купол». Во всех странах всегда все просят именно его. Эту работу трудно устанавливать, очень трудно собрать. В Эр-Рияде ее первый раз поставили снаружи — обычно она была в закрытых помещениях.
Там какая-то специальная музыка?
Я выбрала Альбинони и Генделя. Видимо, удачно, потому что нам сказали, что там множество зрителей. В фестивале участвует примерно 60 художников, очень хорошие световые работы. Наша работа уникальна, потому что она реагирует на музыку. В Гран-пале не было такого ощущения все-таки, потому что она днем работала. А в Эр-Рияде она включается в шесть вечера, когда полностью темно. Огромная пустая площадь, и стоит этот колоссальный «Купол», в котором медленно разбегаются лучи света, меняются сочетания цветов. Впечатление невероятное!
Эр-Рияд — это что-то экзотическое для вас?
Нет, мы же много работаем и в Эмиратах, и в Египте. В Шардже мы несколько раз были. Первым произведением современного искусства, которое купил шейх Шарджи, была кабаковская работа с мусором. Что меня растрогало — то, что он купил Лихтенштейна, купил Уорхола и купил Кабакова. Музей его тогда еще был пустой абсолютно.
Скажите, а вот в Японии — я правильно поняла, что там открывается ваш музей?
Да. Они купили у нас «Монумент толерантности». Это огромная скульптура, сделанная из металла, тоже со светом. Это в горах. Вы никогда не были в Этиго-Цумари? Летом будет открытие.
Когда они задумали художественный фестиваль, это было заброшенное место в горах, в префектуре Ниигата. Там источники есть минеральные, живут крестьяне, которые сажают рис. Детей практически нет, молодежь уезжает. Зимой слой снега достигает 4 м в высоту, вход в дома со второго этажа, первый этаж полностью закрыт всю зиму. (Говорят, в этом году столько снега, как никогда еще не было.) И вот владелец одной галереи в Токио решил организовать там фестиваль и поднять весь район при помощи художников.
Когда мы туда приехали в первый раз (по-моему, это был 2001 год), мы поставили «Рисовые поля». Причем они сделаны так: половина — там, где должны были построить дворец культуры, на одном берегу реки, а на другом берегу мы установили скульптуры, изображающие пять периодов производства риса — как сажают, поливают, собирают... И крестьяне настолько полюбили эту скульптуру, что ее изображение начали помещать на мешочки с рисом, которые они продают. Они написали нам письмо с благодарностью, рассказав, что никогда раньше никто их труд так красиво не изображал. У них нет денег на зимнюю одежду, поэтому они делают из соломы конусы с прорезями для глаз и рта и зимой в них ходят. И такие же они сделали для каждой скульптуры — на зиму надевают на них эти конусы.
Здорово!
Там так красиво! Природа невероятная! Горы и рисовые поля. Все эти годы, с 2001-го, там устраивали фестиваль, в котором участвовали как очень знаменитые художники, так и совсем молодые. В результате теперь это фактически музей на открытом воздухе: скульптуры, световые работы, инсталляции в старых брошенных домах. В какой-то момент, четыре года назад, пришли эти крестьяне в мэрию и спросили: «А Кабаковы будут опять?» — «Нет». — «А мы хотим, чтобы были Кабаковы». В итоге организаторы фестиваля приехали к нам и заказали еще одну работу. Мы решили поставить там «Арку жизни» — дугу, на которой стоят фигуры, изображающие периоды жизни человека. Ее установили. Сейчас они опять сказали: «Мы еще раз хотим Кабаковых». И вот мы предложили «Монумент толерантности». Это фигура женщины, которая держит четыре другие женские фигуры, и это как бы четыре страны света, четыре религии — там много значений. Японцы делают нам музей. Мы подарили им работы, в основном небольшие инсталляции и объекты. Там уже есть несколько местных музеев, и в каждом из этих музеев они выделили (в одном — больше, в другом — меньше) специальные помещения, которые будут считаться музеем Кабаковых.
Интересная концепция.
Это будет постоянная экспозиция. Получилась коллекция из наших работ. Также будет библиотека художника. Они уже открыли одну инсталляцию в местном этнографическом музее. Это старинный дом, соломенные полы, стены.
Инсталляция «16 веревок», но в темной комнате и с фонариками. Мне позвонил человек, который руководит всем этим, и рассказал, что люди ходят там с фонариками, читают и плачут. Кстати, в Японии у нас много работ — семь или восемь в разных городах.
Вы же получили очень почетную награду — премию японского императора — в 2008 году?
Мы решили сделать так, чтобы нам вручили ее в Москве. Императорская премия считается эквивалентом Нобелевской премии, потому что Нобелевская не имеет номинаций по литературе и по искусству. Ее учредили после войны в память о сыне императора. В 2008 году этой премии было 25 лет, и ее вручал император. Единственный случай, когда вручал сам император. Все, кто получил эту премию, считаются «национальным сокровищем Японии».
Мне даже страшно с вами разговаривать! А что за проект вы готовите для международной выставки современного искусства «Многообразие/Единство», которая в мае открывается в Германии, хотя планировалось, что сначала откроется в Москве? Там, как я понимаю, участвуют художники из России, Франции и Германии.
Год назад политическая ситуация была немножко другой, и эта выставка должна была пройти под покровительством трех глав государств. Она должна была стать культурным мостом. Мы единственные художники старшего поколения на этой выставке, почти все остальные — молодежь. От России. Интересно, что много художников из бывших советских республик. От других стран там в основном знаменитости. Например, от Франции — Кристиан Болтански, Аннетт Мессаже и так далее. Такие выставки всегда опасны тем, что очень легко провалиться, слишком много художников. Просили нас дать картины. Это самое легкое в подобных выставках, что кураторы и делают. «Сдайте каждый по картине или что-нибудь такое, что легко сделать». Нам пришлось довольно долго бороться. Слава богу, на нашей стороне директор Третьяковки Зельфира Трегулова! И в итоге мы делаем инсталляцию «Последний взмах, или Монумент последнему человеку». Второе название никто не захочет, поэтому просто «Последний взмах». Это лодка, которая тонет в волнах, и человек, пытающийся спастись последним взмахом весла. Она, вообще-то, задумана как большая скульптура из мрамора для площади. Перед ней стоит панель, на которой на десяти языках написано: «Последний взмах». Символ несгибаемой воли человека к жизни.
Выставка будет в Берлине в здании закрытого аэропорта Темпельхоф?
Да, в здании этого аэропорта. В Москве — в Третьяковке, а во Франции — в Пале-де-Токио. Маршрут теперь такой: Германия, Россия, Франция.
Надеюсь, все случится. Сейчас в целом такая ситуация, что все живут сегодняшним днем и никто особо далеко не загадывает.
У нас уже есть план на 2025 год. «Корабль толерантности» выбран центральным проектом культурной столицы Европы. Я пока не могу назвать город, но это уже подтверждено.
Как вы воспринимаете современную, революционную, историю, в частности движение Black Lives Matter в Америке? Как вы вообще этот год, эти потрясения пережили?
Раз вы спросили про толерантность — для нас это значит свобода знать, говорить и действовать, но следуя тем моральным предписаниям, которые выработало человечество за всю свою историю. И мы не всегда можем научить этому своих детей, несмотря на все великие технологические и научные достижения.
Жизнь, конечно, изменилась очень сильно, потому что было нелегко провести год только в интернете, общаясь через компьютеры, никого не видя. Моя младшая дочь работала над созданием вакцины в компании Pfizer (они сделали эту вакцину за полгода). Она патологически боялась заразить нас, поэтому они не приезжали. Конечно, мы живем в идеальных условиях, потому что у нас огромное пространство. Когда у людей маленькое пространство, это намного тяжелее. Я тут даже сумела организовать наших местных фермеров, которые привозили всей улице продукты. Кстати, мы с Ильей вчера разговаривали как раз по этому поводу. Интересно то, что все фантасты уже предсказывали такую ситуацию. Ведь просто так ничего не происходит.
Мы много работали все это время. И Илья даже сказал, что это замечательно: жена сидит дома, никто не приезжает и можно спокойно работать.