Ральф Ругофф: «Смешно, что я курирую биеннале, потому что мне как посетителю они даются очень тяжело»

За время руководства лондонским центром современного искусства Hayward Gallery Ральф Ругофф заслужил репутацию организатора выставок, где бывают представлены самые разнообразные художники, разрабатывающие и затрагивающие сложные темы. В его экспозицию для Венецианской биеннале “May you live in interesting times” (псевдокитайское изречение, аналогичное русскому «Не дай вам бог жить в эпоху перемен»), которая откроется для публики 11 мая, вошли произведения 79 художников и арт-групп со всего мира — преимущественно это 30–40-летние авторы, многие с успешной международной карьерой.

Желая выстроить логически последовательное высказывание, Ругофф принял крайне смелое решение: на двух основных площадках биеннале, в Арсенале и Центральном павильоне в Джардини, он сделал две отдельные выставки, где одни и те же авторы представляют разные работы. Говоря о выборе художников, куратор рассказал, что пригласил тех, чье творчество «многозначно, амбивалентно, работает с парадоксами и противоречиями, порождает множество ассоциаций и допускает разные зрительские толкования».

Он также объяснил, что хочет, чтобы выставка получилась веселой, даже несмотря на то, что ее основная тема — «глубокие разногласия в социуме и общественном мнении». По словам Ругоффа, одним из факторов, способствовавших возникновению этих разногласий, стал феномен «фейковых новостей, так называемых альтернативных фактов».

«Я считаю, что в условиях, когда власти открыто используют неправду и манипуляции, размывающие границы между выдумкой и реальностью, художникам нужно учиться по-другому анализировать окружающую действительность. Простой оппозиционной критики недостаточно», — говорит он.

Давайте начнем с названия. Что оно значит?

Я много думал о страшных политических событиях последних двух-трех лет и о том, как не сделать выставку, отражающую в мрачном свете времена, в которые мы живем. И мне пришла в голову эта фраза, знакомая с детства. Мне показалось, что она допускает разные толкования и может помочь очертить контуры выставки, отражающей эту эпоху, но в то же время оставляет возможность отыскать некую точку зрения, с которой можно было бы смотреть на наши времена скорее как на интересный, чем как на опасный, пугающий и жуткий период человеческой истории. Кроме того, важен тот факт, что сама эта фраза относится к категории фейковых новостей: за последнее столетие ее множество раз объявляли древним китайским изречением. Все, от довоенных британских политиков до Хиллари Клинтон, от Альбера Камю до Артура Чарльза Кларка, цитировали ее, говоря о ней как о древней китайской поговорке, хотя в действительности это вовсе не так. И то, что мы теперь живем в мире, где при помощи интернета за пару минут можно выяснить, что такого выражения никогда не существовало, тоже поднимает интересные вопросы о нашем времени.

Художники напрямую работают с понятием фейковых новостей и альтернативных фактов?

Одни работают с ним напрямую, другие сосредотачиваются главным образом на социальных сетях. Но я не говорю, что это выставка о фейковых новостях. На самом деле это выставка, восстающая против самой идеи того, что выставка может быть о чем-то или что произведение искусства может быть о том или об этом. Это, скорее, попытка сформировать четкое ощущение сложности произведений искусства, порождающих самые разные ассоциации, которые вы должны развивать самостоятельно, произведений, ведущих со зрителем диалог и в конечном итоге задающих вопросы. Для меня это и есть цель выставки: она задает людям интересные вопросы. Во многом это выставка, посвященная идее, что важнее всего не то, что происходит внутри галереи, а то, как посетители потом используются полученный там опыт.

Вы сделали в Арсенале и в Центральном павильоне две отдельные выставки. Почему?

По двум причинам. Прежде всего, я хотел проиллюстрировать идею социальных расколов, которые, кажется, усугубились в нашем мире, где существуют очень поляризованные общества. Очевидно, что подобный раскол возник в связи с выходом Великобритании из Евросоюза: в границах Соединенного Королевства сосуществуют как бы две разные страны, живущие в параллельных информационных реальностях. Но в то же время это был способ привлечь внимание к многообразию художественных практик, к тому, что творчество интересных художников разнообразно и охватывает очень разные категории. Создать ощущение, что на таких выставках вы видите лишь часть более широкой картины. И по-настоящему пролить свет на этот аспект искусства, на то, что оно не отвергает противоречия в период, когда наш информационный ландшафт будто бы становится еще ограниченнее.

На художников часто навешивают ярлыки, но вы говорите: «Художники могут двигаться в любом направлении, и здесь каждому из них открыты сразу два пути».

Именно так. И каждый из этих путей допускает множество вариантов. И если внимательно присмотреться, все они ускользают от ярлыков, которые мы можем пытаться навешивать на них. На выставке есть бесчисленное множество примеров того, как это работает. Такое искусство всегда восхищало меня, и если у меня и есть какой-то критерий оценки качества произведения, так это то, насколько сильный отклик оно вызывает, заставляя вас пуститься в путешествие от одного смысла к другому, к третьему и далее до бесконечности. Это потрясающее ощущение.

Вы включили в выставку только работы ныне живущих художников, в то время как на прошлой Венецианской биеннале было много произведений авторов, уже покинувших этот мир.

На Documenta тоже было много работ умерших художников. У кураторов стало модно отыскивать тех, кого забыли, или тех, кто при жизни так и не получил заслуженного внимания, и это, на мой взгляд, отличный музейный проект. Введение в канон людей, заслуживающих этого. Но мне очень нравится одноразовый характер (я знаю, что мне достанется за эту формулировку) биеннале: она проходит раз в два года, длится недолго, и поэтому может обращаться к текущему моменту, а не к вопросу о том, кто заслуживает места в учебнике истории. Разумеется, работа с умершими авторами дает куратору гораздо больше контроля, но лично мне куда интереснее было вести диалог с живыми художниками. Все были невероятно рады возможности показать два разных типа работ. Несмотря на опасения, никто не жаловался на эту схему, все поддержали ее с большим энтузиазмом.

Вы говорили, что, когда идешь от одного конца Арсенале до другого, этот длинный путь напоминает «марш смерти» и что поэтому вы используете прозрачные перегородки. Венеция может быть изнурительной, и вы, судя по всему, очень хорошо это сознаете.

О да! Вообще смешно, что я курирую биеннале, потому что мне как посетителю они обычно даются очень тяжело. Я всегда был довольно восприимчив к тому, как архитектура влияет на искусство, и считаю, что произведения очень чувствительны к тому, как они размещены и что их окружает. Двенадцать лет работы в Hayward научили меня еще больше ценить это влияние архитектуры. Два пространства главной выставки Венецианской биеннале предельно разные: неоклассический Центральный павильон конца XIX века в Джардини и восходящий к XIV веку Арсенале, где строились и оснащались корабли. Уже сама их непохожесть сообщает биеннале своего рода раздвоение личности, так что мне показалось, что лучше сознательно работать с этим аспектом, чем игнорировать его. Арсенале — это длинный и узкий 300-метровый прямоугольник, похожий на пищеварительный тракт; вы входите с одного конца, вас выплевывает с другого. Это происходит из-за того, что внутри есть два ряда колонн, идущих по длине здания. Как правило, вдоль этих колонн строят стены, но мне кажется, что это создает ощущение, слишком похожее на художественную ярмарку, где вы можете окинуть взглядом коридор, по обеим сторонам которого искусство, и вы одновременно видите слишком много. Так что мы сделали множество секций, разделив длинный прямоугольник поперек. Это будет больше похоже на лабиринт; надеюсь, мое деление не окажется настолько же изнурительным. Хотя вполне может. Но я думаю, что в нем у зрителей по крайней мере будет возможность сосредоточиться на одном произведении искусства, не отвлекаясь на другие 15 рядом с ним.

Выбор Ральфа Ругоффа: пять художников основного проекта, родившихся в 1980-е

Фрида Орупабо

Фрида — живущая в Норвегии художница, работы которой я впервые увидел на выставке Артура Джафы. Социолог по образованию, она начала выкладывать свои произведения в Instagram, где ее заметил Артур и предложил создавать работы, чтобы выставлять их в галерее. Она делает коллажи, основанные на старинных фотографиях черных женщин. Это очень сильные, обезоруживающие работы. К некоторым из них приходится возвращаться и разглядывать внимательнее, потому что она то выворачивает головы в обратную сторону, то помещает конечности под причудливым углом, а кроме того, они провокационно двусмысленны. Фрида также покажет девятиканальную инсталляцию, основанную на ее Instagram-творчестве, и она, вероятно, станет первым Instagram-произведением на Венецианской биеннале.

Джилл Маллиди

Джилл образцово вписалась в двойной формат с альтернативными выставками на разных площадках. Она создала две живописные серии, отталкивающиеся от цикла произведений Эдварда Мунка «Фриз жизни». Одна из серий зловещая и лиричная, в ней есть эротические изображения пар и отдельных фигур, погруженных в наркотическое опьянение. Другая состоит из сцен, изображающих насилие: конфликты, пытки и катастрофы в городских пространствах. Но в обеих сериях ее подход к живописи создает ощущение, что изображение — это скорее не картинка, а интерфейс, способ посмотреть на то, как тела и эмоции, а также наша способность удерживать внимание на одном предмете функционируют во все более виртуализирующемся пространстве, в котором мы живем.

Мартин Гутьеррес

Мартин — молодая нью-йоркская художница, исследующая многогранность своей идентичности. Она создала выдающееся произведение «Женщина из коренного народа», немного напоминающее журнал Interview и пародирующее журналы о моде и стиле. Это грандиозный труд, в котором Мартин изображена на модных разворотах и в псевдорекламах. Ряд работ пародирует фетишизацию этнической принадлежности, а серия «Тело в плену/Пленительное тело» состоит из крупноформатных черно-белых фотографий, изображающих сцены, напоминающие сериал «Сумеречная зона», где Мартин предстает в окружении богатых (и иногда влюбленных) манекенов.

Лоуренс Абу Хамдан

Лоуренс называет себя «ухослышцем» по аналогии с «очевидцем». Он начал карьеру как экспериментальный художник, а затем перешел к созданию произведений о звуке и об использовании аудиозаписей и инструментов для слежки в криминалистике. Лейтмотив биеннале — разнообразные стены и барьеры, и работа Лоуренса «За стеной/Не за стеной» (2018) — одно из ключевых произведений. На видео, снятом в бывших помещениях Государственной радиокомпании ГДР в Берлине, художник рассказывает о судебных делах, в которых важную роль сыграли аудиоулики — звуки, подслушанные свидетелями или записанные при помощи технических средств наблюдения. Он рассуждает о том, как с развитием технологий аудиозаписи мы оказались в положении, когда стены больше не защищают нашу частную жизнь. «Сегодня мы полностью окружены стеной, и в то же время стены полностью отсутствуют».

Сохам Гупта

Сохам представит две группы фотографий из серии, сделанной на окраинах Колкаты. В основном это изображения людей, живущих на улице или находящихся на улице ночью. Эти снимки завораживают и свободны от всех клише, связанных с изображением бедных и бездомных. Они такие мощные благодаря тому, что Сохам работал со своими моделями как с соавторами: спрашивал их, как они хотят позировать, хотят ли использовать реквизит и если да, то какой. Таким образом он собирался стереть грань между документальными и постановочными портретами… Каждый человек предстает не пассивным объектом под дружелюбным взглядом фотожурналиста, а активным действующим лицом… Запав вам в сознание, они остаются там надолго.

Венецианская биеннале современного искусства
Не дай вам бог жить в эпоху перемен
11 мая — 24 ноября